– Пожалуй, да, – безрадостно отвечаю я.
– Наверное, так задумано, – роняет она не менее дежурное.
Я опять пожимаю плечами. Минут пять молча кушаем. У меня начинает болеть голова. Растворил бы кто аспирина, или меня растворил в ее стакане с водой.
– Слушай! – Она сосредоточенно режет стейк, потом резко останавливается. – А как наша общая знакомая поживает?
– Какая? – наливаю ей воды.
– Наташа. Не делай вид, что не понимаешь, о ком я, – в глазах Даши возникает какая-то отчаянная злоба. Как у жителя спального района, внезапно услышавшего, что сосед женился на дочери крупного губернского предпринимателя.
– Какая еще Наташа? – сосредоточенно делаю удивленное лицо.
– Не придуривайся, ты не такой пьяный был, когда она к нам на террасе подошла.
– А! Училка? Не знаю, – пожимаю плечами, – наверное, детям историю преподает.
– А ты еще не записался к ней на дополнительные занятия? Так, случайно?
– Дашенька, прекрати, пожалуйста! Ты же знаешь, что вся эта интеллектуально вмазанная публика меня не особо интересует. – Я черчу в воздухе вилкой замысловатую фигуру.
– А мне показалось...
– А ты крестись. Ты же православненькая? В самолетах крестишься?
– Не думаю, что это тема для шуток! – фыркает Даша и лезет в сумку.
– Церкви или самолеты?
– Церковь, – кажется, она отвечает из-под стола.
– Ты это сейчас серьезно? Или готовишь себя к новому позиционированию, в связи со строительством часовни в Останкино?
– Хватит! – Даша выныривает из сумки с сигаретой в зубах.
– Ну ладно, ладно! – даю ей прикурить. – Я не хотел задеть твои религиозные чувства. Кстати, что у нас завтра на корпоративе-то будет?
– Танцы, караоке, раздача призов, – она выпускает дым, – и всякая такая пурга. Давай свалим пораньше?
– Куда?
– К тебе, ко мне. Какая разница! Погуляем по ночному городу.
– Давай, – я поднимаю бокал, мы чокаемся. – Если нас не съедят корпоративные клиенты и не раздавят фанаты караоке, я с удовольствием.
– Я буду тебя оберегать. – Она наклоняется ко мне. – Знаешь, я подумала, что мы очень похожи.
«Нормальное заявление. Чем же мы похожи, зайка? Книжными завалами в туалете? Вместе покоряли Москву? Имеем дисконтные карты в одних и тех же магазинах? Слышал, что тебе нравится Depeche Mode, и мне стыдно. Не могу позволить себе любить с тобой одну и ту же музыку».
– Мы похожи тем, что нам по жизни интересно, понимаешь, о чем я говорю?
– Угу, – киваю я.
Мне-то как раз по жизни скучно.
– Понимаешь, я когда тебя первый раз увидела на канале, сразу подумала: какой интересный человек!
– Угу, – снова киваю.
А я подумал: «Какая у нее задница!»
– Давай в следующем сезоне сделаем совместный проект!
– Это какой?
Ребенка, что ли? По спине бегут мурашки.
– Что-то абсолютно новое! Ну, например цикл интервью вдвоем. Я смогу пробить проект у Лобова.
– С кем?
– С разными интересными людьми.
– А они есть?
– Да брось ты! Понимаешь, главное – найти в человеке, за что зацепиться. Вытащить из него что-то такое... Например, возьмем женских персонажей...
– Боюсь, мы сможем вытащить из них только силикон!
– Понимаешь....
Далее следует каскад имен, которые в обычной жизни я стараюсь не произносить вслух. «Что-то абсолютно новое» оказывается смесью приторных «Женских историй» Оксаны Пушкиной с нудятиной типа «Школы злословия». «Модные декорации», «провокационные сюжеты», «неожиданные повороты» – она осыпает меня конфетти из телевизионных штампов, сверкая глазами и искренне веря, что вот так, запросто, меж двух чашек кофе, она сказала новое слово в жанре интервью. Даша произносит свое «понимаешь» как минимум раз двадцать, а я не понимаю. Не хочу понимать. У меня нет сил и желания делать с ней что бы то ни было.
– И кто мог бы быть нашим первым героем? – спрашиваю я от нечего делать.
– Например, адвокат Павел Астахов. А что? Мне кажется он очень интересный человек
– Павел кто? – Я ныряю в чашку кофе. – Свежая, а главное – интересная фигура. Мы будем спрашивать, сколько у него пиджачных платков?
– Тебе не нравится? – Она грустнеет глазами. – Хорошо, предложи кого-то другого!
– Патриарха. И мой первый вопрос: «Скажите, а каким вы были подростком»?
– Опять ты идиотничаешь?
– Нет. Я совершенно серьезно. Мне, честное слово, интересно было бы поговорить про его юность. Слушал ли он рок-музыку? Смотрел ли эротические фильмы?
– Он в семинарии учился.
– Правда? – Я делаю изумленные глаза. – Кто бы мог подумать...
