— Нет, наверное, я этого никогда не пойму.
Лежа в своей громадной квартире без сна, Димка ворочался, бесконечно переключал каналы в телевизоре, пил по очереди то ром, то кофе, вставал, ложился и все никак не мог уснуть.
На экране мельтешили нарядные артисты, распевая веселые песни с фальшивыми улыбками на лицах. Поначалу Димка слушал их, но когда гулкое эхо, отскакивающее от модных, почти ничем не украшенных стен, стало бить по ушам, он выключил звук.
Ему хотелось выть.
За окном только-только начали утихать голоса людей, встречавших Новый год.
Шумное гулянье потихоньку рассасывалось, растекалось ручейками в призывную теплоту квартир, к водке и салату оливье.
Ночь выдалась морозной, с резким ветром, и даже праздничное настроение не слишком поддерживало желающих провести время на свежем воздухе.
Впервые за последние три года Димка остался дома в новогоднюю ночь, всеми забытый, без работы и радужных перспектив на будущее.
Отработав тридцатого декабря на корпоративе за смешные деньги, он завалился на диван, ожидая очередных предложений. В такое горячее время артисты были нарасхват. Часто не успевая даже переодеться и поесть, они летели на очередное мероприятие, развлекали публику, чтобы потом, набив деньгами кубышку, отдыхать почти целый месяц. И если в прошлом году Димка носился в таком же бешеном ритме, то в этом его никуда особо не звали.
Инна, забросившая свои продюсерские обязательства, грелась где-то на Мальдивах, предпочитая не соваться в Москву. Биться с неподатливыми режиссерами программ Димке пришлось в одиночестве.
От оставленного на хозяйстве администратора надежды было мало. Он уже провалил все, что только было возможно. Димка ежедневно звонил Инне, вереща в трубку, требовал выгнать идиота и назначить кого-нибудь другого, более пробивного и бойкого. Инна обещала, но, похоже, прерывать сладкий отдых ей не хотелось. А потому все оставалось по-старому, что для карьеры Димы Белова было очень плохо.
Ему отказали в участии в проекте «Остров Робинзона», где звезды оказывались на необитаемом острове и вынуждены были выживать в меру способностей.
Его вырезали из «Годового Хита», престижной премии, вручаемой под Новый год, несмотря на проплаченное участие.
Ему отказали в ведении модного хит-парада, где он блистал в прошлом году. Хорошо еще, что спеть дали, хотя при монтаже половину песни забили рекламой.
Все эти случаи произошли в декабре и на совпадения смахивали мало. Больше всего это походило на месть Галахова, злобно ухмылявшегося при каждой встрече. К счастью, его власть не распространялась на все телевизионные каналы и радио, иначе Димке пришлось бы совсем кисло. Однако грязные сплетни, ходившие повсеместно, делали свое дело. Поговаривали, что Белов — наркоман, алкоголик, на него нельзя положиться, да и вообще артист посредственный и, что самое главное, в последнее время — безденежный: за ротацию не заплатит, а потому нечего с ним церемониться. Димку стали приглашать лишь на третьеразрядные концертики, а крупные музыкальные продюсеры его сторонились.
В пустой квартире в голову лезли исключительно гадкие мысли. Вспоминался бывший подопечный первого Димкиного продюсера — Влад Голицын, смазливый парень с весьма посредственными вокальными данными, тем не менее занимавший первые места во всех хит-парадах…
Три года прошло, и где теперь Голицын?!
Говорят, поет в ресторанах старые песни едва ли не за еду, забытый фанатами, когда-то рвавшими на себе одежду в экстазе. Неужели Димку, с его диапазоном в три с половиной октавы, ждет подобная участь?
Хуже всего, что не было новых песен.
Без Инны подбор репертуара замер.
За последние три месяца ни одного потенциального хита для него так и не написали. Выступать на всех мероприятиях пришлось со старыми шлягерами. А тут еще ушлые конкуренты перехватывали один хит за другим…
Больше всего Димка страдал от одиночества.
Однако если раньше он не задумываясь окружил бы себя случайными людьми из первого попавшегося клуба, то сейчас ему хотелось домой, к родителям, уткнуться маме в плечо… или на худой конец посидеть за рюмочкой с Егором, который все понимал и поддерживал. Вот только Егора не было в Москве.
Оклемавшись после больницы, он вместе с Алиной улетел в Штаты и, судя по редким СМС-сообщениям, грелся где-то в Калифорнии. Вместе с ними улетел и Боталов, прихватив с собой Рокси.
