Через пятнадцать минут они сидели за столом. Кроме грибного супа, жареной картошки с рыбными котлетами, селедки и дешевых в это время года овощей и фруктов к обеду была подана дефицитная дорогая рыба двух сортов, красная икра, коньяк, шоколадные конфеты.
– Вроде бы не по средствам обед? – вопросительно посмотрел владыка на секретаря.
Но тот объяснил, что рыбу и икру подарили новому архиерею прихожане, а все остальное стоит сравнительно дешево, просто нужно знать, где покупать и стоять в очередях, но Глафира с этим хорошо справляется. Она одинокая женщина, ей три года до пенсионного возраста. Главная страсть Глафиры – вкусно поесть. Сама она себе не могла бы многого позволить, а здесь покупает продукты, готовит, а заодно и ест, что хочет, не жалея для этого сил и времени.
– Ну это ладно, – улыбнулся архиепископ. – Надо будет потом разобраться, какие средства уходят у нас на продукты. А вот подарков от прихожан брать не нужно, чтобы не было проблем с налоговыми органами. У меня в одной из епархий был случай, когда прихожане приносили на панихиду продукты для священников, а потом государственные финорганы наобум их оценили и начислили каждому из священнослужителей налог больший, чем эти продукты стоили. И ведь какая еще была сложность: у нас народ традиционно приносит продукты на панихиду для поминовения усопших родственников. Духовенство их после того случая брать категорически не хотело, чтобы не попасть под дополнительное налоговое обложение. Бедным мы их раздавать не могли, потому что благотворительная деятельность в Советском Союзе запрещена. Так бы и гнили продукты, если бы уполномоченный не проявил здравомыслия и не разрешил раздавать их хотя бы тем старушкам, которые бесплатно убирались в храмах.
– У нас такого пока не было, – растерянно ответил отец Иов. – Но как благословите, владыка, тогда не будем принимать подарков. А как с панихидой быть?
– Ну, если местные власти ничего такого пока не предпринимали, то новые идеи нам им подавать ни к чему. Но осторожность в этом вопросе необходима, нужно всегда помнить о том, что Церковь находится под наблюдением, и мы не должны подавать никакого повода для дополнительного давления властей, ведь им и повода специального не нужно.
Налоговое бремя на духовенство в Советском Союзе действительно было очень тяжелым. Согласно статье 19 Указа Президиума Верховного Совета СССР «О подоходном налоге с населения» от 30 апреля 1943 года священники облагались налогом на уровне частных предпринимателей. Максимальный налог составлял 81 процент при доходе свыше 7000 рублей в год. Предусмотренная тем же Указом ставка обложения советских служащих налогом составляла 13 процентов. В 1946 году были переведены на налогообложение, предусмотренное для рабочих и служащих, епископы, сотрудники епархиальных управлений, певчие, преподаватели духовных учебных заведений. На приходское духовенство льгота не распространялась.
В послевоенное десятилетие доходы сельских священников находились в пределах от 500 до 2000 рублей в месяц и облагались налогом от 16 до 40%. В крупных городах они составляли 5-10 тысяч рублей в месяц и облагались налогом 65 процентов. Подоходный налог епископата колебался в размере от 30 до 50 процентов. Освобожден от налогов был только Патриарх. Высокие ставки налогообложения способствовали повсеместной практике укрывательства доходов, в результате чего накануне инициированных Н. С. Хрущевым антицерковных репрессий некоторые священники имели по несколько домов, автомобили. В то же время священники, показывавшие реальные доходы, находились в тяжелом материальном положении. Отстранение священнослужителей от финансовой деятельности в приходах сохранило для них тяжесть налогового гнета, но не привело к уравниванию их материального положения. Все зависело здесь не только от доходов того или иного храма, но и от местных органов государственной власти, от степени пристальности их внимания к деятельности того или иного священника. Одного могли обложить налогом за городскую булку или пару пирожков, которые передали ему прихожане, а другой мог безнаказанно совершать неучтенные требы на домах прихожан, брать деньги за них себе, и его не только не лишали регистрации, но и делали вид, что ничего не происходит. Какими критериями руководствовались при этом уполномоченные и местные власти, в рамках науки или логики объяснить невозможно. Определяющую роль, как и зачастую это бывает в России, играл субъективный фактор. Поэтому ни один священнослужитель не мог считать себя гарантированно застрахованным от того, что завтра им не заинтересуется какой-нибудь советский чиновник и найдет кучу способов испортить ему жизнь.
