— Нечего надрываться-то. Деньги свои мы все равно получим.
Они спустились к подножию холма, и в тени рощицы, под деревьями, он увидел пруд. Ветки купались в воде.
Они с костлявым ходили по стерне между рядами снопов, и вокруг поднималась сухая пыль. Параллельно изгороди вдоль длинной стороны поля единственный ряд копен уходил вверх, к гребню.
Дойдя до самого низа, они повернули. Трактор медленно взбирался на склон над ними. Время от времени он останавливался, кривоногий слезал на землю и очищал ножи или выдергивал застрявший сноп. В такие минуты наступала тишина и было слышно, как вдалеке лает собака или кто-то окликает кого-то в большом доме за деревьями. Костлявый тут же усаживался в тени изгороди, закуривал и словно засыпал с сигаретой во рту, а Колин продолжал работать и складывал в копны и его снопы. Костлявый поднимался с земли, когда трактор снова трогался или появлялся из-за гребня.
Широкая полоса стерни уже протянулась по всем четырем сторонам поля.
— Долго еще до обеда, как по-твоему? — сказал костлявый. Часов у него не было. Свою сумку он захватил на поле и время от времени, когда они продвигались дальше, возвращался за ней к изгороди и переносил ее на другое место впереди. — По солнцу тридцать пять минут осталось, — добавил он. — Больше, чем на минуту-другую, я не ошибусь, хоть поспорим.
Теперь он все время посматривал на трактор и каждый раз, когда трактор останавливался, выпрямлялся со снопом в руках, проверяя, не собирается ли старшой объявить перерыв.
— Том, глядишь, и до часу проработает. Он ведь на время не смотрит. Ну, если старик Гордон ему не напомнит, неизвестно, сколько еще мы тут проторчим.
Однако через несколько минут трактор остановился. Грохот стих. Клочья синего дыма больше не плыли над полем.
Кривоногий уже шел по стерне, но старшой что-то подвинчивал в сноповязалке.
— Ага! Обед! — сказал костлявый.
Он схватил сумку и рысцой затрусил к колее.
Колин не торопясь шагал за ним. Когда он добрался до двора, кривоногий и костлявый уже лежали под деревом. Старшой появился только минут через двадцать. Он вошел в сарай, перебрал там несколько гаечных ключей, вышел с парусиновой сумкой через плечо и сел на пороге открытой двери. Позади него в полутьме поблескивал его мотоцикл.
— Вроде бы я ее наладил, Джек.
— Я ж говорил, что гайки надо поослабить.
Некоторое время они перекликались через двор.
— А как тебе копнится, малец?
— Ничего, — сказал Колин.
— Совсем загнал того вон лодыря или еще не очень?
— Это кто же лодырь? — сказал костлявый.
— Ты, Джек, ему голову дурацкими идеями не забивай.
— Да откуда у Джека идеям-то взяться, Том? — сказал кривоногий.
— А вот наберусь у того вон студентика, — сказал костлявый.
Они захохотали.
Через час они пошли назад на поле.
Было еще жарче, чем накануне. Теперь они поднимались по склону, низко нагибаясь к земле. Трактор остановился, и старшой с кривоногим больше часа тоже укладывали снопы.
— Надолго их не хватит, — сказал костлявый. — Раз уж трактор есть, что за охота спину ломать.
Вскоре трактор снова тронулся.
— Ну, что я тебе говорил? — Костлявый с решительным видом уселся под изгородью, и Колин продолжал работать один.
Потом приехал фермер. С ним была девочка и еще мужчина в гольфах, который держал в руках ружье. Мужчина с ружьем и девочка пошли за сноповязалкой, огибая квадрат еще не сжатой пшеницы.
— Кроликов стрелять, — сказал костлявый. — Они скоро, как блохи, оттуда запрыгают. Я и сам примеривался добыть парочку-другую.
Фермер, ожидая приближения сноповязалки, проверил копну, переложил снопы, а потом принес еще два и добавил к ней.
— Тут работать хорошо, — сказал костлявый. — У него не то две, не то три фермы, и он тут подолгу не задерживается. Эти поля самые дальние. Вот Смитти на Тома и полагается.
Раздался выстрел. Над стерней поднялось облачко дыма.
— Да если кролик прямо перед ним сядет, он все равно промажет. Это его сынок. А она дочка. Смотри не зевай. — Он засмеялся. — Таких красоток поискать.
Немного погодя, когда мужчина с ружьем и девочка подошли ближе, Колин поглядел на них. Он увидел румяное лицо, светло-каштановые волосы, снова повернулся к копне и не разгибался, пока они не прошли.
Некоторое время спустя фермер уехал: все трое сели в машину, и она скрылась из виду, подпрыгивая на ухабах.
