– Н-нет... просто любопытно...
– Слушай дальше. По свидетельствам людей из окружения доктора Мауха, тот был помешан на древностях, просто сдвинулся на этой почве. Он вбил себе в голову, что Карякин привез из долины Лимпопо какой-то бесценный фетиш[8]... и лез из кожи вон, чтобы насобирать денег и выкупить у вдовы путешественника домик в Прокудинке. Наделал долгов, но выкупил! При помощи этого фетиша, якобы спрятанного Карякиным в доме или в саду, обедневший немец надеялся разбогатеть. Однако он не учел, что неосторожное отношение ко всякому таинству может быть опасно... и погиб. В дом ударила молния и сожгла Мауха вместе со всеми книгами, оставшимися от Карякина...
Колбин разговорился. Из него уже не нужно было вытягивать каждое слово клещами.
– Зебрович невзначай выдал мне тайну своего невероятного везения! – торжественно провозгласил он. – Сила фетиша, закопанного на территории дачи в Прокудинке, которая принадлежала его другу, начинала действовать только после специального обряда! Этот обряд был описан Карякиным в сгоревших тетрадях, заимствован доктором Маухом и дошел до наших дней...
– Каким образом?
– В устном предании. Если Карякин где-то раздобыл процедуру проведения обряда, то любой человек, задавшись целью, может сделать то же. Каббалистическая традиция предполагает устный способ передачи сокровенных знаний, дабы утаить их от непосвященных...
– Вы имеете в виду... заклинания?
Лавров вспомнил процедуру «вызова царицы Савской» и улыбнулся. Это ничуть не смутило Колбина.
– Да, мой дорогой, – подтвердил он. – В заклинаниях главное – не набор слов, не форма, а целесообразное употребление неизреченных имен Божиих... которые и творят чудеса! Буквы и имена библейские есть мистический код...
– С ума сойти! – вырвалось у Лаврова.
Колбин запнулся и залился краской. Этот молокосос подтрунивает над ним. А он-то разоткровенничался...
Начальник охраны уловил перемену в его настроении и примирительно спросил:
– Кто же поведал вам, Петр Ильич, таинство каббалистического обряда?
– Он записан... – нехотя буркнул тот. – Существует литература по каббале, которая вполне доступна. Если поменять местами буквы в текстах Священного Писания или подставить их числовое значение, то открываются потрясающие вещи...
Лавров терпеливо выслушал страстный монолог Колбина.
– Раньше я не замечал у вас тяги к магии, – сказал он, когда собеседник выдохся и замолчал. – Тем более не ожидал, что вы начнете практиковать.
– Я сам от себя не ожидал. Обстоятельства порой вынуждают на крайние меры. Когда Зебрович погиб, я понял, что остался один на один с компанией... с партнерами, с банками, кредитами... о, черт! Тебе не хуже меня это известно, Рома! Я схватился за соломинку, как утопающий. Вспомнил признания Анатолия и решил прибегнуть к помощи высших сил...
– Ну и как? Получилось?
– Какое там! – махнул рукой Колбин. – Сначала любопытная старуха помешала... Я только произнес первые слова, и тут появилось ее лицо в окне... Она прилипла к самому стеклу, так, что нос расплющился... О, что за зрелище! Жуть!
Лавров опять прыснул со смеху.
– Вы приняли ее за царицу Савскую?
– Только в первый момент... Потом я сообразил, что кто-то подглядывает, накинул на себя одежду и выскочил во двор. Я уже говорил, бабка лежала у стены в траве... Я не сразу ее узнал...
– Вам можно инкриминировать неоказание помощи, – безжалостно заявил Лавров. – Вы оставили беспомощного человека умирать.
Колбин, по-видимому, заново переживал те драматические минуты.
– Меня такой ужас обуял... Представь себе, Рома, ночь... пустой дом... тишина... я призываю неведомые силы... В тот момент я был уверен, что меня постигла кара Господня! За колдовство! Когда я увидел лежащую в траве старуху, у меня ноги подкосились от страха. Чего я только не передумал! Сотня мыслей пронеслась в моей голове... Я вспомнил о проклятии, тяготевшем над этим домом, о злом духе, который в нем поселился... Вспомнил, чем кончили Карякин, Маух, Павел Нефедов и сам Зебрович... Мне показалось, что пришел мой последний час! В темноте будто бы кто-то прятался, в саду трещали ветки... Каждое дерево, каждый куст приобретали зловещие очертания... В общем, я опомнился и пришел в себя только у речки, окунувшись в холодную воду...
У Колбина весьма натурально стучали зубы. Он побледнел и покрылся мурашками.
– Видишь, до сих пор гусиная кожа, – сказал он, закатывая рукав и показывая Лаврову характерные пупырышки. – Знаешь, что я подумал, Рома? Вдруг это все правда?! Сначала колдовство помогает, а потом приходит хозяин фетиша и требует в обмен за услуги... душу?
