У стойки бара сидел агент Махоуни в твидовом пиджаке и черной шляпе с полями. Бар находился на острове в заливе и назывался «Дорога йомена».
— Еще один, Луи! — сказал Махоуни бармену. Бармен налил ему виски.
— Меня зовут не Луи.
— А зря, — ответил Махоуни, покрутился на табурете и указал на окно. — А что за странная красная телефонная будка, Луи?
— Это британская будка.
— Мы что, в Британии?
— Нет.
— Тогда мне эта идея не нравится.
Махоуни достал пачку «Честерфилда». Пусто. Проклятие. Он смял пачку и встал.
— Схожу за сигаретами к автомату. Не пускай никого на мое место. Ночь еще молода, Луи, и полна иронии.
— Ронни.
— Я и говорю, иронии.
Махоуни подошел к серебристому автомату для продажи сигарет и сильно нажал на рычаг с надписью «Честерфилд». Нагнулся, взял сигареты с подноса и, стуча по пачке ладонью, направился к бару.
Его поджидал незнакомец.
— Это что за хрен, Луи?
— Говорит, его зовут Блейн, — ответил бармен, протирая пивную кружку.
— Блейн Криз, — сказал Блейн и протянул руку для пожатия.
Махоуни смерил руку скептическим взглядом и перевел глаза на незнакомца.
— Ты мне не нравишься, Блейн.
— Прекрасно. Мы не обязаны дружить. У меня к вам деловое предложение.
— Микки.
— Что?
— Ты бы мог мне понравиться, если бы тебя звали Микки. Ты похож на Микки. Или на Флойда. Блейн — так могут звать человека, который пьет персиковый шнапс.
Блейн покосился на бармена. Тот пожал плечами и отошел.
— Насколько я понимаю, вы ищете неких плохих парней, — сказал Блейн.
— А ты кто такой?
— Репортер из «Кабельных новостей Флориды». Могу помочь. Я веду программу «Самые разыскиваемые лица во Флориде».
— Как-то связано с «Самыми разыскиваемыми в Америке»?
— Если украденное название можно назвать связью.
— А я тут при чем? Или, точнее, ты тут при чем?
— Мы можем объединить усилия. Вы даете мне информацию. Или дезинформацию, мне все равно. Я даю сюжет в эфир, и мы выводим гадов на чистую воду. Главное, что, когда все закончится, с вас эксклюзив. Что скажете?
Махоуни снял шляпу, достал из подкладки десять зеленых и положил под пепельницу. Потом надел шляпу и повернулся к Блейну:
— Куда в этом городе можно сходить?
Третье июля, заход солнца.
Джон Милтон шел по улице, размахивая руками и бормоча себе под нос. Он только что позвонил в телефонную компанию и спросил адрес некоего Джима Дэйвенпорта, имя которого нашел на последней странице отчета консалтинговой фирмы, из-за которого его уволили из «Консолидированного банка».
«Улица Спинорога, восемь-восемь-восемь. Улица Спинорога, восемь-восемь-восемь. Улица Спинорога, восемь-восемь-восемь…»
Джон свернул налево, на улицу Спинорога, и начал смотреть на номера домов. У номера 888 на веранде было полно народу. Джон этого не ожидал и решил вернуться, когда их будет меньше.
Джим Дэйвенпорт увидел, как по тротуару быстро идет какой-то человек.
— Знакомое лицо. Где я его видел?
— Почему он загораживается? — поинтересовалась Марта.
— Куда их? — спросила Глэдис с охапкой противокомарных свечек в форме статуи Свободы.
— Поставь вокруг перил, — сказала Марта. — Что я забыла?.. Я знаю, я что-то забыла!
— Может, расслабишься? — спросил Джим. — Ты каждый раз так беспокоишься, когда мы принимаем гостей!
Марта не могла расслабиться. Она трудилась не покладая рук, и список необходимых вещей до сих пор прокручивался у нее в голове. Гамбургеры, хот-доги, уголь, суфле, бумажные тарелки с американским флагом, салфетки с Декларацией независимости…
Студенты в доме напротив занимались своими приготовлениями. Обнаружив и употребив остатки черствого печенья с марихуаной, они решили собрать все свои гремучие покупки в одну многоступенчатую ракету, связав их скотчем и оптимизмом, вызванным действием галлюциногена. Конструктором, прорабом и директором проекта стал сосед студентов, Серж А. Стормс, который особое внимание уделил аутентичности этой модели ракете «Сатурн-5». В ассистентах был невысокий старичок в серебристой куртке Сержа от «НАСА», руки которого едва виднелись из рукавов.
— Сборочный цех, двенадцатый уровень, ваш доклад, — сказал Серж.
— Вас понял, контроль! — отозвался Амброз. — Скрепление ступеней подтверждаю.
Они обменялись тайным насовским рукопожатием, придуманным Сержем.