– Кстати о подростках. У моей подруги ребенок заболел, и они с мужем вынуждены отказаться от путевки на двоих в Кемер. На следующей неделе. Может, рванем после твоего шоу?
– Я не могу, у меня презентация сериала. Кое-что надо доснять и... еще разные вещи, – скороговоркой выпаливаю я.
– Жаль! – Она опускает глаза.
– Угу. – Я отвожу взгляд в сторону и залипаю.
– Почему ты замолчал? – тихо спрашивает она после долгой паузы. – Любуешься Москвой? Я тоже обожаю этот город. В нем есть что-то такое...
– Ага, – киваю я.
Но я не любуюсь нашим потрясающим городом. Я вспоминаю Питер. И думаю о том, что у меня – как у сапера. Оплошность может быть только одна. И сразу вот такой взрыв эмоций. Кемер. Новый проект. Потом поедем с мамой знакомиться... Чертова марка! Чертов Попов! Пусть дискотечный бог тебя накажет! Обречет на вечные муки! Например, каждое утро у тебя на тумбочке будет лежать новый грамм кокаина, который НЕ ВСТАВЛЯЕТ!
– Я принесла тебе то, что ты просил в самолете. – Она достает из сумки и передвигает по поверхности стола компакт-диск.
– А! – вспоминаю я, из-за чего целый час терплю ее общество. – Бэкстейджи Хижняка?
– Ага.
– Дай я тебя поцелую!
– Немного же тебе нужно для поцелуя. – Она кривит рот.
– Если речь о тебе, то вообще ничего.
Мы целуемся. Потом еще какое-то время обсуждаем предстоящий корпоратив, возможный совместный проект, какие все кругом бездарности и мудаки, как надоел кризис и какие он открывает для всех возможности. Потом Даша смотрит на часы. Уходить ей явно не хочется, но, видимо, есть что-то важное.
– Я так хочу посидеть с тобой еще полчасика!
– Я тоже, – смотрю на нее преданными глазами.
– Но мне надо бежать. – Она касается пальцами вазы с цветами. – Ты что сегодня вечером делаешь?
– Он уже наступил. Сейчас еду обратно в павильон, на съемки.
– А потом?
– А потом, думаю, будет уже завтра.
– Позвонишь мне?
– Конечно, – смотрю на нее и думаю: неужели она так хорошо научилась играть во время охоты на объект? Или правда влюбилась?
Когда она уходит, послав мне воздушный поцелуй, я еще долго сижу и верчу в руках компакт-диск. В понедельник я выложу это в сеть, и карьера Хижняка закончится. Очередной объект ненависти испарится, и... и что дальше? Чем ты будешь жить на работе, Андрюша? Сегодня ты еще движим конкурентной злобой, а завтра все это превратится в рутинную апатию. Минус еще одна эмоция. Но он повел себя на моем месте так же. Мог бы что-то еще более мерзкое придумать, да, видно, не успел. Здесь такие правила, чувак. Москва – это пирамида, на каждом уровне которой каждый пытается сбросить вниз остальных. Чтобы, оставшись одному, тупо сесть на задницу, осмотреться и сказать самому себе: «Какие же все там, внизу, бездарности!». Дальше вверх никто лезть не будет. Каждый удовольствуется ролью звезды микрорайона. «Я тоже обожаю этот город», – вспоминаю Дашины слова, глядя на компактдиск. А я – нет...
Я больше не говорю о том, что Москва меня раздражает. Нервирует, бесит, доводит до отчаяния. Кажется, за последний год я даже ни разу не сказал, что ненавижу этот город. Потому что все вышеперечисленное – слишком сильные эмоции, а Москва у меня их не вызывает. Здесь нет цветов – только оттенки, здесь глаза случайных прохожих – незапоминающиеся, а девичьи лица – стандартно симпатичные, как у бабы на крышке сыра «Виола». Самая распространенная фраза в телефонных разговорах – «я тебе перезвоню». С нее начинают, ею заканчивают, с ее помощью, видимо, говорят.
Одна характеристика всему этому: утомительно. Все утомительно. Если до кризиса одни люди жили, а другие выживали, то сегодня кажется, что они все отбывают срок. Нефтяной Посейдон довел свои волны до пика и разом пустил их в отлив. И вода благоденствия, схлынув, не обнаружила ни одного выступающего рифа, ни одного осколка скалы, ни даже камня размером больше обычного. Остался среднестатистический песок посредственности. Где все эти дико талантливые интернет-музыканты, манерные педики-дизайнеры, продюсеры с безумными глазами, щенки из бизнесшкол с инвестиционными портфелями, томные галеристы и колонны вышедших на IPO «форбсов»? Тех, кого еще вчера смотрели, слушали и читали за деньги, сегодня не хотят даже бесплатно. Нет ни одного события, вспоминая которое можно сказать: «нихуя себе!», «если б не кризис, он бы...» и т. д. Оказалось, что не построено ни черта, а в некоторых сферах и того меньше. Ни в культурке, ни в бизнеске нет ничего такого, что можно было бы назвать символом нулевых. Пытаешься вспомнить – и только муть перед глазами, как в сломанном телевизоре.