– Какой еще хозяин?
Колбин нервно моргнул и покосился в левый верхний угол кабинета.
– Он... повелитель демонов! Или повелительница... Царица Савская! Одни считали ее святой, пророчицей. Другие, наоборот, видели в ней «демоницу пустыни», вампиршу, которая отнимает у мужчин сексуальную силу... а из их семени творит призраков. Не зря же у нее ноги были волосатые и с козлиными копытами. Я кое-что почитал про нее: ослепительная красота сочеталась в ней с диким животным началом. А Соломон устроил ей проверку...
Пока Колбин рассказывал историю про хрустальный пол, завидев который царица Савская приподняла юбки, под которыми скрывала кривые, поросшие густой растительностью ноги, Лавров пытался поймать ускользающую мысль. В злых духов он не верил. Если таковые и существуют, то в человеческом обличье. Как ни крути, а Митрофаниху кто-то ударил по голове...
– Зачем вы поселились у знахарки? Больше негде было?
– Я нарочно ее дом выбрал, – без заминки выпалил Колбин. – Прикинулся учителем, наплел, что мечтаю купить дачу по сходной цене. Хотел выведать еще чтонибудь про дом Нефедовых. Митрофаниха же самая старая из жителей деревни. Вдруг вспомнит какие-то подробности? Но она ничего нового мне не сообщила. Те же сплетни про путешественника, про доктора Муху – так местные жители называли Роберта Мауха. Выговорить немецкую фамилию правильно не могли, вот и дали доктору прозвище.
– Муха?
– Ну да... звучит похоже... Маух, Муха... пару буковок переставил, и совсем другой смысл. А? Вот тебе и каббала, Рома!
В глазах Колбина уже не метался страх, не сверкали искры гнева. Он увлекся этим разговором, сбрасывая груз тайны, которая тяготила его. В сущности, ничего противозаконного он не совершил. Поведение его выглядело глупо, несолидно, но и только...
Лавров уже без агрессии, а скорее с сожалением смотрел на Колбина. Новый глава компании предстал перед ним в самом невыгодном свете. Но кажется, он действительно не виноват ни в смерти партнера по бизнесу, ни в похищении его жены.
«Либо он потрясающий актер, – выразил озабоченность внутренний оппонент Лаврова. – Либо ты редкостный лох, Роман!»
Соглашаться со вторым допущением не хотелось, и начальник охраны остановился на первом. Должно быть, Колбин незаурядный лицедей, раз он так убедительно лжет.
Третий вариант предполагал бы, что дражайший Петр Ильич говорит правду. Но тогда все действия, предпринятые Ларовым, оказывались пустыми и ненужными. Расследование сделало круг и вернулось к отправной точке.
– Гном! – без всякой связи с предыдущей темой произнес начальник охраны, не спуская с Колбина пристального взгляда.
Тот, кажется, не понял, о чем речь.
– Что? – обронил он, не дрогнув.
– Ничего... так...
– Ты больше не подозреваешь меня в убийстве Зебровича?
Лавров отрицательно покачал головой. Как бы там ни было, пусть Колбин успокоится, расслабится.
– Старушенцию я тоже пальцем не трогал. Клянусь!
Лавров опять кивнул, гадая, на каком этапе он пошел по ложному пути. Петр Ильич – актеришка так себе. Не по силам ему роль главного злодея...
А кому по силам? Роман подумал о покойном хозяине дома в Черном Логе. Странный был человек, и слуга у него странный...
Кажется, Глории уже целую вечность не снился повторяющийся сон. И вот она снова бредет по бесконечной анфиладе комнат... окна в сад распахнуты, оттуда льется лунный свет и звуки серенады: «Мне понятно все томленье, вся тоска любви-и...»
Глория в смятении прислушивается. Из сада доносится аромат лавра и цветущих магнолий. Она вглядывается в темноту... По вымощенной плитами аллее идут императрица и придворный шут... Прекрасная дама наклоняется к своему маленькому кривоногому спутнику, смеется... Она настолько же обворожительна, насколько он безобразен...
– Тебя ждут грандиозные перемены... – шепчет кто-то на ухо Глории.
Она вздрагивает и... просыпается. Ффу... Что это было?
Слышно, как в кухне охранник готовит себе завтрак – запекает бутерброды и варит кофе. Он уже давно на ногах и успел проголодаться. Глория со стоном садится на постели. Ну и ночка! Сначала никак не уснешь, потом никак не проснешься. Она проводит пальцами по лицу, будто сбрасывая пелену сонного наваждения. Потом падает на спину и лежит, уставившись в потолок. На нем не дивные итальянские фрески в духе Рафаэля, как во сне, а шероховатая белая штукатурка. На этой декоративной штукатурке настоял ее муж Анатолий.