Владыка Феодор только пригубил коньяк, отец Иов, глядя на него, поступил так же.
– Отец Иов, – продолжил разговор архиерей, – как же вам удается успевать совмещать настоятельство в приходе с секретарством? Или у вас есть второй священник?
Второго священника на приходе у игумена Иова не было. А то, что он из-за занятости в качестве секретаря епархиального управления редко бывает в расположенном недалеко от областного центра храме, куда и каждый день могло бы приходить немало верующих, устраивало уполномоченного и районные власти, которые покровительствовали ему и в свое время настойчиво порекомендовали епископу Петру назначить отца Иова на должность секретаря.
– Второго священника нет, но прихожан немного, я справляюсь, – сказал он владыке.
– Хорошо, нужно будет мне съездить к Вам на приход, посмотреть все на месте.
От этих слов архиерея секретарю стало немного не по себе. Он ожидал, что новый управляющий епархией может пожелать заменить секретаря, являющегося его непосредственным помощником в управлении епархией, но не думал, что такой намек прозвучит уже в первые часы общения. «Однако архиерей сложный, – подумал отец Иов. – Нужно бы сегодня посоветоваться, как себя вести». Они побеседовали еще около часа, архиепископ задавал конкретные вопросы о положении дел в епархии, а секретарь уклончиво на них отвечал.
Из разговора владыка вынес убеждение, что секретарь, а, возможно, и епископ Петр были в Петровской епархии оторваны от реального участия в приходской жизни. Каждое посещение управляющим епархией любой церкви, кроме кафедрального собора в Петрово, зачастую требовало согласования с местными властями. Ни о каком реальном контроле за деятельностью приходов со стороны епархиального управления и говорить не приходилось. «Видимо, мне будет здесь непросто»,– подумал архиепископ Феодор. И он не ошибся.
Глава 4.
Как только архиерей сел в машину, священнослужители в алтаре собора начали обсуждать, каким он им показался. Сошлись на том, что совсем не такой, как владыка Петр, – тот добрый, человечный, для каждого ласковое слово найдет. А этот ходит тяжело, взгляд хмурый, говорит мало и строго.
– Вот поверьте мне, что мы еще натерпимся с этим архиереем, – оживленно жестикулируя, говорил отцу Анатолию священник Георгий Грицук.
Настоятель посмотрел на него с еле сдерживаемой усмешкой. Отец Георгий иногда смешил его своими выходками, но чаще раздражал. После Одесской семинарии Георгий всего две недели проучился в Московской духовной академии (как еще туда его только взяли, – говорили в соборе), но это не мешало ему гордо именовать себя «академиком». Епископа Петра он замучил просьбами возвести его в сан протоиерея. Тому бы и не жалко, он даже ходатайство написал Патриарху. Но жалобы на чудачества и проделки отца Георгия, которые тот совершал ежедневно в большом количестве, шли и в Патриархию. Поэтому просьба осталась без удовлетворения. Но пока вопрос рассматривался, отец Георгий именовал себя «протоиереем». Он даже на обороте обложки напрестольного Евангелия написал: «Сие Евангелие читал Академик протоиерей Георгий Грицук». Зачем это было сделано, он и сам не мог толком объяснить. Архимандрит Анатолий сначала сильно рассердился, но, увидев, что епископ Петр и Александр Береникин смеялись до слез, и сам развеселился. Однако перед приездом нового архиерея отдал Евангелие в ремонт, чем глубоко уязвил самолюбие отца Георгия, видимо, считавшего, что своей надписью он и в самом деле сделал себя академиком и протоиереем.
– Ладно, отец Георгий, поживем – увидим, – сказал ему отец Анатолий. Он также односложно ответил на все соображения, высказанные другими священнослужителями, и пошел в соборную канцелярию, куда его просил зайти староста, когда он освободится.
В канцелярии был накрыт стол, на котором стояли несколько бутылок водки, тарелки с нарезанными овощами, фруктами, колбасой, сыром и хлебом. За столом сидели староста, бухгалтер, председатель ревизионной комиссии, кладовщица и проснувшийся Лев Александрович.
– Заходите, отец Анатолий, – радушно пригласил его Александр Николаевич. – А мы по русскому обычаю решили отметить назначение нового архиерея.