Стало еще жарче.
Они копнили теперь один ряд, поднимаясь по склону. Им оставалось пройти еще полторы стороны поля. Они замкнули ряд, начатый старшим и кривоногим, и двинулись по гребню холма.
— Напиться он нам ничего не привезет, и не жди, — сказал костлявый. — Вот там, где я прежде работал, хозяйка все время на поле приходила — то эля принесет, то фруктовой водички. Не работа, а одно удовольствие, вот что я тебе скажу.
Возле дальних садов, по-видимому, был теннисный корт. Там мелькали одетые в белое фигуры, и до поля доносились приглушенные расстоянием удары по мячу.
Над ними пролетели самолеты — так высоко, что видны были только два следа, две узкие белые борозды, словно прожилки в бездонной синеве.
Теперь он двигался в неторопливом, размеренном ритме: утренняя легкость исчезла, он старался точно рассчитать, сколько еще времени остается до вечера. Они работали молча, и костлявый все реже пристраивался полежать, свернувшись в тени копны или раскинувшись в тени изгороди. Если Колин тоже останавливался передохнуть, он насмешливо покрикивал:
— Берегись, парень, вот он заметит, что ты сложа руки стоишь. Лодырь-то здесь только один, и тот я.
Под вечер вернулся фермер. Из автомобиля снова вылезли три фигуры.
Трактор остановился вверху на склоне, старшой слез на землю, и приехавшие подошли к сноповязалке.
— Он нас на сверхурочные не оставит, — сказал костлявый. — Только Тома и Гордона. А нас отправит восвояси.
И действительно, через несколько минут фермер махнул им из-за полосы еще не сжатой пшеницы, тянувшейся посередине поля, точно узкая дорога.
Кончай, значит. А ведь мы могли бы еще часа два поработать.
В дальнем конце ноля молодой мужчина с ружьем громко закричал.
Бегущий кролик перевернулся и забил лапами в воздухе.
Из пшеницы выскочил второй кролик — меховой мячик, катящийся по стерне.
Молодой мужчина снова выстрелил, меховой мячик взлетел в воздух, судорожно задергался и упал на бок.
— Вы оба можете идти, — сказал фермер. — Сейчас уже начало шестого. Мы сегодня кончим жать, а копнить будем завтра с утра, чтобы не начинать нового поля, пока роса не сойдет.
Он держал за уши кролика, изо рта у кролика текла кровь.
— Ну, а ты как справляешься, молодой человек? Наловчился или за тебя все Джек делает?
— Да нет, мистер Смит, иной раз он и сам исхитряется, — сказал костлявый.
Девочка взглянула на него, лицо ее было красным от солнца. Она стояла на полдороге между ними и автомобилем и следила за своим братом.
Отбросив волосы с глаз, она крикнула и показала на несжатую пшеницу.
Молодой мужчина выстрелил еще раз.
— Мы сегодня с добычей, — сказал фермер.
Джек, зажав под мышкой свою сумку, уже шел по колее и отряхивался от пыли. Под деревьями он закурил, прикрывая сигарету ладонью, потому что вдруг поднялся легкий порывистый ветер.
Молодой мужчина прицелился и выстрелил туда, куда указывал кривоногий со сноповязалки. В автомобиле залаяла собака.
Девочка пошла к ней.
— Смотри, чтоб пес не выскочил, Одри, — крикнул фермер. — Пока еще не все сжато, пусть там остается.
Колин спустился на колею. Девочка, раскрасневшаяся от жары, стояла, держась за дверцу, и разговаривала с собакой.
Когда он проходил мимо, она обернулась.
— Это какая собака? — сказал он.
— Колли.
Она еще раз быстро взглянула на него, потом прикрикнула на собаку.
На ее шее и над локтями, там, где кончались короткие рукава, виднелась мелкая сыпь.
— Она на кроликов обучена? — спросил он.
— Да нет.
Она открыла машину и ухватила собаку за ошейник, не дав ей выпрыгнуть.
Нагнувшись, все так же держа собаку за ошейник, она пошла по полю.
Колин пошел дальше и на ходу заглянул в машину: патроны, термос, жестяные кружки и что-то завернутое в белое полотенце — наверное, бутерброды.
Он пошел к сараям, отряхиваясь от пыли.
Когда они пришли утром, поле было сжато и снопы лежали рядами поперек склона. Колин работал со старшим внизу. Копны поднимались, как маленькие домики. Следы тракторных шин на стерне серебрились росой.
— Сколько вы вчера подстрелили кроликов? — сказал он.
— Четырех. — Старшой засмеялся. — Зато шуму подняли на целых двадцать.
