— Как ее зовут? — спросил султан.
Этого было достаточно, чтобы рабыня Шадома была сразу возведена в ранг гезде — попавшейся на глаза. Она уже прошла курс гаремного этикета, и по специальному знаку главной жены султана Шадома в поклоне приблизилась и поцеловала край дивана, на котором восседал Баязид.
Монаршее желание — высшая честь. Шадому сразу же определили в лучшие апартаменты, привели в необходимый вид и стали давать необходимые наставления, перед тем как султан пожелает ближе познакомиться со всеми ее достоинствами иль недостатками.
Баязид Молниеносный, или султан Гром, как его прозвали европейцы, был отважным воином и командующим. Он был примерно такого же возраста, как и Тамерлан. Однако, в отличие от последнего, Баязид последние годы почивал на лаврах былых побед. Этот турецкий султан, оставаясь в душе турком, уже вкусил персидское изящество, европейский шарм и арабский кайф. Он уже не мог сесть самостоятельно в седло, и не хотел, он беспрестанно пил вино, предавался чревоугодию, гаремному наслаждению и так растолстел, что с трудом передвигался.
В один день с утра Шадому стали тщательно готовить. Это банный день. Искусные пожилые женщины ее купают, делают массаж, умащивают ее тело мазями и благовониями, от которых исходит цветущий аромат альпийских лугов. И в этот, и в последующий день ее кормят разными сортами меда и всевозможными сладостями, в ней ничего не должно быть кислого, горького, терпкого. Она изнутри, до самых кончиков волос, должна быть свежей, чистой, сладкой, желанной.
В отличие от гаремных страстей Тамерлана здесь не применяли наркотических средств. Накинув прозрачную розовую тунику из шелка, Шадому посреди ночи повели в священные гостиные покои султана. А там — блеск огней, роскошь и богатство всего мира.
Шадома — не простая рабыня, из простолюдинок, она всесторонне образована, начитана и уже знакома с заманчивыми сказками Шехерезады. Она понимает, что в гаремной жизни все есть — от райского сада до смертельной ревности. Да это все в сказках. А жизнь, гаремная жизнь — это тяжелое испытание, где право на эту жизнь не легко заслужить. Шадоме уже повезло: на нее лег глаз султана. Но это не все. Впереди ее еще ждет испытание.
Огромный зал, где бьет фонтан, золотые деревья и райские птицы поют. Посредине освещенный бассейн, в котором плавают разноцветные лепестки роз. На диване возлежит султан. Шадому раздели донага, подвели к ложу, заставили сделать несколько круговых движений, чтобы султан мог лучше рассмотреть.
Шадому поставили у бассейна, а вслед за ней в зал ввели еще пять девочек, да таких юных, еще бесформенных созданий, рядом с которыми Шадома казалась сама себе взрослой и пышнотелой. Ей стало совсем неловко, тяжело, и был бы разум опьянен дурманом, а так — тошно, невыносимо.
По едва уловимому жесту султана заиграла приятная музыка. Как обучали, танцуя, девушки одновременно ступили в бассейн и там, как морские нимфы, стали изящно извиваться. Подобную сцену образно описал Д. Дорис: «Это массовая изоляция юных, прекрасных и пылких женщин, чья красота, свежесть и сама жизнь принадлежит единственному господину — угрюмому уродливому старцу».
Кульминация этого действа впереди. Когда султан возжелает, он бросит в бассейн золотое яблоко. Кто это яблоко выловит, осчастливится ложем султана. Вот рука его уже поднялась, музыка смолкла, все застыли в предвкушении острой схватки. Яблоко полетело — бассейн закипел: визг, крик, яростная борьба. И лишь Шадома от всего этого отстранилась, опершись на бортик, с каким-то надменным презрением наблюдает за этой кутерьмой.
В другое время и при другом султане за эту выходку ждала бы ее мучительная смерть. Но у Баязида иное настроение, иное намерение. По правде, не нужны ему эти юные создания, он пылает страстью к сербке Деснине.
А Шадоме эта рабская жизнь противна. Хоть и персиянка, а с самого детства она и представить не могла себя в чьем-либо гареме, в услужении — такого была воспитания, такого была нрава и самомнения. За столь неслыханную дерзость ее отправили в пожизненную ссылку, в дальнюю походную резиденцию Баязида, которая находилась под Коньей, в южной части султаната. Он бывал там во время военного похода, охоты или еще по каким делам.
