– Я закричу... Позову Билла.
– Давай, попробуй! Мне пох**! Пикнешь – заставлю вас обоих вылизывать ваш грёбаный пол!
Вывернув руку Алмы напоследок ещё раз, он выпустил её, оставив на запястье бывшей жены горящий след своего пожатия. Нахлобучив на ходу шляпу и хлопнув дверью, он отправился в бар «Чёрно-синий орёл», напился и подрался.
Эннис долгое время не искал встреч с дочерьми, полагая, что с возрастом, став самостоятельными, они всё поймут и сами найдут его. Ни он, ни Джек уже не были молодыми ребятами, у которых вся жизнь впереди. Джек раздался вширь, а Эннис остался всё таким же худым, как вешалка. Круглый год он ходил в одних и тех же старых сапогах, рубашках и джинсах, разве что в зимние холода надевал ещё парусиновую куртку. Небольшое доброкачественное новообразование отягощало веко на одном глазу, а сломанный нос был свёрнут набок.
Год за годом они объездили верхом все окрестные горы и луга: побывали на Биг Хорн, Медисин Боу и южной оконечности хребта Галлатин, не раз обследовали горы Абсарока, Гранит, Оул Крик, Бриджер-Тетон Рэйндж, Фризаут и Ширли, Феррис и Рэттлснейк, Солт Ривер Рэйндж, Винд Ривер. Не обошли они вниманием и Сьерра-Мадре, Грос-Вентре, Уошэки, Ларами, но на Горбатую гору никогда не возвращались. В Техасе умер тесть Джека, и Лурин, унаследовав его бизнес, обнаружила талант к управлению делами и заключению контрактов. Джек получил должность с непонятно-вычурным названием и разъезжал по выставкам скота и сельхозтехники. Теперь у него водились деньги, которым он успешно находил применение. Разговаривал Джек, произнося некоторые слова на техасский манер, а кривые зубы подправил – это, как он говорил, было совсем не больно. Вдобавок ко всему этому он отрастил густые усы.
В мае восемьдесят третьего они несколько дней мёрзли на безымянных горных озёрах, скованных льдом, а потом пересекли долину реки Хэйл Стрю. На подъёме солнце пригрело и тропа раскисла, а потому им пришлось идти в обход, карабкаясь с лошадьми через валежник. На Джеке была старая шляпа с орлиным пером; подняв голову, он вдохнул нагретый полуденный воздух, пропитанный ароматом смолы и хвои, а под копытами лошадей хрустели можжевеловые ветки. Эннис, наблюдательный по части погоды, выискивал на западе кучевые облака, но небо синело такой чистой и мягкой глубиной, что, по словам Джека, в нём можно было утонуть.
К трём часам они пробрались по узкому проходу на юго-восточный склон, открытый лучам весеннего солнца, и снова вышли на уже очистившуюся от снега тропу. До их слуха доносилось журчание реки, заглушавшее отдалённый шум поезда. Спустя двадцать минут они вспугнули медведя барибала, который на берегу реки перекатывал бревно в поисках жуков. Гнедая Энниса лишь нервно затопталась, фыркая, но храбро выстояла, а лошадь Джека испуганно взвилась на дыбы.
– Тпррр, тихо! – пытался успокоить её Джек.
Он потянулся за своей винтовкой «спрингфилд», но необходимость в ней уже отпала: испуганный барибал ускакал в лес неуклюжим медвежьим галопом, от которого вся его туша сотрясалась, словно готовая развалиться на куски. Вздувшаяся и коричневая от таяния снегов река неслась мощным потоком, окутывая камни белыми шлейфами бурунов и вовлекая в течение даже тихие заводи. Ивы лениво покачивались, и на фоне их охристой коры пушистые серёжки были похожи на желтоватые отпечатки чьих-то пальцев. Лошади принялись пить, и Джек, спешившись, тоже зачерпнул горстью ледяную воду. Роняя с пальцев прозрачные капли, он поднёс воду ко рту. Его губы и подбородок влажно заблестели.
– Ещё подхватишь каких-нибудь червячков себе в печёнку, – заметил Эннис. И добавил, окинув взглядом уступ на берегу реки со старыми следами от охотничьих костров: – Хорошее место.
За уступом отлого поднимался луг, ограждённый соснами. Сухостой был здесь в изобилии, и они, привязав лошадей, без лишних слов разбили лагерь. Джек распечатал виски и сделал большой обжигающий глоток, шумно выдохнул и передал бутылку Эннису со словами:
– Это как раз то, что мне сейчас нужно.
На третье утро с запада набежали облака, которых ждал Эннис. Стало сумрачно, задул ветер, и полетели мелкие белые хлопья. Лёгкий весенний снегопад закончился через час, оставив на земле мокрые сугробы. К ночи похолодало. Джек с Эннисом долго жгли костёр, передавая друг другу косячок с травкой; Джек, жалуясь на холод, не находил себе места – то ворошил палкой огонь, то крутил ручку транзисторного радиоприёмника, пока не сели батарейки.
