Мартин сперва сидел с ними, а потом ушел в туалет и потерялся. У меня перед глазами плыло, но настроения это не портило. Настроение оставалось замечательным. Даже не знаю почему.
К нашему столику подошла девица-коммивояжер со значком «ТБ» на футболке и с целым подносом ярких пакетиков. Она мне улыбнулась. Ее улыбка была неискренней.
— Молодой человек! Не желаете приобрести наши клубные товары? Тишотки? Сумки? «Tiger-Eyes»?
— «Тайгер-Айз»? Вообще-то я отрицательно отношусь к наркотикам…
— Это не наркотики. Это контактные линзы, светящиеся во флюоресцентном свете как тигриные глаза. У нас это обойдется вам почти в два раза дешевле, чем в других клубах.
— Нет, спасибо.
— Представляете, как вы будете смотреться во время танцев?
— Представляю. Поэтому и не хочу покупать.
— А накладные волосы под мышки? Есть с золотыми нитями. Хит сезона.
— Накладные волосы под мышки?
— Да. Для красоты. Вы сможете носить футболки без рукавов. Знаете, как это нравится дамам? Спросите у своей девушки.
— Это не моя девушка.
Дебби улыбнулась:
— Не слушайте его. Я ЕГО девушка. Но накладные волосы мы покупать не будем. Этот парень нравится мне таким, какой есть.
Продавщица понесла свои чудеса к следующим столам, а я закурил. Сигаретой в огонек зажигалки удалось попасть только с третьей попытки.
— Ты действительно МОЯ девушка?
— Твоя.
— И ты действительно не имеешь никакого отношения к этому убийству?
— Ни малейшего.
— Честно?
— Честно.
— Тогда и я скажу честно. Я пьян, и когда же еще мне говорить честно, как не сейчас? Ты мне очень нравишься, Дебби.
— Настолько нравлюсь, что ты готов попасть в мою коллекцию?
— Ты о чем?
— Всего три дня назад ты говорил, что не хочешь быть махаоном на булавке. И никогда не попадешь в мою коллекцию.
— Да, хочу попасть… В смысле в коллекцию… Можно я буду твоим махаоном?.. А у тебя большая коллекция?
— Если честно, то очень маленькая. Я ведь говорила, что ты действительно не знаешь меня. На самом деле я никогда не позволю себе спать с тем, кого не люблю.
— А как же социология?
— Fuck off социологию!
Мы выпили за крах лженауки, и она посмотрела на меня своими громадными зелеными глазами.
— Ты действительно хочешь быть со мной?
— Хочу. Очень.
— И когда же?
— Когда скажешь!
Она засмеялась: «Ловлю на слове!» — и я почувствовал, что если в этом дождливом мире и есть штука, называемая счастьем, то она как-то очень похожа на те зеленые глаза, что я видел перед собой.
В дверь звонили долго. В том, как визитер жал на кнопку, чувствовалось право звонящего заявляться в мой дом в любое время и в любом состоянии.
Такое право могло быть только у одного человека на свете. У меня самого. Однако я лежал в постели, а звонок продолжал выводить «дзы-ы-ынь, дзы-ы-ы-ынь».
— Да иду я, иду.
Я свесил ноги с кровати, встал, протер глаза, сунул ноги в брюки. Звонок не умолкал.
— Сказал же — иду! Чего непонятно?
Если бы не вечное похмелье, я бы, конечно, догадался. И если бы догадался, то мог еще какое-то время поваляться в постели: такие визитеры не добившись своего не уходят.
На пороге стоял гнусно ухмыляющийся Осокин. Ну конечно. Кто еще мог так звонить?
Мы молча смотрели друг на друга.
— Дай догадаюсь. Тебя выгнали из больницы за подрыв моральных устоев, да?
— Ты бы лучше догадался пригласить меня войти.
— Проходи. Чувствуй себя как дома. Ты как — один или уже с дамой?
— Твоими бы устами…
Он прошел в прихожую. Я рассмотрел то, как он одет, и удивился. Чужие ботинки со сношенными каблуками — на пару размеров больше, чем нужно. Оттопыренные на коленках брюки, бывшие модными в те годы, когда я учился без ошибок вписывать буквы в строчки прописей. Подростковая рейверская куртка.
— Леша, ты стоял перед моим домом и раздевал прохожих?
Осокин стянул куртку, под которой оказался пиджак со значком токаря третьего разряда на лацкане, и аккуратно повесил ее на вешалку.
— Знал бы ты, Стогов, как сложно выбраться из этой чертовой больницы. При поступлении всю одежду отбирают. А из дома вещи приносить запрещено.
— Поэтому ты решил принарядиться на помойке?
— Бери выше. Все это богатство я двое суток выигрывал в карты у всей больницы. У тебя пиво есть?
