Джонатан Коу - Клуб Ракалий

Бенжамен покачал головой:

— Нет. Только по телику.

Послышались стрекот и щелканье приближавшегося велосипеда и голос — принадлежавший, вероятно, его седоку и распевавший во всю мочь. Пасторальное настроение этого дня могло бы внушить мальчикам мысль о каком-нибудь гуляке-скотнике, который катит себе то ли на дойку, то ли с нее, оглашая окрестности прекрасной старинной народной песней. Но нет, слова, теперь уже отчетливо доносимые до них мучительно немузыкальным отроческим сопрано, имели происхождение совсем иное.

Продолжения певец, по-видимому, не знал, поскольку, помолчав с секунду, заорал снова, еще громче и немузыкальнее:

А затем он объявился во плоти и затормозил рядом с ними. И это был Пол.

— Так-так! — воскликнул он, радостно разулыбавшись при виде двух застуканных in flagrante[37] бездельников. — И кого же мы тут имеем? Хилари и Тенцинга,[38] бросивших вызов Эвересту и сдавшихся еще в первом базовом лагере? Капитанов Скотта и Оутса,[39] выступивших на Южный полюс и решивших, что хватит с них и Уотфорда?

— Мотай отсюда, Пол, — посоветовал Бенжамен, удрученный мыслью, что даже здесь ему не укрыться от брата. — И вообще, ты почему не дома?

— Мне что же, теперь и на велосипеде прокатиться нельзя? Я все-таки тешил себя надеждой, что живу в свободной стране, несмотря даже на последние усилия наших социалистических лидеров.

— Ты не пошел сегодня в школу, — напомнил ему Бенжамен, — потому что уверил маму, будто вдрызг простужен и собираешься весь день проваляться с грелкой в постели.

— Маленькая ложь во спасение, — доверительно сообщил Пол и, ухмыльнувшись, заговорщицки приложил палец к губам. — Я, разумеется, понимаю, что ты, человек, никогда не соступавший со стези долга и добродетели, ни за что не стал бы…

— Пошли, Фил. — Бенжамен, потеряв терпение, вскочил на ноги. — Уверен, тебе выслушивать эту чушь так же не интересно, как мне. — И пошел спортивным шагом, стараясь оторваться от брата, который, неторопливо крутя педали, катил в паре ярдов за ним. — О чем мы с тобой говорили? — спросил он через плечо.

Фил нагнал его, подергивая плечами, чтобы приладить на них рюкзак.

— О голых женщинах, — ответил он.

— Ха! — презрительно усмехнулся Пол. — А вот это именно то, чего вам обоим в ближайшем будущем лицезреть не суждено.

Бенжамен решительно повернулся к нему:

— Ты не мог бы убраться отсюда?

Филип отметил, однако ж, в последней колкости Пола странный, многообещающий оттенок интонации, отмечавший, быть может, наличие у него каких-то скандального толка сведений, которыми Пол был не прочь поделиться.

— А ты, стало быть, уже? — спросил он.

— Что «уже»?

— Уже видел раздетую девушку?

— Ага, — ответил Пол, налегая, чтобы обогнать Бенжамена с Филипом, на педали.

— Ну еще бы, — с подчеркнутым сарказмом процедил Бенжамен. — И полагаю, множество раз.

— Нет, — отозвался Пол. — Только один. Бенжамен схватил его за плечо и заставил остановиться, едва не сдернув с велосипеда.

— А ну, рассказывай, — потребовал он. — Кто это был?

Полу потребовалось лишь мгновение, чтобы оценить ситуацию.

— А что я с этого буду иметь? — поинтересовался он.

— Иметь ты будешь только одно, — ответил Бенжамен, — если ты все мне расскажешь, я не оторву тебе ноги.

Он посильнее сжал плечо Пола и с удовольствием увидел, как тот скривился от боли.

— Пусти, — сказал Пол и, когда Бенжамен немного ослабил хватку, добавил: — Это была сестра твоей приятельницы.

— Кого? Какой приятельницы?

— Ну, помнишь, те девушки, которых мы лет сто назад встретили в кафе на автобусной станции?

Сознание Бенжамена унеслось в прошлое, к той унизительной встрече — к воскресному утру, когда Клэр попыталась назначить ему свидание, а Пол так нагрубил Мириам, что получил от нее оплеуху.

— Ты говоришь о сестре Клэр?

— Вот-вот. Я видел ее у водохранилища. Не этого, а того, что в Кофтон-парке. Совсем голую. И кустик ее разглядел и все прочее.

Тут Бенжамен совершил, к собственному удивлению, ошибку, сняв с плеча Пола ладонь, чем тот и воспользовался, чтобы вскочить в седло и удрать.

— Пол, — окликнул его брат, — о чем ты говоришь?

