Сергей Минаев - The ТЁЛКИ два года спустя, или Videoты

Но бог с ним, со вчера. Казалось бы – сегодня пришло время воспользоваться случаем, приготовиться к прыжку, сделать что-то другое (я не говорю новое, потому что все новое лежит в зоне «сом», а именно другое). И ничего не происходит. Одни ходят со снурыми лицами, другие – с этой вечной претензией на лице, какая бывает у вчерашних провинциалов, третьи просто забывают лица дома, выходя на улицу. Кругом потрясающая импотенция, глаза, состоящие из одних белков, и холодные руки. И только челюсти – жвалкжвалк. Во всем городе. В каждой гребаной подворотне. В каждой сраной квартире. Весь город превратился в одного толстожопого телезрителя, приросшего к каменному дивану и сипящему вечным похмельем: «А сёня чё по ящику?»

И даже та кучка людей, в прошлом истерично хлопавшая и неистово дрочащая на любую персону, способную сделать самую из ряда вон выходящую малость, – например, пернуть на людях в мегафон, больше не дрочит: не стоит. А те, кому по роду занятий положено созидать и возбуждать, видя, что дрочить не будут, прилюдно уже не раздеваются и уходят обратно в программисты. Апатия достигла максимума. Нет веры, нет стремления, нет злости, нет ненависти, даже желания нет. Все стало вдруг слишком утомительным. Говорят, теперь даже у Листермана блядей не покупают. Не потому, что дорого, а потому, что не стоит...

А кругом только и разговоры о том, что «многое сейчас изменится». Да, конечно, у вас, тех, кому глубоковато за тридцатник, – изменится. Завтра, в Москве 2010 года. Возьмет и вот так, не с хуя, без одного видимого с вашей стороны усилия изменится. Как у меня, например.

Я сижу и курю. Кажется, уже целые сутки в этом ресторане. Или двое. Чувствую, что все это унылое говно совсем скоро растворит меня. Адсорбирует. Пережует до плаценты. Сделает таким же, как они. Вытягиваю шею, оглядываясь по сторонам, стараюсь заметить чтото такое. Мелочь, яркую точку на горизонте или случайно выброшенную на песок щепку. Хочу напитаться чужой энергетикой, возбудиться на событие, личность, случайно брошенную фразу, едкий плевок. Хочется кому-то подражать, но не получается. Не потому, что подражать стыдно – стыдно не хотеть подражать. Просто ничего не происходит. Никого нет.

Иногда появляются мысли свалить, но я уже был там, где находится «свалить», – ничего не вышло. Я ехал сюда за импульсом, новой волной, эмоциями. Сел в самолет, который по идее должен был донести меня в родную страну пусть мутных, местами смрадных, но огней, а приехал к останкам костра. Судя по всему, пионерского. Я оказался в самой худшей и прежде несвойственной мне ситуации: я знаю, что будет со мной завтра.

Я не прогрессирую и не деградирую, не бегу к новым горизонтам и не зарываю талант в землю. Я ежедневно утомляюсь. Потому что нет ничего – ни земли, ни горизонта. Ни развития, ни падения (с талантом, судя по всему, та же проблема). По пьянке меня стали было посещать мысли о самоубийстве – но я не сделаю этого. Слишком утомительно.

Мне некому завидовать и некого ревновать, просто потому что людей, достойных этого, не существует. Или они испарились, или их не было. Вокруг белый лист апатии. И я – точка на нем. След от прокола иголкой неизвестной швеи. Может, позволить себе влюбиться, раз уж нечем себя убить?

Я ковыряюсь надоевшей вилкой в надоевшем салате. Пью воду без вкуса и пытаюсь уловить аромат цветка, лишенного запаха, в кадке напротив. Мимо окна медленно проезжает красный «Бентли», за рулем которого девушка, а на пассажирском сиденье – мент в камуфляже, вроде бы майор. – Это ее охранник? – спрашивает кто-то рядом. – Не знаю, наверное, – отвечает другой голос. – Нет, это ее парень, – говорю я так, чтобы быть услышанным перхотью в волосах официанта на другом конце зала. – Почему? – спрашивают меня. Но я молчу. Потому что это весьма утомительно – объяснять, что ты пытался пошутить. Весьма не к месту, что ли? Как и все мы здесь. Закончились сигареты. Курение, впрочем, тоже порядком утомило. Просматриваю эсэмэсы, в надежде на то, что Наташино сообщение я пропустил. Ничего. Только выписки с кредиток и напоминания о том, что заканчиваются деньги на мобильном. Очередной беспонтовый день очередной беспонтовой недели заканчивается вместе с ними. Играет джазовая обработка песни Nirvana «About a Girl», и женский голос мяукает:

– Ванечка, можно я к тебе заеду на полчасика? – выдыхаю я в телефон. – Хуево мне.