Я сказал, чтобы он посмотрел в холодильнике, и пошел умываться. Когда вернулся, Осокин уже сидел на кухне.
Перед ним стояла полупустая бутылка пива («Памятка больному вензаболеванием». Пункт первый: «На весь период лечения больному категорически запрещается потребление любых алкогольных напитков, в том числе пива…») и открытый пакет немецких чипсов («Памятка…» Пункт четвертый: «…В целях успешного лечения больному также запрещается потребление острых, соленых и квашеных продуктов питания…»).
Я достал из холодильника бутылку пива для себя и сел в кресло.
— Рассказывай, сифилитик. Почему вместо того, чтобы избавить добропорядочных граждан от своего общества, ты разгуливаешь на свободе?
Из больницы Осокин сбежал. В четверг днем ему сделали последнюю инъекцию пенициллина, и с тех пор единственное, чем он занимался, — готовился к побегу. Выяснил у старожилов возможные пути обхода постового, выиграл в карты носильные вещи («Не насовсем, только на выходные. Зачем мне это тряпье?») и сиганул через красный больничный забор.
— Понимаешь, мимо милиционера на улицу не пройдешь. Он ворота на ключ запирает. Сам в будке сидит, телик смотрит, а дверь открыта, все видно. Зато если за главный корпус зайти, то по тополям, как по лесенке, на стену забраться можно. А там просто: спрыгиваешь на крышу пивного ларька — и вперед.
— Как пацан. Дай этому офицеру пять долларов США, он тебе ворота откроет и честь отдаст. Или у тебя нет пяти долларов?
— Ты не врубаешься, во что я вляпался. Это же режимная больница. За уход из стационара там положена статья Уголовного кодекса. Все серьезно! Там одних сифилитиков — полтора этажа. И у половины мозги уже через уши капают. Их выпусти наружу — через неделю в городе ни одной здоровой тетки не останется…
Он встал, открыл еще одно пиво, отхлебнул и улыбнулся.
— Ты бы знал, чего я там насмотрелся! Вот бы тебя туда!
— Зачем это?
— На этом материале ты бы сделал себе самое скандальное имя в отечественной журналистике.
— Мне хватает и тех лавров, какие есть. Чужих не надо.
— Лох ты, Стогов, и больше никто. Это же школа жизни! Со мной парень в палате лежит — он вообще не ходит. На процедуры в коляске ездит. У него кличка Мересьев. Я спрашиваю: что это за болезнь? Знаешь, что он ответил? У меня, говорит, за всю жизнь всего одна девчонка была, и я от нее заразился гонореей. Дело-то пустяшное: три дня уколов — и ты в строю. Но он не знал. Решил, что он у девчонки тоже единственный. И не обращал внимания на рези и боль в паху. Долго не обращал — лет пять. А потом — хлоп! — у парня поражение суставов и отказали ноги. Навсегда! Ты врубаешься? Парень делал секс всего с одной девицей в жизни и теперь никогда не сможет ходить!
— Чего ж ты сбежал? Сидел бы в больнице. Набирался жизненного опыта.
— А скучно там. Пока колют пенициллин — вроде ничего. А как доколют — целую неделю лежишь и ждешь: не закапает ли снова. У меня анализы только в следующую среду будут брать. Что ж мне, там до среды и сидеть?
— Да-а.
Осокин ухмыльнулся, еще раз отхлебнул из бутылки и продолжал:
— Позавчера я с девчонкой познакомился.
— Где?
— В больнице.
— Как это?
— Приехала откуда-то… в общем, из задницы. Учится на медсестру. У нас уборщицей подрабатывает. У нее на отделении комнатка с кушеткой. Все по-человечески. Она мне с утра говорит: ты, Леша, парень нормальный. А ведь бывают уроды — вскроешься!.. Выхожу как-то ночью на задний двор, а там… Мужики!.. Такое делают!.. Я к дежурному врачу. Бегом. Он милицию вызвал. И их всех троих забрали. Я ее спрашиваю: «Не понял, почему троих?» А она обиделась и к стенке отвернулась…
— Слушай, как ты можешь?.. В больнице, с медсестрой… Совести у тебя нет… Ты ведь не от гриппа лечишься…
— А что такого? Она же медсестра! Пусть сама думает…
— Тебе этого не хватило, да? И ты решил устроить веселенький уик-энд? С телками и алкоголем?
— С алкоголем — да. А насчет телок — не знаю. Как получится.
— И чего ты хочешь от меня?
— Напейся с другом.
— Вообще-то люблю это дело. Но сегодня я немного занят.
— Ирландцы?
— Ага.
— Расскажи, что там нового?
Я достал себе еще бутылку пива и рассказал Осокину последние новости.
— А твой капитан знал, что Дебби встречалась с Шоном еще в Ирландии?