Когда ракета достигла потолка гостиной, студентам пришлось прекратить строительство. Серж попрощался и посоветовал им хорошо выспаться.
— Завтра важный день!
Теплым утром четвертого июля солнце выкатилось на чистое небо.
Джон Милтон встал с кровати в «Прекрасных акрах», пошел на кухню и сгрыз кусок сухого тоста. «Улица Спинорога, восемь-восемь-восемь… Улица Спинорога, восемь-восемь-восемь…» Семь часов кряду он смотрел ток-шоу, а потом схватил шокер, вышел на стоянку и снял защитный брезентовый чехол с белого «феррари».
Луч солнца упал на подушку Сержа, и тот резко распахнул глаза. Проверил дату по часам ныряльщика. Четвертое июля.
— Йес-с-с-с-с! — Серж откинул одеяло и выпрыгнул из постели. Сегодня его любимый день в году.
Он вставил в стерео диск Спрингстина и принялся за дело. Когда Коулмэн и Шэрон, спотыкаясь, вышли в коридор, Серж бегал по дому и вытирал пыль.
— Почему так громко в такую рань? — спросила Шэрон. «…Родимся в США! Родился в США!..»
— Сегодня День независимости! — воскликнул Серж. — Больше жизни! У нас куча дел.
— Ни хрена не буду делать! — Шэрон плюхнулась за кухонный стол и закурила. Коулмэн достал из холодильника пиво.
— Нет будешь! — сказал Серж. — Думаешь, свобода даром дается? Много крови пролилось, чтобы мы жили так, как сейчас!
Коулмэн отставил руку с пивом в сторону и полюбовался бутылкой.
— То есть они боролись за мое право развлекаться?
— Вот именно.
— Как же нам выразить благодарность?
— Поучаствовать в барбекю.
— Не верю своим ушам! — скривилась Шэрон. — Оба вы придурки. Я пошла спать.
— Нет, не пошла, — сказал Серж. Она направилась в спальню.
— А вот и пошла! Серж двинулся за ней. Шэрон побежала.
— Оставь меня в покое, идиот! Серж погнался за ней по коридору:
— Берегись, «красномундирники» наступают!
Кдому Дэйвенпортов подъехал «кадиллак-севилль» последней модели с Цукерманами из Сарасоты. Джим и Марта вышли на веранду.
— Боже, как я это ненавижу! — процедила Марта, фальшиво улыбаясь.
— Это твои родители, между прочим, — прошептал Джим с такой же улыбкой.
Все обнялись.
— Ты какой-то тощий, — сказала миссис Цукерман Джиму. — Марта, ты его кормишь?
— Не начинай.
— Что? Ну, застрели меня, а то я беспокоюсь.
— Мама!
Из дома выбежал Мелвин.
— Дедушка! Бабушка!
— Вам действительно не трудно забрать их на все выходные? — спросила Марта, вставляя стульчик Николь в «кадиллак».
— Ты шутишь? Да я бы взяла моих милых крошек на год! — Миссис Цукерман огляделась. — А где Дэбби?
— Сейчас позову, — сказал Джим и пошел в дом. Дэбби угрюмо сидела на диване.
— Надо спуститься, — обратился к ней Джим.
— Я не поеду, — ответила Дэбби.
— Почему?
— Сарасота — отстой. И в доме у них странно пахнет. Джим молча посмотрел на нее. Обиженным взглядом.
Дэбби могла спорить с матерью так, что клочки летели по закоулочкам, — но не с отцом.
— И хватит на меня так смотреть!
— Как?
— Ладно, поеду! Джим спустился вниз.
— Она будет через минутку.
Наконец из дверей вышла хмурая Дэбби, вся в черном, черные прямые волосы, на губах — черная помада.
— Ангелочек!.. — засюсюкала миссис Цукерман. Джим и Марта помахали отъезжающему «кадиллаку», вернулись в дом и продолжили приготовления. В дверь постучали.
— Я открою, милая. Джим открыл.
За дверью оказался Элвис Пресли, вышедший из белого микроавтобуса. Элвис вручил Джиму уведомление о выселении и указал пальцем на небо.
— Вива-а-а-а, Лас Вегас! Вива-а-а-а… Джим закрыл дверь.
Марта вошла в комнату, открывая коробку с красными, белыми и синими пластмассовыми вилками.
— Кто там, дорогой?
— Не понимаю, — ответил Джим. — Кто-то перекупил наш залог.
Из-за двери донеслось:
— Спасибо! Огромное спасибо! Микроавтобус завелся и отъехал.
— Наверное, тут какая-то ошибка, — решила Марта. Джим перевернул уведомление. На нем большими красными буквами было написано, что апелляции принимаются сегодня до 16:00 и что в банк нужно явиться обоим лично.
— Но сегодня выходной! — удивилась Марта. — Они закрыты!
— Что-то тут нечисто, — протянул Джим. Марта схватила сумочку.
