В коридоре послышались торопливые шаги. Вошел Филипп Дэвидс, энергично потирая замерзшие руки.
— Добрый вечер, — сказал Деон. — Ну и холодище, а?
— Редкий. — Филипп присед у камина на корточки, протянув руки к огню. Он поглядел на Деона через плечо: — Ты здесь один?
— Да. Не знаю, куда все разбежались. Я только что вошел.
— Жаль. Мне бы нужен доброволец.
— Для чего?
К удивлению Деона, Филипп скорчил мину киновампира — коронный номер Робби на вечеринках — и загробным голосом произнес:
— Кровь! Жажду кр-р-рови.
Деон никогда еще не видел его таким.
— Крови? Сейчас, среди ночи? Зачем?
Филипп повернулся спиной к камину и чуть покачивался, точно не в силах сохранять неподвижность. Его лицо сияло.
— Это потрясающе, грандиозно. Наконец-то я ее разработал.
— Что разработал? О чем ты?
Филипп поглядел на него с недоумением, но потом улыбнулся, словно понял шутку.
— Ты ведь знаешь о новой методике исследования хромосом. О том, над чем я работал.
— О господи боже! Хромосомы. Ты воображаешь, что у людей голова только и занята твоими хромосомами.
Филипп виновато пожал плечами и снова протянул руки к огню.
Он сразу как-то сник, и Деон почувствовал угрызения совести.
— Ты сказал, что ищешь добровольца. Я подойду?
Филипп просветлел.
— Нет, правда? Ты согласился бы?
— Правда. Ведь это в интересах пауки, верно?
— Конечно. Какая у тебя группа крови?
— Нулевая.
— Чудесно! У меня тоже, и я как раз искал кого-нибудь с этой группой для сравнения. Ведь кариотипы, которые удалось получить, взяты из моей собственной крови.
— Что ты, в сущности, делаешь? — спросил Деон, невольно отвлекаясь от своих мыслей.
— Идем в лабораторию, я покажу.
Деон без большой охоты снова вышел на холод и ветер, Филипп, размашисто шагая, рассказывал об усовершенствованной методике исследования хромосом, которую ему наконец удалось применить.
В маленькой боковой лаборатории патологического корпуса горел свет.
Филипп, не дожидаясь Деона, пошел прямо к столу с микроскопом. Он нагнулся к окуляру и повернул регулировочный винт. Не поднимая головы, подозвал Деона:
— Иди-ка посмотри.
В тесной комнатушке было тепло, а энтузиазму Филиппа просто нельзя было не поддаться, и Деон послушно сел перед микроскопом.
В учебнике для пятого курса он уже видел эти структуры, похожие на скрученные нити. Они были разные по очертаниям и величине: одни походили на кривобокие «X», другие на «У», соединенные основаниями.
— Угу, — промычал он уклончиво.
— Видишь? — Филипп склонился над ним, похлопал по плечу, точно пытался передать ему свое вдохновенное возбуждение.
— Вижу. — Это волнение было непонятно Деону, смущало его.
— Сорок шесть хромосом ядра клетки лейкоцита! В них заключены все наследственные признаки. Мы, так сказать, смотрим на человека в целом. — Деон повернул голову, но Филипп не дал ему ничего сказать. — Потом я их фотографирую, вырезаю по одной, составляю парами по величине от больших к меньшим и добавляю две половые хромосомы, пару, определяющую пол. В результате я получаю так называемый тип, хромосомный набор.
— А потом?
— Потом? Боже мой, Деон, но это же будущее медицины! Ты же знаешь, что некоторые болезни связаны с аномалией хромосомного ряда. Ну, значит, остается установить, почему это происходит и как это предотвратить, если возможно.
— Многого хочешь!
— Пожалуй. Но кто знает? Помнишь, как это в Библии: «…Ибо я Господь, Бог твой. Бог-ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого колена». — Филипп внимательно посмотрел на Деона. — Я всегда считал, что это несправедливо, — сказал он.
Деон сделал неопределенный жест.
— Ну…
Филипп ждал, вежливо наклонив голову, весь внимание, что он скажет, и, не дождавшись ответа, показал на микроскоп.
— А ведь здесь весь секрет, почему у тебя белая кожа, а у меня коричневая, почему я не могу пить в ваших барах, есть в ваших ресторанах, купаться у ваших пляжей. Всего лишь из-за иного положения какой-нибудь одной из сотен тысяч молекул в этих хромосомах. Всего лишь из-за нее.
Деон посмотрел на него и отвел глаза.
— Это глупо, — произнес он.
Его встревожил этот внезапный взрыв. Он не мог припомнить, чтобы Филипп когда-нибудь прежде говорил о цвете своей кожи, чтобы он настолько дал волю своим чувствам.
Филипп усмехнулся.
— Извини. Я привел тебя сюда не для того, чтобы ты слушал мои речи. Так я возьму кровь?
— Бери, конечно.
Деон снял пиджак, закатал рукав и, сжав в кулак правую руку, напряг бицепс, чтобы обозначилась вена. Филипп уже приготовил шприц.
— Придется потерпеть…
— …как сказал епископ одной актрисе, — докончил Деон, и оба рассмеялись.
Деон смотрел, как темная кровь наполняет шприц.
— Что ты думаешь делать дальше, после этой больницы? — спросил он с искренним интересом. — Насколько я понял, ты все-таки решил ехать за океан?
Филипп ловко извлек иглу, прижал ватку к месту укола и показал жестом, чтобы Деон согнул руку в локте. Потом начал сливать кровь из шприца в пробирку. Его лицо было замкнутым и настороженным.
— Тут у меня впереди нет ничего.
— Да, пожалуй.
— Ничего — даже надежды.
Деон принялся внимательно осматривать след укола, проверяя, перестала ли ранка кровоточить. Почему-то сегодня ему не хотелось спорить или даже обсуждать отвлеченные проблемы. Он желал только одного: чтобы его оставили в покое.
Но такая ранка не могла отвлечь внимание Филиппа.
— Удивительно, как мне вообще позволяют рассматривать клетки белых, — сказал Филипп, криво улыбнувшись. — Ты знаешь доктора Раджапа?
— Индиец на патологического отделения?
— Да. Старший врач-диагност. На днях он показывал мне, как замораживают срезы, и тут ему принесли биопсию из груди белой женщины. Хирурги в операционной ждали его заключения. Другими словами, от него зависело, что им делать дальше — удалять грудь и грудные мышцы или нет. Решение зависело от него, но допустить его в палату, чтобы он пальпировал опухоль, — ну что вы!
Деон покачал головой и отвернулся.
— Действительно глупо.
Он не знал, что говорить. Гнев Филиппа был справедлив, но что толку? Можно ли словами одолеть предрассудки? Не исключено. Но не исключено и другое: слова служат отпущением грехов. Почему Филипп сорвался именно сейчас?
Он вдруг улыбнулся.
— А помнишь, как мы вместе занимались пальпацией груди?
— Что?
— А на чердаке? В сарае, где стригли овец?
Холодная замкнутость исчезла с лица Филиппа, и он улыбнулся в ответ.
— Да, да, я и забыл совсем.
Они еще посмеялись этому воспоминанию, немножко стесняясь, немножко стыдясь.
Деон не мог точно вспомнить, когда это было. Но, во всяком случае, уже после того, как он пошел в школу, и до того, как погиб отец Филиппа, Пит Дэвидс, когда грузовик с шерстью, который он вел, опрокинулся по дороге на станцию в Бофорт-Уэст. Конечно, до, потому что сразу после его смерти Филипп с матерью и уехали с фермы в Кейптаун. Следовательно, ему тогда было лет восемь-девять, а Филиппу около десяти. Филипп собирал цветных девочек из хижин за айвовой аллеей, где жили работники, и уводил их на чердак сарая.
Они шли, весело хихикая. Деон и Филипп, в роли врачей, рассаживали их в ряд, приказывали снять рваные рубашонки, а потом по очереди осматривали.
Из ящиков была сооружена кушетка, точь-в-точь как в кабинете у врача, а Филипп смастерил стетоскоп из жестянки из-под гуталина и кусочков электрического шнура. Были у них и «хирургические» ножи, позаимствованные в шкафу на кухне. Но стоило кому-нибудь взять нож в руки, как девчонки сразу разбегались.
Запах чердачной пыли, сальной шерсти, овечьего навоза, пота и мешковины навсегда остался в памяти Деона ароматом первых мальчишеских попыток познать запретное.
Они знали, что делают плохо, решил он теперь, припоминая все это: едва обозначившиеся смуглые груди девочек в сумрачном свете чердака и свои собственные белые руки, исследующие секреты природы. Вернее, не знали, а просто чувствовали, что нарушают какие-то запреты. А то зачем бы они забирались играть в докторов на чердак, подальше от глаз взрослых? Но странное волнение, которое возбуждала эта игра, оставалось им непонятным. Эти игры раз и навсегда кончились в тот день, Когда отец зашел однажды в овечий сарай, услышал на чердаке смешки и тихонько поднялся посмотреть, что там происходит. Пожалуй, другой такой трепки отец ему ни раньше, ни позже не задавал. Филиппу и вовсе досталось дважды: от отца Деона ремнем тут же, на чердаке, да еще вечером от своего отца в хижине за айвовой аллеей.