– «Ты мальчик контекста», такое вот резюме по поводу моей персоны. – Я выпускаю дым в оранжевую полусферу висящего над столом плафона. – Может, она права?

– Конечно, права! – Ваня хлопает дверью огромного, в половину кухни, холодильника стального цвета. – А тебя такое определение обижает?

– Это Sub Zero? – интересуюсь я.

– Угу. – Он выверенными движениями режет сыр и колбасу, раскладывает на тарелке.

– Всегда хотел такой холодильник, – задумчиво произношу я.

– Нафига? Это же для больших семейных закупок. Что ты туда будешь ставить, кроме Perrier, йогуртов, колы и виски?

– Я? – задумываюсь. – Может, я женюсь, к примеру... когда-то.

– К примеру на ком? – Ваня плюхает в стаканы виски. – Ты и женитьба, в моем понимании, – это как Кортни Лав в рекламе здорового образа жизни.

– Ты совсем в меня не веришь, брат? – Нехотя беру кусок сыра, жую, не чувствуя вкуса. – Почему? Ты же был когда-то таким же распиздяем, а потом раз – и на Катьке женился.

– Женился. – Он садится за стол. – Я же ее люблю.

– Но ты же трахаешься с другими? – шепотом говорю я.

– Скорее для понтов, – отмахивается Ваня, – чтобы форму не терять.

– Ты Катю любишь. – Я катаю по столу мякиш хлеба. – Может, и я кого-то полюблю?

– Ты, Дрончик, полюбишь только свою копию. Тебе нужна женщина, которая будет равнозначна тебе по всем пунктам. Социальным, интеллектуальным. Но которая будет сильнее тебя. В общем, думаю, тебе нужен парень! – Ваня смеется и чокается со мной.

– Где бы такую найти? Даже не так, – я делаю глоток, – я и хочу, и боюсь такую встретить.

– Почему?

– Знаешь, я тут поймал себя на мысли: слишком много пар кед, слишком много электронной музыки. Я стал представлять себя в сорок пять...

– И?

– ...И тут два варианта. Либо женатый отец семейства, располневший добряк еврейской наружности. Либо стареющий плейбой с малолетними телками.

– Выбор, конечно, в пользу последнего?

– Вроде бы так, но есть один нюанс. – Я оглядываюсь и перехожу на шепот. – Есть такая категория стареющих мудаков на молодежных дискотеках. Очень бы не хотелось в ней оказаться.

– А что ты делаешь, чтобы в ней не оказаться?

– Делаю вид, что ищу настоящую любовь. Пользуюсь кремами против старения кожи. Купил абонемент в спортзал. Нужное подчеркни!

– Дрончик, мы все тебя любим именно за это. – Ваня опять наполняет бокалы. – Не переживай. Ты безумно хорош в этих своих страданиях и метаниях. Время свое возьмет. Или Наташа...

– Мне следует отнести этот комментарий к оптимистичным?

– Как тебе больше хочется. Зависит от твоего нынешнего состояния.

– Ты понимаешь, Ваня, я потонул в омуте фальшивой, безответственной, а главное, бесцельной хуйни.

– Что ты называешь безответственностью и фальшью?

– Например, завтра я собираюсь пойти на дебаты молодых политиков в Думе, куда меня направил канал с надеждой вытащить на свет божий нового Жириновского и пригласить его на мое шоу. Но на самом деле я иду туда, чтобы склеить одну секретаршу. И я знаю, что она мне наверняка не даст (были попытки), но все равно иду.

– Нахуя?

– Ну, меня же, блядь, в Думу пригласили, а?

– И кому ты потом об этом расскажешь?

– Соскам без прописки, щенкам с соседних каналов, малознакомому, типа, олигарью. В общем, всем, кому неинтересно, но кто обязательно сделает многозначительно-понимающее лицо.

– Ну и что? Я сам завтра иду на день рождения к такому ублюдку, что даже описывать нет желания. Знаешь, из тех, что слывут коллекционерами современного искусства, но при случае с удовольствием готовы попиздить про сериал «Бригада». Но что делать? Приходится. Он же собирается спонсировать наш говносериал.

– А ему-то это зачем?

– У него любовница из культурненьких. Он ей завтра скажет: я, дорогая, меценат.

– Ты понимаешь вообще, что мы здесь обсуждаем? Взять хотя бы этот гребаный сериал. Ты пробил для Антона проект, чтобы мы все вместе могли заработать. Каналу это не нужно – он гонит тебя стричь бабки со спонсоров. Спонсор их дает, но только для того, чтобы, помимо половых, у них с любовницей еще и культурные связи были. А эта милая девушка завтра пойдет и отсосет – даже не тебе и не мне (хотя могла бы!), а Антону! Потому что он не просто интеллигентный человек, а режиссер! Выходит, что вся наша байда строится не вокруг продукта, а вокруг одного паршивого минета!