— Это не жизнь, дочь моя, это не жизнь, — впервые слезы потекли по его лицу.
— Успокойся, поешь со мной, ты ведь, наверное, голодней меня, — теперь Шадома принялась о нем беспокоиться.
— Нет, нет, — отпрянул старичок, но после очередных уговоров сдался: — Да, совместная трапеза — счастье.
— Да, — угрюмо согласилась Шадома, — мы дома всегда вместе обедали, и это было такое счастье.
— Дочь моя, что прошло — прошло, нельзя склеить разбитое, надо дальше жить.
— Как здесь жить?
— Ты ведь права, дочь моя. Всевышний, хвала ему, сказал: «Если бы Я не сдерживал одних людей посредством других, то земля пришла бы в расстройство». Значит, мы должны бороться.
— Как? — беспомощность в голосе Шадомы.
— Слушай меня внимательно, — совсем близко придвинулся к ней: — Я человек жалкий, старый, нищий. Но я обошел весь мир, много чего повидал, много чего знаю и, думаю, чем-то тебе помогу.
— Помоги! — взмолилась Шадома.
— Знай, дочь моя. Ближе всего — смертный час, который я ежеминутно жду. Дальше всего — надежда, к которой ты придешь. Ты станешь великой и богатой, ты расквитаешься за все и о многом пожалеешь. Но ты этого хочешь.
— Хочу, — перебила она его.
— Так вот, помни, и сейчас, раз и навсегда, реши, — этот путь мерзкий и подлый, долгий и коварный, тяжелый и безрезультатный. Это путь к славе и к власти!.. Ты согласна?
— У тебя есть клад? — нотки иронии в ее тоне.
— Хе-хе, шутишь? Это хорошо. А клад есть — это ты.
— Ха-ха-ха, жалок твой клад!
— Молодец! Вот так: «Радуйся тому, что Он нам даровал». Не грусти. Он даровал тебе неземную красоту, которая уже в твоих глазах, и мой опыт, который я передам тебе. Слушай. Вот пища — это основа, ключ и к благу, и к злу. Вот этим ключом мы и будем пользоваться. Ты помнишь сказку «Тысяча и одна ночь»?[119] В ней есть история о том, как царь влюбился в жену своего визиря, «обладательницу красоты и прелести». Отправив сановника инспектировать отдаленные области, царь явился в его дом и признался жене визиря в своих чувствах. Женщина оказалась не глупой, она принесла царю книгу с увещеваниями и наставлениями, чтобы царь почитал ее, пока она приготовит кушанье. Царь стал читать книгу и нашел в ней изречение, которое удержало его от прелюбодеяния и сломило его решимость совершить грех. А женщина приготовила множество блюд и поставила на стол. И начал царь есть из каждого блюда по ложке, а кушанья были разные, но вкус их один. Царь удивился этому, молвил: «О женщина, я вижу, что блюд много, а вкус один». И женщина ответила: «Да осчастливит Аллах царя! Это — сравнение. В твоем дворце сотни наложниц разного рода, а вкус их — один».
— К чему ты это? — отстраненность в тоне Шадомы.
— А к тому, что абсолютной красоты и привлекательности нет. Надо соблазнять иным.
— Я не собираюсь никого соблазнять.
— А как ты собираешься бороться? — Шадома молчит. — У тебя, как у женщины, к тому же женщины-рабыни, оружие лишь одно — обольщать.
Он пристально вгляделся в ее глаза, она их не отвела.
— Правильно, — оценил старичок, — ты хочешь бороться.
— Пока не знаю — как?
— Слушай дальше, — настаивал он. — Пример из живой природы. У одного петуха десять одинаковых кур.
— Фу, зачем так?
— О! Молодец! Уже паясничаешь? Так и надо, — улыбается, будто дело идет. — А у петухов поблагообразнее, чем здесь. Разве не так?
— Так, — вновь омрачилось лицо Шадомы, а старик продолжал.
— Вопрос в том, по какому признаку петух определяет очередность. В том-то и дело, что определяет-то не петух, а курица, которая выделяет некие ферменты — запахи, что и говорит о ее готовности. Только на этих запахах строятся все половые взаимоотношения в животном мире.
— Мы-то не животные, — вновь лукавство в ее глазах.
— Мы хуже животных, — твердо констатирует старичок. — Просто люди утратили животный инстинкт. Но только не в похоти. Мужчина — как петух, его надо обольстить, покорить, привязать своим запахом и обаянием.
— Что-то я ничего не пойму, — с иронией. — Я должна «выделять запах»?
— Каждая женщина в месяц раз «выделяет запах». Нам нужны вши с нижнего белья, которые этим питаются, ну и еще кое-что в том же роде.
— Как это мерзко! — задрожала Шадома.