Димка в очередной раз позавидовал ее умению плыть по течению. Еще совсем недавно ее положение в семье Боталовых было достаточно двусмысленным, а теперь — поди ж ты! Можно было даже не сомневаться, что легкая интрижка закончится браком.
Незадолго до Нового года на большие экраны вышла комедия, где Егор сыграл одну из заметных ролей. Побывав на премьере, Димка почувствовал легкую зависть. На фоне профессиональных актеров Егор Черский нисколько не терялся, органически вписавшись в веселое действо. Газеты запестрели заголовками, пророча ему блестящее актерское будущее, и от чтения хвалебных од в адрес друга Димке было паршиво на душе.
Все у Черского в шоколаде, даже пережив похищение, он остается на коне!
Повезло же родиться в такой семье…
Почти одновременно на центральном канале показали четыре первых серии нового сериала о тайнах дворцовых переворотов. В главной роли блистал красавец Залевский. И только внимательный зритель мог углядеть в финальных титрах обведенное траурной рамкой имя Антона Черницына.
Был человек, и нет человека.
Сколько прошло времени?
Чуть меньше года. А его уже забыли…
Телевизор светился, меняя цвета калейдоскопом.
Смотреть на коллег надоело.
Димка, прихватив бутылку с ромом, устроился на широком подоконнике, приоткрыл окно и закурил, пуская дым вверх.
Сидеть на подоконнике было удобно. Димка подсунул под спину специальную подушечку и зачем-то потер пальцами тяжелую штору, на которой было вышито что-то эдакое — непонятное, но очень красивое.
С неба летел мокрый снег.
Внизу молодежь валяла дурака, пуская вверх шутихи и ракеты, взрывающиеся с бумажным треском. Сносимые ветром ракеты летели косо, но это никого не смущало.
Москва, ошалевшая от новогоднего кавардака, куталась в белое покрывало, зевая и неуклюже ворочаясь. Завтра будет первое января, когда можно спать вволю, хоть до обеда — никто не потревожит. Люди продерут глаза в середине дня и будут заедать похмелье слегка заветренными развалами салатов из холодильников…
В том, что никто не станет трезвонить ему с утра и торопливо звать на очередной корпоратив, для Димки было что-то страшное. Он смотрел вниз, прихлебывая обжигающий напиток из горлышка, а в глубине души крутилась вязкая тоска.
А обычному оперу Сергею Чуприне под Новый год вдруг улыбнулась нежданная удача, причем не какая-нибудь, а двойная.
Начальство, все более яростно организовывавшее различные усиления, согласно которым оперсостав должен был рыскать по Москве с затянутыми поясами, выявлять и разоблачать преступников, повышая раскрываемость, лютовало. Ежемесячно в столице случалось что-то серьезное, вроде чудом предотвращенных терактов, заказных убийств и разбойных нападений на селебрити. Объявляя усиление, начальство потом забывало их отменить. К чертям летели отпуска и выходные, а также разные приятные мелочи вроде премиальных и других бонусов. Опера хмуро роптали, но на открытый бунт не отваживались.
Сергей вместе со всеми носился по Москве, раскрывал, задерживал, подшивал дела в стопочку и мечтал о новогодних праздниках как о невероятном, несбыточном чуде. Выспаться, поваляться на диване до полудня, а потом, неспешно шлепая по полу растоптанными тапками, варить кофе, смотреть телевизор до одури и есть апельсины, жмурясь от удовольствия…
Почему-то под Новый год всегда хотелось апельсинов.
Сергей вспомнил, как давно, еще в детстве, стоял с мамой в длиннющей очереди, а усталая продавщица, автоматически развешивая оранжевые шары в авоськи, кричала:
— По два килограмма в руки! Не больше!
Их с мамой было двое, и они притащили домой сразу четыре кило апельсинов. И потом, спустя много лет, запах цитрусовых непременно напоминал о той очереди, тесной, скандалящей, но почему-то веселой, как аттракцион в парке культуры.
Вроде давно не в дефиците, бери не хочу, хоть каждый день, но когда в доме стояла елка, апельсинов хотелось с удвоенной силой, до ломоты в скулах.
Сергей даже на работу специально их таскал, а потом раскладывал оранжевые корки по подоконнику, чтобы в воздухе приятно пахло праздником.
Именно в это время в родном управлении стали происходить странные дела. Зашуршали кадровики, а дородная секретарша сидела с загадочным видом и на все расспросы отвечала таинственной улыбкой Моны Лизы. Что-то явно готовилось.
