— Чего вам?
— Доброе утро, хозяин, — сказал прилично одетый.
— Доброе утро. Работы для вас у меня нет.
— Нам нужны деньги, хозяин.
— Я же сказал, что у меня работы нет. Своих девать некуда. Скоро всю ферму сожрут. Хуже саранчи.
Оба посмеялись шутке белого человека.
Затем щеголь в спортивных брюках и куртке сказал многозначительно:
— У нас к баасу дело.
Бот угрожающе шагнул к нему.
— Это что еще за шутки, грязная ты…
Щеголь попятился, выставив перед собой ладони.
— Не надо сердиться, баас, — произнес он вкрадчиво. — Я знаю, как баас может заработать большие деньги.
Только теперь Бот заметил старый коричневый «шевроле» на обочине дороги у ворот фермы. Тогда он понял. Это были те самые цветные, о которых говорил Мэни ван Шелквик.
Он встретился с Мэни две недели назад по поводу трехсот фунтов, которые тот все еще не отдал. Мэни выразительно подмигнул ему и толковал о всякой всячине, пока его жена не ушла с веранды на кухню сварить им кофе. Тогда Мэни наклонился к Боту и, не сводя глаз с двери на кухню, быстро прошептал:
— Эти люди оттуда… ну понимаете? — Бот ничего не понимал, и Мэни мотнул головой. — Вы знаете, те, о которых я говорил. Так вот, вчера я узнал, что они скоро будут здесь. Я их пришлю к вам.
Бот напомнил ему, что ничего в алмазах не смыслит. Понятия не имеет ни о ценах, ни о том, кому их сбыть.
Мэни заверил его, что позаботится об интересах старого друга. Пусть только Бот даст знать, когда алмазы будут у него. А уж он берет на себя обратить их в… — Мэни выразительно потер большой палец об указательный.
Бот хотел расспросить его поподробней, но здесь на веранду вернулась жена Мэни, и тот заговорил о засухе. Когда Бот все-таки упомянул про триста фунтов, Мэни снова подмигнул и сделал вид, будто не понял его.
— Это ваша машина? — спросил Бот у цветных, которых прислал к нему Мэни ван Шелквик.
— Да, хозяин, — весело ответил щеголь.
— Так чего тебе здесь надо?
— Потолкуем о деле, хозяин? — понизив голос, спросил тот.
— Какое еще дело?
— Покажи хозяину! — приказал щеголь своему товарищу.
Тот порылся в кармане истрепанных, заплатанных штанов и вытащил старый кисет, такой грязный, что Бота невольно передернуло. Щеголь взял кисет, извлек что-то завернутое в засаленную тряпицу и крест-накрест перевязанное бечевкой, развязал, развернул тряпицу на ладони и показал Боту. Бот увидел два неправильной формы кубика, чуть поменьше ноготка на мизинце младенца.
— Что это? — спросил он с притворным равнодушием. — Стекляшки?
Оба снова засмеялись, словно остроумной шутке.
— Камушки, хозяин, — ответил щеголь. — Маленькие камушки.
— Битые стеклышки, хотел ты сказать.
Оборванец замотал головой и засмеялся, прикрыв рот ладонью. Щеголь широко улыбнулся. Но оба промолчали.
— Откуда я знаю, что это не битое стекло? — спросил Бот.
Щеголь огляделся, увидел у стены сарая старую оконную раму с остатками стекла, подошел к ней и быстро встал на колени. Раздался тонкий резкий писк, и на пыльном стекле появилась свежая царапина.
— Вот, хозяин, видите? Только камушек так режет. Только блестящий камушек.
— Вас кто прислал, баас Мэни? — Они переглянулись. — Баас Мэни ван Шелквик? — подсказал Бот.
— Лучше, если хозяин не станет задавать вопросы, — сказал щеголь очень серьезно, но так, чтобы это не казалось дерзостью. Бот пожал плечами. Он понимал, что эти предосторожности необходимы.
— Сколько? — небрежно спросил он.
— Пять сотен, хозяин.
Бот присвистнул.
— Много. Триста пятьдесят.
— Четыреста пятьдесят, хозяин.
— Ладно. Пусть будет четыре сотни.
— Четыре сотни, хозяин.
Бот задумался. Наверняка они стоят дороже. И все-таки не лишнее бы посоветоваться с Мэни.
— Я подумаю, — пообещал он неопределенно, — не знаю, стоят ли связываться с этим делом. Заезжайте, ну, скажем… Что у нас сегодня, среда? Ну, так в субботу. В субботу во второй половине дня, часов около трех.
Лизелла уже отправится играть в теннис, а он сошлется на что-нибудь и не пойдет. К трем часам и работники разойдутся. Чем меньше лишних глаз, тем лучше.
— В субботу в три часа, — повторил он.