— А здесь быть не мерзко? — грубо надвинулся старичок. Более месяца прошло после этого разговора. Каждый день было одно и то же: старичок откармливал ее и еще доставлял всякие снадобья. Шадома не только ожила, а посвежела, похорошела. К ней клиентов и теперь не допускали, и она понимала, что старичок проплачивает полные сутки, оттого сам совсем исхудал. А потом он пропал, предупредив, что уходит в горы за каким-то цветком. Вернувшись, объяснил сорт, место произрастания и роль цветка, который распускается лишь на рассвете, в определенное время года.
Наконец они приступили к изготовлению снадобья. Шадома морщилась, отворачивая лицо, а он все в поту корпел, заставлял ее все запомнить.
— А это не вредно, вдруг кто другой съест? — волнуется Шадома.
— Абсолютно безвредно, даже полезно, пусть едят все, и сама ешь — будут и тебя любить, и сама будешь любить.
— Тогда, может, весь мир вскормить, пусть подобреет.
— На всех не хватит.
— Но женщин много.
— То, к чему ты стремишься, многим не надо. И слава Богу!
Шадома задумалась и, помолчав, спросила:
— Кого мы им вскормим?
— Только первое лицо. Управляющего «Сказкой Востока».
— А как ему в рот положу?
— Ты с ним была? — Она смутилась. — Конечно, была, этот пес никого не пропустит. А ты готовить умеешь?
— Умею, но у нас прислуга была.
— Хорошо, и я подскажу пару рецептов, — не унывает старичок. — А кстати, я заметил, кухня богата там, где процветают гаремы.
— Почему? — удивилась Шадома.
— Каждая наложница, а они со всех концов, ищет путь к ложу хозяина через желудок. Вот кухня и процветает. Станешь кухаркой?
— Кухаркой?! — недовольна она.
— Это рост, — поднял он палец. — С чего-то надо начинать. И помни — денег у мужчины не проси. Сделай так, чтобы сам умолял взять. И еще — мужчине о своих заботах не рассказывай, только о кайфе, мол, ты богатырь, добродетель, чуть ли не бог! — он тяжело вздохнул. — Все, что мог, я сделал. Теперь сама дерзай, да посмелее. С Богом! И помни — все-таки человек там, куда себя поставит.
На следующий день, помня, что «Сказка Востока» — сугубо коммерческое заведение, а управляющий — чревоугодник, Шадома добилась встречи с ним и, ссылаясь на свободное время, предложила свои завидные кулинарные способности в общей столовой за умеренное вознаграждение.
— А ты что, вкусно готовишь? — из-под пышных бровей тяжелый взгляд управляющего.
— Можете проверить, — полное откровение и кокетство в жестах Шадомы.
Все получилось не как в сказке, сразу, а как предрекал старик. Первый день был самым тяжелым. Она приготовила блюдо по рецепту своего наставника: ничего особенного — заливная баранина с острым соусом. Поела сама, управляющий попробовал, скривил лицо, ушел. Остальные кухарки — толстые чернокожие рабыни — пригрозили ей: занимайся проституцией и не отбивай наш хлеб. Шадома им тем же ответила. Началась драка, она здорово получила, но не проиграла, тем более не сдалась.
В иерархии публичного дома кухарки чуть ли не на последнем месте, но Шадома поняла, что это действительно рост, и, все за ночь обдумав, она наутро вновь у управляющего:
— В столовой антисанитария, беспорядок, много отходов и слабое меню, отчего клиентов мало, дохода нет.
У управляющего одна пышная бровь пошла вверх: Шадома — ответственная по столовой. В полдень на шикарном подносе она сама доставляет в кабинет управляющего ароматный обед. Управляющий — мужлан, да отличить грубость рабыни-простолюдинки от манер прирожденной аристократки и он может. Подражая ей, даже благодарит. А она и тут дальше пошла:
— Ваша светлость, какой вкус! Вы играете на арфе? Ой, это всего лишь декорация? Какая жалость! А то я с удовольствием сыграла бы вам для лучшего аппетита.
В «Сказке Востока» все есть. Тотчас доставили арфу.
— О-о! — восторгается Шадома. — Это хороший инструмент, я постараюсь сыграть, но он годится для танца живота, а ваш уровень — персидская арфа.
Вечером управляющий ужинал под чарующие звуки персидской арфы, а в ночи его слух услаждал другой звук:
— Вы очень музыкальны, что редкость. А брови изящны, как линии арфы, в них гордость орла!
Это все ночью, а до зари она все в трудах, искренне радеет за дело, с нее ответственности никто не снимал. Она так четко наладила производство, что все довольны, а кухарки, что дрались с ней, просто благоволят. И лишь она знает, что это действие эликсира-снадобья. И оно так сильно, что через некоторое время случилось неожиданное: управляющий предложил ей стать первой женой. Вновь гарем? Она деликатно отказалась, объяснив, что он нуждается не в очередной жене, а в верной помощнице. Тогда ей выделили апартаменты и предложили днем предаться кайфу ничегонеделания, от чего тоже отказалась. И лишь в конец, не выдержав, она обратилась с единственной просьбой:
