— А приехали, говорите, на чём?
— Да на «мухе»… Я ж говорила: наши все на ней ездят…
— Одну минутку, бабушка, — говорит дежурный и идёт к коллеге. — Товарищ лейтенант. Там бабуся какая-то чудная… Говорит, обокрали её…
— Да это ж Коза на «мухе» из Африки прилетела! — смеётся лейтенант.
— Да-да, на «мухе», — ничего не понимает новенький.
— Не волнуйся, парень, всё правильно, — объясняет лейтенант новенькому положение вещей и добавляет: — Пойдём, сейчас мы с этой Козой разберёмся.
Лысая гора у нас в Ровеньках, как смотровая площадка. Оттуда весь посёлок как на ладони видно. Туда приезжают отдыхающие, непременно заворачивают свадебные кортежи. Вид с горы открывается удивительный. Особенно хорошо смотрится центр посёлка в летнюю пору, когда он утопает в зелени и цветах. Больше всего глаз радует, конечно же, наш Свято-Троицкий храм оригинальной архитектуры.
По решению властей на Лысой горе соорудили макет ветряной мельницы. Лопасти ветряка решили украсить иллюминацией из лампочек. В инженерный отдел Ровеньских электросетей звонит чиновник из администрации посёлка:
— Нужно сделать так, — говорит он одному из инженеров-электри-ков, — чтоб эта мельница была видна по ночам отовсюду, как маяк…
Для энергетиков это лишний объект и дополнительные заботы.
— А может, пусть она так, без освещения стоит?
— Ну, как вы не понимаете? Если хотите знать, в Швеции мельница — это символ благополучия…
— Задолбали этими символами, проектами, — слышит он в трубке голос инженера. — Лучше б это благополучие натурально попытались для людей сделать…
— Что?! — свирепо недоумевает чиновник. Но на другом конце провода трубку уже положили.
Благополучие у ровенчан у всех разное, а лампочки на ветряке, однако, горят.
С Анатолием Михайловичем мы знакомы ещё с тех времён, когда вместе работали в процветающем колхозе «Родина». Сейчас он пенсионер, приторговывает на рынке, и каждое утро, когда я иду на работу, мы перебрасываемся с ним новостями, справляемся о делах, здоровье друг друга.
Рядом с ним каждое утро раскладывает свой товар добродушный пожилой армянин, который всю жизнь прожил в Ровеньках с местной женщиной. Они выращивают и продают разные овощи.
В этот раз Анатолий Михайлович, когда я спросил, почему его давненько не было видно, говорит:
— Да я ж в офтальмологическом центре был. Операцию мне на глазу сделали. Хрусталик искусственный вставили.
— О, серьёзное дело, — говорю я. — Ну, и как оно, помогло?
— У-у-у!.. Да теперь опять можно на молодых девчат поглядывать.
Тут сосед-армянин, неся мимо нас ящик с помидорами, улыбаясь и покачивая головой, говорит:
— Э, сматри, а то от этого и искусственный хрусталь не выдержит!
Многие мужики в селе кустарным способом намастерили примитивных ручных культиваторов. Этим нехитрым приспособлением с колесом и лапкой можно часа за два взрыхлить не малую площадь, а то и весь огород.
Такой огородный инвентарь имеется и у Витюхи Курносова, но на огород он принципиально не ходит. Огородом в их семье занимается исключительно его жена Соня — женщина гренадёрского роста, ладная и здоровая на вид. Она и агрегат самодельный освоила быстро.
Петро Егорович однажды спрашивает Витюху:
— Сосед, а где ж твой культиватор?
— В Валуйках, — серьёзно отвечает Витюха, — в больнице лежит…
Примерно в середине восьмидесятых годов прошлого века поехали наши ровенчане в составе большой областной делегации в Испанию. В основном это были председатели колхозов и первичных партийных организаций — парторги, представители советской торговли.