Ответа не последовало, и Бенжамен крикнул вслед велосипеду погромче:

— Знаешь, меня просто жалость берет. Неужто ты не мог придумать ничего поправдоподобнее?

Однако по густому весеннему воздуху долетело только одно:

Слова эти повторялись и повторялись, словно ходя по кругу, и вскоре Пол, крутивший педали столь неистово, словно отроческие ноги его черпали силу — впрочем, как и всегда, — из какого-то неисчерпаемого источника маниакальной, мистической энергии, скрылся за поворотом.

— Ты была мне хорошей подругой, — сказала Шейле Тракаллей Барбара Чейз.

Шейла смущенно уставилась в чашку с кофе. Услышать такие слова приятно, а что на них отвечать — неизвестно.

— Ты, наверное, считаешь меня слабой и глупой, — прибавила Барбара.

— Вовсе нет. Да и не мне об этом судить, верно?

Барбара, грустно улыбнувшись, сжала ладонь подруги.

Стояло безрадостное ветреное утро, и кроме них в кафе «Чертова дюжина», расположенном в це, нтре Нортфилда, на Бристоль-роуд, других посетителей не было. Пластмассовые крышки столов были покрыты отпечатками подсохшего кофе, в щелях между кусками пластика завязли крошки от пончиков и шоколадных эклеров. В качестве места встречи двух женщин, желающих поделиться глубочайшими тайнами своей супружеской жизни, многого это кафе предложить не могло. Однако в Нортфилде 1977-го выбирать было особенно не из чего.

— Ты должна перестать встречаться с ним, Барбара. Должна.

— Я знаю. — Барбара задумчиво помешивала кофе, словно надеясь отыскать в его кружащих глубинах нечто исполненное значения. — Все дело в том, что с ним я чувствую себя такой особенной. Такой живой. Такой нужной. — Она взглянула в окно, на машины, на очередь у автобусной остановки, на угрюмых домохозяек с наморщенными от ветра лицами, катящих перед собой тележки с покупками. — Мне нужен твой совет, Шейла. Что мне делать?

— Я тебе уже говорила. Перестать видеться с ним.

На это Барбара ничего не ответила. Просто осведомилась:

— Я ведь рассказывала тебе, с чего все началось, правда?

— Да, конечно. О том, как он заговаривал тебе зубы на родительском собрании. Я же была там, помнишь?

— А после он передал мне через Филипа письмо. — Ты говорила.

— И попросил меня съездить с ним на день в Лондон, в галерею Тейт. Помочь ему со школьной экскурсией.

— Да, да.

— Так все и началось. От школьников мы отстали. Он показывал мне картины, говорил о живописи, о скульптуре — о вещах, над которыми я никогда прежде не задумывалась. Я могла бы целый день слушать его рассказы об искусстве. Прошло уже столько месяцев, и самое смешное — мы так ни разу и не… не легли в постель или еще что. Я тебе говорила? — Да.

— Мы только разговариваем, и все.

— Я знаю. Ты рассказывала.

— Но как красиво он говорит. Вот это мне в нем и нравится. Он такой…

— Такой краснобай. Об этом у нас тоже был разговор.

Вошли еще двое посетителей. Сели они в другом углу кафе, однако Барбара все же понизила голос.

— Я люблю Сэма. Он так замечательно ко мне относится. И ничем всего этого не заслужил. Я понимаю, для того чтобы водить междугородный автобус, большого ума не нужно, мне просто хочется… хочется, чтобы ему было что сказать, хоть иногда.

— Сэм знает, что вы снова встречались?

— Знает.

— И что он говорит?

— Говорит, что я должна выбирать. «Либо он, либо я» — так он выразился.

— А что ответила ты?

— Я сказала, что он был хорошим мужем, что я останусь с ним.

Шейла облегченно вздохнула: — Ну вот и прекрасно. Вот это правильно. Значит, с тем ты порвала?

— Пока еще нет.

— Так сделай это. Напиши ему письмо, объясни, что больше так продолжаться не может.

— Я уже пробовала, много раз. Он просто пишет в ответ, со всеми этими словами. Красивыми словами, которых я не понимаю. Ах, Шейла, ну что же мне делать?

— Я сказала тебе, что делать. Уже три или четыре раза.

Но Барбара не слушала ее. Голову Барбары наполняли слова — не Шейлы, конечно, его слова. Звуковой поток, многосложный водоворот, в котором она ощущала себя утопающей и сейчас: воспарение вожделение благоговение Афродита-возлюбленная игривость жеманство ласкательство непорочность любовное послание преклонение брачный союз эпиталама. Они кружились в ее голове быстрее даже, чем кофе, который она, сама того не замечая, помешивала в последние несколько секунд со все возраставшей скоростью, — пока Шейла не остановила ее ладонь и не сказала снова: