Переворачивать и смотреть ей в лицо не надо, если повезет, можно даже не особо прикасаться к ней. Просто выдернуть подушку из-под головы и быстро натянуть мешок. А если она еще жива? Что, если вдруг вздохнет, повернется и уставится на него? Нет, не может она быть жива. Моррис склонился над обнаженной девушкой, сделал глубокий вдох и быстро выдернул подушку. С мешком получилось не так ловко, сначала руки топорщились в разные стороны, не желая пролезать в горловину, потом застряли большие груди, на мгновение ему даже показалось, что они слишком велики и не пролезут в мешок, но нет, пролезли, понадобилось лишь немного надавить, сплющить, вот так, и все в полном ажуре. Стараясь не смотреть, он тянул мешок, приподнимал тело и снова тянул, пока мешок не достиг талии. Все, дальше не идет. Набравшись решимости, он взглянул на тело, точнее, на то, что осталось снаружи, и почувствовал, как его подхватывает волна любви, ему вдруг нестерпимо захотелось поцеловать эту мягкую, округлую попку. Но он сдержался. Нельзя потакать подобным желаниям. Ни в коем случае нельзя. Он взял другой мешок и принялся за дело. Он уже натянул его до коленей, когда внезапно раздался оглушительный звонок. Телефон.
Моррис дернулся, точно его настигла пуля. И оцепенел. Телефон в шесть часов утра?! Полиции удалось определить, откуда звонила Массимина, и теперь они хотят проверить. Нет, ерунда, с какой стати полиции звонить по засеченному номеру. В таких случаях немедленно высылают десяток патрульных машин, набитых вооруженными до зубов карабинерами. Но все равно лучше не отвечать, нервы и без того расшатаны. Где-то после десятого звонка телефон замолчал.
Теперь он действовал не просто быстро, но лихорадочно. Назойливые телефонные звонки вернули знакомое с детства ощущение, что он угодил в капкан, который вот-вот захлопнется; он снова чувствовал себя животным, на которое начали травлю, но сейчас почти наслаждался этим ощущением. Стремительно, не делая ни одного лишнего движения, он натянул второй мешок, убедился, что его края прикрыли края первого, потом бросился в спальню – прибраться.
Ничего не забыть: трусики, лифчики, купальник, юбки, грязные вещи, которые она оставила в ванной, да, еще сумочка, где же эта чертова сумочка? Вот она! Сгреб всю косметику, все эти баночки-пузыречки, прижимая барахло к груди, вернулся в гостиную и запихнул вещи в мешок. И только тут вспомнил про Святого Христофора. Снять? Если тело найдут и опознают безделушку, что тогда? Ведь наверняка полиции известно, что медальон исчез вместе с бумажником этого недоноска Джакомо. Нет, у него просто паранойя. Все, проехали. Не доставать же ее из мешка. Ни за что!
Он поднял тело за ноги, вместе с одеждой, косметикой и обувью, сложил пополам, прижал ноги к закрытому пластиком лицу, рывком выдернул из штанов брючный ремень, обмотал его вокруг ног и головы, затянул, туго-претуго затянул. Готово! В середине, конечно, немного провисает, ну да ладно, как вышло. Обхватив сверток там, где находилась талия, он поволок его по коридору; вот входная дверь, две каменные ступеньки вниз (он невольно поморщился, когда голова звучно тюкнула о вторую ступеньку), и дальше вокруг дома к сараю.
Черт, что же ему делать с удобрением? Сверкающая синяя горка так и бьет по глазам. А ничего! Лопату в руки и за сарай, за сарай. Никто и не заметит. Грегорио уж точно, а его родители в этом году больше не приедут, раз отцу сделали операцию. А через год, если кто и набредет случайно, россыпь голубых кристаллов станет лишь еще одной домашней загадкой, что в избытке преподносит жизнь – большая кучка пыли за дверью ванной, орнамент на задней стенке шкафа в комнате для гостей, которого ты прежде никогда не видел – такие вещи случаются сплошь и рядом, все к ним привыкли. Вряд ли заподозришь убийство только потому, что у тебя за сараем рассыпано удобрение. Он поставил лопату на место, подмел дорожку и перетащил тело за сарай. Временное пристанище. Сначала привести в порядок дом.
Скорым шагом он вернулся в спальню и огляделся. Уничтожить все признаки ее присутствия. Так, он пропустил пузырек с лаком, упаковку тампаксов, одноразовую салфетку на ночном столике с обрезками ногтей (а ведь просил ее отрастить ногти!). Господи, а проклятый тест на беременность в ванной! – Чуть не прошляпил! Моррис задержался на мгновение, чтобы прочесть инструкцию на упаковке, но она оказалась слишком сложной, а времени разбираться у него не было. Да и какая теперь разница? Он смахнул упаковку в пластиковый пакет к остальной мелочи, вынес пакет на улицу и затолкал между расползшихся мешков. Надо перевязать получше. Так, смотреть во все глаза, вдруг попадется веревка.