— Приехали мы в Мадрид, — рассказывал после председатель одного ровеньского колхоза Валерий Алексеевич. — Разместили нас в гостинице. Туда-сюда — надо покушать. Пошли мы с моим товарищем, с которым в одной комнате нас разместили, прогулялись по Мадриду, купили здоровенный помидор и батон хлеба. А колбаса и всё такое остальное у нас в номере было своё. Каталку колбасы я привёз за границу своей — ровеньской. Тогда в Ровеньках колбасный цех был, и руководил ним Виктор Иванович Семенихин. Колбасу, надо сказать, делали там отменную — вкусная была колбаса. Помню, хоть ветчинно-рубленой их колбасы возьмёшь, хоть сарделек — вкуснота неимоверная. Ну что ж, тогда все продукты питания производились ещё по советскому ГОСТу, и никаких там «Е-2, Е-4» в виде химических консервантов туда не пихали. Но мне особенно нравилась наша копчёная, вот я её с собой и прихватил. Собрались трапезничать — кинулись, а колбаса моя немножко плесенью покрылась. Товарищ говорит:
«Да хренова это всё! — достаёт чекушку подсолнечного масла из своего баула, кусок бинта оторвал, маслом колбасу протёр, — блестит, как новенькая! — отрезает, сам жуёт и мне говорит: — Бери, закусывай, я в торговле двадцать третий год работаю — гарантию даю, ничего не будет!»
Тут к нам в номер заходит областной начальник моего напарника:
— Ну что, мужики..
— Да вот, решили перекусить, — и наливаем гостю. — Еды испанской купили: хлеб, помидор, колбаса ихняя…
Хватнул тот начальник полстакана, дольку помидора в рот кинул, потом кусок колбасы граммов на двести отхватил ножом и закусывает. Жевал, жевал колбасу, да и говорит моему товарищу-торгашу, под началом которого, как оказалось, Ровеньской колбасный цех был:
— Вот что, Иван Захарович, передай своему Семенихину, пусть приедет к испанцам да поучится у них, как настоящую колбасу делать. А то он там у себя, в Ровеньках, как сварганит — ну, это ж просто жрать невозможно. А здесь люди для людей продукт делают. — Поднял он палец и ушёл.
Поставили на въезде в наш посёлок скульптурную композицию местного скульптора — мужчина и женщина в национальных костюмах, рядом с ними бричка. Мужчина с гармонью, а женщина держит на полотенце хлеб-соль. Весь этот ансамбль огорожен деревенским плетнём. Ясно, что задумка скульптора и заказчиков была хорошая — показать гостеприимство моих земляков, чего им действительно не занимать. Да вот при установке скульптурного ансамбля вышло несколько проколов. И расположили его ниже дорожного полотна, прямо в кювете, так, что целиком фигуры можно увидеть, только приблизившись к ним вплотную, а с дороги они видны только наполовину. При ближайшем же рассмотрении этой композиции из фигур людей, брички и плетня наблюдательному человеку сразу бросается в глаза то, что хлеб-соль женщина предлагает въезжающим через плетень, а не как положено, стоя у ворот подворья, потому что ворота, по воле устанавливающих скульптуры, почему-то оказались у них за спиной.
Спрашиваю у одного причастного к этому делу чиновника из администрации городского поселения «Посёлок Ровеньки», так официально нарекли мои Ровеньки, лучше не скажешь, какие-то чинуши:
— Скажите, пожалуйста, а что это за нескладуха? Вроде у нас, в Ровеньках, не принято из-за плетня хлеб-соль преподносить?
— А они его и не преподносят, — ничтоже сумняшеся, эмоционально отвечает чиновник, — они его по-ка-зы-ва-ют!
Ольга вышла замуж за Алима и уехала с ним в одну из кавказских республик. В Ровеньках её не видели года три, а когда объявилась — все так и ахнули. Уезжала с Алимом пышная красавица-хохлушка, а вернулась — страшно глянуть — кожа да кости! Говорили, еле она оттуда сбежала. При первой же встрече на неё напустились подруги. Алла говорит:
— Оля, что ж там с тобой делали?.. Ты глянь на себя в зеркало — на кого ты стала похожа?..
— Ой, девочки, — всхлипывает Ольга, — всё там не своё… Всё плохо… Особенно пока к языку ихнему привыкла… А от родни Алимовой натерпелась, не приведи Господь никому!.. Но зато Алим… Он меня на руках носил, — вытирает слёзы и закатывая глаза, с придыханием продолжает Ольга, — жила у него, как птица в золотой клетке…
— Ну, насчёт золота мы не знаем, — иронически улыбаясь, низким голосом прерывает её Людмила, — а вот что ты в клетке жила — невооружённым глазом видно…
