Изабелла Худолей - Фарисей

Прошу Вас приказ № 64 от 22.03.84 г. отменить, как необоснованный.

А это для того, неуважаемое начальство, чтобы поставить если не точку, то хотя бы точку с запятой в этом вашем постыдном марафоне травли длиной в четыре месяца.

Главной цели Шмуль достиг. Работа, готовая более чем наполовину, запланирована не была. Забегая далеко вперед, это состоялось только через четыре года, когда очень многое изменилось в расстановке фигур. Надо сказать, что тогда на планирование они смотрели как на одно из главных препятствий к увольнению Изольды. Замену они нашли в лице Ненашевой и работу ей запланировали. Более того, в том же 1983 году, в апреле, Борзиков уже назначает свою протеже Ненашеву ответственным исполнителем кафедральной научной работы. Это при живой‑то заведующей кафедрой, что руководила этой темой с 1981 года, и даже не поставив ее в известность! Вот уж псарня, так псарня!

Спустя несколько лет, когда вопрос о планировании диссертации перестал быть актуальным, Изольда узнала, что фарс с входящими–исходящими был шит белыми нитками, а опытным фальсификаторам и лицемерам просто удалось втравить ее в эту игру. Ученый, проведший, как она, солидный поиск, получивший предварительные результаты, имеющий блестяще оформленный проспект, программу исследования волен обратиться за консультациями, рецензированием и даже поддержкой в любое, а тем более в головное учреждение. А оно, головное, в свою очередь, обязано дать просимую консультацию, даже заслушать соискателя на заседании своего отдела или нескольких отделов, если сочтет это нужным. Это общепринятая методика работы головных научных учреждений с периферийными.

Патологическая подозрительность Шмуля хоть и носила явно избирательный характер и слово «протекционизм» он кричал, как вор кричит «держи вора!», но патологии в его практике было все же предостаточно. Даже министерские чиновники не могли уложить его поведение в рамки крайних вариантов нормы, когда он приехал к ним и настаивал, требовал сократить 11 доцентских должностей в институте. Делалось это якобы по причине его бескорыстного радения о государственном кармане, о ликвидации в институте дармоедов и бездельников на этих должностях и замене их ассистентскими. А те бесплатно будут выполнять доцентские обязанности. Так он убирал неугодных.

Почти все его поездки в министерство носили этакий праведно–истерический оттенок и шли по одному алгоритму. Вначале в Минздрав, а потом в ЦК с жалобой, с правильными лозунгами и праведным гневом. Я‑де хочу государству сэкономить средства, а чиновники меня не понимают. Чиновникам тут же «разъясняют». А поскольку длилась эта история почти четыре года, можно себе представить, как он надоел там. Мог ли он хоть что‑то путное для института сделать такими методами?

Над чем нам следует прежде всего сосредоточить свои усилия, чтобы решить стоящие перед нами задачи, или, выражаясь словами В. И. Ленина, где находится то звено, ухватившись за которое, можно вытянуть всю цепь?»

Из доклада А. И. Шмуля

Тем самым ключевым звеном он считал идеологическую работу. А так как пора от слов переходить к делу, то он и перешел.

14.03.83 г. №49

Все наши разговоры об эстетическом воспитании студентов и привитии им культурных навыков являются пустой болтовней и не оказывают должного воздействия потому, что сами

преподаватели и студенческий актив, которые должны показывать пример, очень часто нарушают элементарные нормы поведения в общественных местах.

Стало общим правилом, когда преподаватели ходят в институте в верхней одежде и головных уборах и разрешают это же делать студентам.

В целях соблюдения правил социалистического общежития и норм культурного поведения

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Впредь запретить хождение в институте в верхней одежде и головных уборах.

2. Проректору по АХЧ обеспечить работу гардеробной с 7.30 ч. до 20.00 ч., обеспечить дежурных по институту красными повязками.

3. Обязать всех заведующих кафедрами не допускать до занятия и лекции студентов без халатов и шапочек.

4. С 21 марта установить дежурства преподавателей, свободных от занятий, в главном учебном корпусе с 7.30 ч. до 18.00 ч., кроме субботы (в субботу с 7.30 до 15.00). График дежурств кафедр прилагается.

5. Всем преподавателям необходимо провести разъяснительную работу среди студентов…и т. д. и т. п.