Вдали от хозяев евнухи чувствовали себя вольготно, порой безответственно. Это они в пути следования недосмотрели за наложницей. А строптивая Шадома и здесь решила проявить себя, не зная, что чадра — это форма защиты, а не стиль жизни, она, в отличие от остальных женщин, пренебрегла этой одеждой назло всем, сидела в летний зной на высоком верблюде с открытым лицом.
В результате к вечеру лицо почернело, обветрилось, покрылось волдырями, случился солнечный удар, начался жар, озноб, и она стала бредить во сне. Такую «красавицу» в резиденцию не привезешь, за порчу отвечать евнухам придется. Можно было на болезнь в пути списать, можно просто умертвить, да евнухи решили не брать на себя такой грех: поручив Шадому судьбе, бросили ее ночью на окраине одного села. На рассвете дехканин шел в поле по своим делам, увидел полуживое тело.
Простые люди всегда добры и отзывчивы. Отнес крестьянин Шадому в свой небогатый дом, где все с любовью ее выхаживали. Они бы и рады такую красавицу принять в свою семью, да по всем признакам она — рабыня. Власти узнают — наказание будет суровым. Лучше доложить. Местный мелкий правитель, как всякий чиновник, заинтересован лишь в шкурных делах. Посмотрел он на рабыню, понял все и, не торгуясь, быстренько продал проезжему купцу. Этот купец разбирался в товаре, вывез он рабыню в ближайший крупный порт Измир, на рынок людей. Там шныряли торговые агенты купца Бочека, вновь Шадому перекупили, но на сей раз она попала не в чей-то гарем, а в роскошный публичный дом под романтическим названием «Сказка Востока».
Сегодня многие полагают, что гарем — это что-то вроде публичного дома на азиатский манер. Между тем, как образно определил один из современных писателей, различие здесь примерно такое же, как между метро для всех и роскошным лимузином для избранных.
Шадома довольно быстро это поняла. Как Малцаг, как почти все кавказские люди, она попыталась на первых порах показать свой свободолюбивый горский нрав. Так в публичном доме и не такое встречали. Вначале ее умело поистязали, так, чтобы товарный вид не пострадал, потом три дня ни воды, ни еды, а следом корабль в порт зашел, на нем человек тридцать изголодавшихся по женщине чернокожих великанов: еще трое суток она в аренде была.
После такого с женщиной, как таковой, покончено. Она даже не рабыня, не одалиска, она — ничто, прообраз современной резиновой куклы для всех. Она теряет своеобразие, оригинальность, цвет. Просто на глазах исчезает юность, красота, женственность. Конец один: скор, очень печален и даже могилки не будет — в море. И пожалеть ее здесь некому и поплакаться ей некому. Здесь мужчины как мужчины: хозяева — сплошь скопцы, любят друг друга, или клиент — животная тварь, видит в женщине суку. И женщин-рабынь здесь нет — одни лишь прибитые создания, которые должны принести доход.
Думала Шадома руки на себя наложить, так и это невозможно: спит по чуть-чуть, и то под присмотром, много бодрствует — тогда под клиентом. Она была сломлена, опущена, морально и физически изничтожена. Она просто чувствовала, как идет на дно. Жизнь не просто опостылела, она буквально отсутствовала, ибо она рефлекторно утратила такие человеческие качества, как реакция на цвет, звук, запах и вкус, потому что с этими ощущениями жить среди этого мерзкого зловония, похоти и жизненной страсти нельзя. С потерей этих жизненно важных ощущений она стала терять и способность думать, так как это тоже не нужно, вредно, просто невозможно. Твоя роль — исполнять команды, пока не будет последней — подыхать.
Наверное, все так бы некоторое время и продолжалось, если бы у нее с некоторых пор не появился «постоянный» клиент — других желающих уже нет. Это маленький, жалкий мужчина, который к пожилому возрасту утратил внешний облик, но не остальное. Этот старичок постоянно кутался в абу,[118] под которой скрывал свои странные религиозные одежды, а вместе с ними верования. После общения он тут же замаливал свои грехи, потом прощал все грехи Шадомы, и под конец склонял ее к истинной вере, название которой сам еле произносил.
Их встречи были регулярные и протекали одинаково, пока старичок под конец не сказал:
— Дочь моя, ты доброе создание. Прости. У меня нет лишних денег, я беден. Твое тело одрябло — скелет, изо рта — вонь, в глазах всегда тоска, а теперь и смерть. Бог милостив, он тебе за все воздаст, все простит, благословит. Ждут тебя райские кущи. Но как в таком виде ты предстанешь перед родителями, близкими и родными?.. Возьми себя в руки, ты такая же, как мы все: не хуже, не лучше. И весь мир такой. Воссоздай свое истинное лицо, то лицо, которое тебе дал изначально Бог!