Эннис рассказал, что он пытался встречаться с женщиной, работавшей на полставки в баре «Волчьи уши» в Сигнале, где он работал в ковбойской бригаде на ферме Стаутмайера. Однако женщина оказалась обременена какими-то проблемами, и отношения с ней у него зашли в тупик. Джек поведал, что закрутил интрижку с женой хозяина ранчо по соседству и в последние несколько месяцев жил в ожидании, что его убьёт либо Лурин, либо сосед-рогоносец.
– Ну и поделом тебе, – засмеялся Эннис.
А Джек ответил:
– Вроде бы дела в целом идут нормально, вот только по тебе страшно скучаю – хоть волком вой на луну.
В темноте, окутывавшей всё за пределами костра, слышалось лошадиное ржание. Эннис, обняв Джека за плечи и крепко прижав к себе, рассказал:
– С девчонками моими я вижусь раз в месяц. Алме-младшей уже семнадцать, она застенчивая, высокая и худая как жердь – вся в меня... А Франсина – этакий маленький живчик.
– А у моего пацана, кажется, дислексия или что-то наподобие этого, – посетовал Джек, скользнув холодной рукой к ширинке Энниса. – Пятнадцать лет ему уже, а он всё никак не научится толком читать, вечно у него всё путается... Ясно же, как божий день, что у парня проблемы, но эта тупая стерва Лурин делает вид, что всё нормально и отказывается хоть что-нибудь предпринять. Даже вот, блин, не знаю, как быть... Всеми деньгами распоряжается она.
– Вообще-то, я когда-то хотел сына, – сказал Эннис, расстёгивая пуговицы. – Но получались только девочки.
– А я вообще никого не хотел, – признался Джек. – Но так, чтоб по-моему – ни хрена не получалось. Ни разу в жизни ничего не вышло, как надо.
Не вставая на ноги, он подбросил в костёр сухих веток, так что огненные искры взвились в небо, перепутывая правду и ложь, и уже в который раз обожгли им руки и лица. Джек и Эннис скатились на землю. Искрящийся восторг от их нечастых встреч неизменно омрачался чувством, что время бежит со страшной скоростью и его всегда мало, слишком мало.
Через пару дней грузовик с лошадьми уже стоял на парковке у начала горной тропы: Эннис возвращался в Сигнал, а Джек собирался в Лайтнинг Флэт – повидаться с отцом. Эннис, нагнувшись к окну машины, сказал то, что держал в себе целую неделю:
– Скорее всего, в следующий раз я смогу выбраться только в ноябре. Пока не отстреляемся с продажей скота и заготовкой корма, отпуск взять не получится.
– В ноябре? А как же август, чёрт возьми? Мы же договорились – в августе, девять-десять дней! Господи, Эннис, и ты молчал?! Ходил, гад, всю неделю, словно воды в рот набрав! И почему мы всё время встречаемся в такой собачий холод? С этим надо что-то делать. Съездить как-нибудь на юг... В Мексику, а?
– Мексика? Джек, ты же знаешь, путешественник я тот ещё – из своих родных мест носа в жизни не высовывал. Да и весь август я буду горбатиться на заготовке корма – в том-то всё и дело. Ну, Джек, не расстраивайся... В ноябре славно поохотимся, лося завалим. Может, попробую опять уговорить Дона Роу сдать нам хижину. Здорово в том году было, да?
– Слушай, дружище, мне всё это чертовски не нравится. Раньше ты был лёгок на подъём, а теперь легче с Папой Римским встретиться, чем с тобой.
– Не так всё просто, Джек. Раньше-то я мог бросить работу, когда мне вздумается. У тебя богатая жена, хорошая должность, и ты забыл, каково это – быть на мели. Ты когда-нибудь слышал про алименты? Я их плачу из года в год, и конца этому не видно. Эту работу я бросить не могу, даже отпуск взять не получится. Я и сейчас-то со скрипом вырвался – коровы там ещё телятся, горячая пора. Когда я пришёл отпрашиваться, хозяин так разорался! Скандалист он, конечно, но я на него не в обиде: ему там, наверно, даже прилечь некогда – дел по горло, а рук не хватает. А в августе – продажа. Ну, что, есть какие-нибудь идеи?
– Были... когда-то, – проговорил Джек с горечью.
Эннис молча выпрямился, потирая лоб. Лошадь топнула копытом в прицепе. Он подошёл к грузовику, приложил руку к бортику прицепа и шепнул что-то лошадям, а потом медленно побрёл обратно.
– А ты уже ездил в Мексику, Джек? – спросил он.
Эннис знал: Мексика была злачным местом для таких, как они. Расстояние между ним и Джеком угрожающе сокращалось.
– Ну, ездил, и что? В чём проблема-то, не понимаю?
Этот вопрос мучил Энниса всё время, с самого начала и по сей день. И вот он, ответ.