К половине девятого Моррис в последний раз тщательно протер пол в гостиной, добавив в теплую воду моющее средство на спирту. Работа подходила к концу, и он даже начал насвистывать «Сквозь ночь сомнений и печали паломники идут вперед»,[88] когда с улицы вдруг донесся рев автомобильного мотора. Скрип тормозов, хруст гравия под колесами, хлопок дверцы, быстрый топот.
Даже не сняв фартук синьоры Феррони, который он повязал, приступая к уборке, Моррис на ватных ногах побрел к двери, губы его почти шептали слова признания. Какой смысл отпираться? О, если б только они приехали на два часа раньше, если б они помешали ему… На глаза навернулись слезы. Он один, совсем-совсем один. Милая, милая Мими. Если б только они приехали раньше…
– Чао, Моррис! Так ты все-таки здесь. Почему не снял трубку, когда я звонил? Телефон ведь работает?
Грегорио весело взбежал по ступеням. Короткие шорты, крепкие ноги атлета, загорелое лицо, увенчанное шапкой темных кудрей. Парень просто излучал здоровье и силу. Как же он рад, что вернулся! Все, отстрелялся! Результаты экзаменов известны. Он прошел, прошел, прошел! И Грегорио заразительно расхохотался. Моррис тупо таращился на него, отступая в темноту коридора. Неужели придется убить еще и Грегорио?
– Buono[89] по английскому. Buono, Моррис! Мама чуть в обморок не упала.
– Поздравляю, – прохрипел Моррис.
Секунду спустя он уже вносил вещи Грегорио в дом.
– Я понимаю, что позвонил в жуткую рань, но ты мог бы и ответить, ленивая скотина. Я приплыл ночным паромом и рассчитывал, что ты угостишь меня завтраком.
– Грегорио, так ты ж вернулся раньше, чем говорил! – Моррис чуть ли не обвинял.
– Да, но папа выписали из больницы раньше, и я… Чем это ты тут занимался, а? Мыл полы ни свет ни заря?
– Готовился к отъезду, – буркнул Моррис, понимая, что голос звучит напряженно.
Он поставил чемоданы и торопливо поднял жалюзи, чтобы солнце рассеяло атмосферу мрачной скрытности, которая, как ему казалось, царила в доме. Запах! Боже, в комнате, наверное, чувствуется запах крови… Он потянул носом – нет, пахнет лишь моющим средством.
– Ты уезжаешь?
– Ну да, потому-то, наверное, и пропустил твой звонок. Все это так сложно… Пошли на кухню, я тебе все расскажу, пока буду готовить кофе.
Его голос звучал столь же естественно, как опера Вагнера. Ничего, для иностранца простительно. Грегорио спишет странные интонации на английский акцент.
Они сидели на табуретах, наблюдая за кофейником, Грегорио жевал печенье, а Моррис рассказывал, что у него произошло с подружкой.
– А, так ты был с подружкой? А я думал, ты приезжаешь с парнем…
– Да? С какой стати?
– Но по телефону ты же сказал «amico».
– Правда? – Моррис поднял на Грегорио невинный взгляд и не сводил глаз до тех пор, пока не заметил, как сквозь загар на лице юноши проступил румянец. – Нет-нет, я был с девушкой, но…
– Не с той красоткой в красном спортивном костюме? Помнишь, я видел тебя на пьяцца Бра?
– С кем, с кем? А-а… да нет, конечно! – Моррис попытался изобразить улыбку. Похоже, получилось. – Здесь я был с другой, с настоящей подружкой, понимаешь, о чем я? Но этой ночью мы вдрызг разругались. Она объявила, что беременна, и потребовала, чтобы мы немедленно поженились. Я отказался, и она тут же взбеленилась, принялась орать, что не останется ни минуты, уедет первым же автобусом… В общем, пришлось провожать ее до деревни, тащить на горбу все ее барахло.
– Но я звонил в шесть, в это время вы еще не могли…
– До деревни добрых пять километров, а первый автобус до пристани отправляется в 7.10.
Моррис понятия не имел, когда отправляется первый автобус, но Грегорио наверняка тоже не в курсе. Мальчишка замечает автобусы, только когда обгоняет их на папенькином автомобиле. В жилах Морриса вновь запульсировало щекочущее чувство собственной правоты. У него тоже скоро будет машина! (Вот черт, надо же вытащить деньги из шкафа Грегорио!)
– Я пытался уговорить ее подождать хотя бы до девяти, тогда можно было бы позвонить Роберто, чтобы он нас подбросил, но ты же знаешь этих девиц – я, мол, последняя скотина, и она ни минуты лишней не останется со мной. Поэтому «последней скотине» пришлось пять километров переть ее вещи, а потом пять километров тащиться назад.