Бот стоял и смотрел вслед старому «шевроле». Уоррентонский номерной знак. Будь они из Кимберли, он не стал бы связываться — с городскими надо держать ухо востро. Ну, а Уоррентон — небольшой городок неподалеку от Ваальских копей, откуда и украдены алмазы.
Украдены. Неприятное слово. Красть. Вор. Он знал, что сказал бы отец, если бы кто-то просто предположил, что его сын замешан в воровстве! Бот решительно отогнал от себя эту мысль.
Следующие два с половиной дня он пытался связаться с Мэни ван Шелквиком, но никак не мог его застать. Бот нервничал. Он знал, что за такие дела полагается тюрьма. И срок долгий — два-три года обеспечено. Тоже справедливость! Жену, детей человек до полусмерти изобьет и даже предупреждения не получит. А что, собственно, такого плохого в торговле алмазами? Она и объявлена-то незаконной только ради защиты интересов «алмазных королей», у которых и так денег куры не клюют.
В пятницу он поехал в банк и, кроме суммы ежемесячной зарплаты рабочим, взял еще четыреста фунтов. Молодой кассир приподнял бровь, когда увидел сумму на чеке, и Бот испугался, что он пойдет к управляющему.
Но юноша принял чек и спросил:
— В каких купюрах вы хотите получить эту сумму, мистер ван дер Риет?
По дороге домой настроение у Бота снова изменилось, и его охватил мучительный страх. Он вернулся мрачный, все его раздражало, и они с Лизеллой поссорились — кончилось тем, что она захлопнула дверь спальни у него перед носом и заперлась на ключ, так что ему пришлось спать в комнате для гостей. Он весь кипел от злости и стыда при мысли, что собственная жена выставила его из собственной спальни. Хорошо хоть, что отец в Кейптауне в больнице и не видит его позора. Хотя, может быть, отец бы понял его и даже встал бы на его сторону, потому что последнее время, особенно когда он стал болеть, Лизелла и с ним приняла саркастический тон. Отец против ожидания сносил ее резкости кротко и терпеливо. Раз-два Бот заметил, как сдвигались темные брови и усталые глаза становились серыми, как гранит. Он даже дыхание затаил, ожидая приступа холодного гнева, который был намного страшнее любой брани или бешеных воплей. Но каждый раз старик сдерживался с явным усилием и продолжал заниматься своим делом (читать газету или чинить что-то при свете настольной лампы в большой теплой кухне). Гроза не разражалась, и все кончалось дальней зарницей и глухим раскатом грома.
Утром в субботу Лизелла продолжала дуться и уехала на корты в собственной машине, к тайному облегчению Бота, потому что теперь ему не надо было искать предлога, чтобы остаться дома.
Но именно то, что Лизелла не захотела с ним разговаривать, и решило дело. Он плохо спал, его терзали сомнения и страх. Но когда она уехала, не сказав ни слова, даже не пожелав ему доброго утра, он подумал: «Ну и черт с тобой! Я тебе докажу!»
И он купил эти два алмаза у людей, приехавших в коричневом «шевроле», и отдал им четыреста фунтов, которые щеголь в спортивной куртке аккуратненько спрятал в старый бумажник. Они поблагодарили его, хотя далеко не так почтительно, как в прошлый раз, и унеслись прочь в своем «шевроле», поднимая облака пыли.
Теперь осталось одно: как можно скорее связаться с Мэни.
Сыщики явились к концу дня, почти сразу же после возвращения Лизеллы. Она сама заговорила с ним, правда сквозь зубы. Но он был в таком возбуждении из-за алмазов, что не обратил никакого внимания на ее тон. Он наполнял рюмки (в отсутствие отца по вечерам они привыкли выпивать перед ужином рюмочку-другую), когда она крикнула с веранды:
— У ворот остановилась машина. Это чья же? Ты куда-то собрался?
У ворот и правда стоял большой лимузин с кимберлийским номером. Пока он шел к калитке, из машины вылезли два человека в серых костюмах. Что-то в их манере держаться — внушительность, что ли, этакая хозяйская уверенность — сразу подсказало ему, кто они. Его охватило желание бежать. Но бежать было некуда, и он продолжал идти им навстречу, с трудом переставляя ноги, которые стали как деревянные.
Они ждали его у калитки, не улыбаясь, расправив широкие плечи под серыми пиджаками. На заднем сиденье машины Бот увидел двух цветных — щеголя в спортивной куртке и его оборванного приятеля.
— Добрый вечер, — сказал Бот и удивился тому, что голос у него не дрогнул.
Однажды, давным-давно, Деону приснился страшный сон о смерти.
Он был тогда совсем маленьким и спал в комнате, выходившей на веранду. Должно быть, это случилось в дни школьных каникул, потому что первое, что он услышал, проснувшись от сдавившего горло страха, было ровное похрапывание спящего Бота.