Этот шедевр напомнил Изольде еще одного борца за «культурное поведение» — Медунова с его беспощадной борьбой с курением. Пункт 9 этого приказа конкретно сближает позиции этих деятелей. Заметьте, не беззаконие и коррупция, не воровство и кумовство, а верхняя одежда и курение, оказываются тем звеном, за которое они собираются вытянуть всю цепь! Как милого узнают по походке, так и «должны показывать пример» стопроцентно указывают на автора этого шедевра — заслуженного деятеля науки РСФСР, профессора А. И. Шмуля.

А жизнь, между тем, продолжалась. Больше десяти лет проработала Изольда в одной больнице, что была базой кафедры, с которой она пришла в нее, а затем другой, которая от нее отпочковалась. Больница — труженица. Больница скорой помощи. Когда у людей много работы, а как может быть ее мало, когда

решительно все подразделения работают в режиме экстренной помощи, так вот, когда много работы — людям не до склок. Климат в больнице был хороший. Главный врач — умный покладистый человек. Изольда его очень уважала. Как‑то она пришла к нему с необычным предложением.

— Люди так много и так трудно работают, что не грех и хорошо отдохнуть. Мне не нравятся наши общебольничные «мероприятия». В них мало вкуса и много градусов, хоть людей небездарных в больнице немало. Давайте силами нашей клиники устроим, скажем, осенний бал.

— Господи, да кто же против? Устраивайте, с удовольствием приду с супругой.

Не пришел, правда, но бал был хорош. Изольда в нем не последнюю роль играла. Пела, читала свои стихи.

А второй, Новогодний бал, где хирурги выступали в доле с гинекологами, был еще лучше и веселей. Все были в ударе. Изольда импровизировала в роли ведущей и опять пела. Люди хорошо отдохнули, встряхнулись. Вскоре после этого до начала заседания хирургического общества, когда обычно в Доме ученых собирались не только люди одной профессии, но и старые друзья, учителя и ученики, однокашники из районов и городских клиник, стоял оживленный говор, к Изольде подошел ее знакомый, который тогда был в фаворе у Шмуля. Не без смущения он протянул ей бумажку. Как жаль, что ей не достался на память этот образчик приказотворчества, который не уступал предыдущему! Если то произведение было посвящено раздеванию, то это — увеселению. Там ей недвусмысленно приказывалось… петь. Фаворит предполагал, конечно, что за ответ он получит.

— У меня крутится кое‑что солененькое на языке, но ты ведь трус и не передашь ему мой ответ дословно. А потому сообщи, что я согласна только в паре с профессором М — о — дуэт Ольги и Татьяны из «Евгения Онегина» «Слыхали ль вы…»

(профессор М. была глуховата).

Каков гусь! Петь в приказном порядке! Так ведь и «Приглашение» на заключительный концерт фестиваля искусств коллектива студентов и преподавателей института сдобрено императивом: «Ваша явка и явка всех преподавателей кафедры обязательна!». Вот так и не меньше.

Он искал врагов и беспощадно боролся с ними. Иной жизни он себе не мыслил. Лозунги о борьбе должны были вдохновлять всех. «Распущенность, расхлябанность, безответственность, равнодушие — вот наши самые опасные враги. И мы должны с ними бороться без всяких компромиссов».

Практика борьбы была не так пряма и не так принципиальна. В начале приказов (№ 56 от 12 марта 1983 года) выволочку получили те, кто его замещал, т. е. проректоры — правая и левая руки. Потом те, кто руководил парадом — финансами, материальными ценностями и другими «точками опоры». Резонный вопрос — зачем такие заместители, которые нуждаются в каждодневной порке? Их пороли в приказах, публично на собраниях, а они сидели в президиуме и заинтересованный зал мог наблюдать, как подобно светофорам менялась окраска их физиономий. Создавалось интересное положение — они явно не справлялись, он их публично сек, но не заменял. Так как факт этот повторялся, резонно было заподозрить: может быть, они договорились? Те — молчать, а этот бить своих, чтоб чужой духу боялся. Может быть и так, но уж больно это было противно даже слышать. Как он трясет публично их грязное белье, как попрекает тем, что они устроили в теплых местах своих детей, что попустительствуют кафедрам, где работают их жены и дети. Омерзительно было и то, что никто, ни один из них не возмутился таким унижением, не плюнул, не ушел. А терпели, вытирая плевки с физиономии, держась за хлебные места.