Света расположилась у окна. Я без труда догадался, что она не спит. Когда глаза немного попривыкли к недостатку освещения, я различил ее бледное лицо, повернутое к окну, окутанное облаками сигаретного дыма.
— Чего тебе? — грубо осведомилась она.
Я присел на край ее постели.
— Света…
— Не называй меня так. Ты же знаешь, что я это ненавижу, — зло перебила девушка и потушила сигарету пальцами, словно она была в чем-то виновата, — в этом чертовом доме слишком хорошая слышимость.
Она заговорила о том, о чем мне с ней хотелось говорить меньше всего, но я догадывался, что без этого не обойдется. Она просто не сможет промолчать, это дураку было понятно.
— Мне было очень приятно слушать, как стонет твоя баба, — продолжала Света разъяренным шепотом. Она вскочила с места и подошла ко мне, взяла за подбородок и заставила посмотреть себе в лицо. Глаза ее горели ярче, чем еще недавно сигарета, отчаянным зеленым пламенем. Этот огонь пытался прожечь мне душу или, как минимум, заставить раскаяться.
Ненависть, исходившую от нее я испытывал почти физически.
— И как ты трахал ее? Рукой как меня или она удостоилась большей чести?
— Прекрати, — оборвал я. Мне очень хотелось ее ударить.
— Почему это я должна прекращать?! — зашипела Света, — мне, может быть, интересно, распрощался ли ты наконец с девственностью или нет. Или у тебя и вовсе какие-то проблемы…
— Единственная моя проблема — это ты, — мрачно сказал я. Нельзя было этого, но нервы сдали. Я так не думал на самом деле.
Она врезала мне пощечину и отбежала куда-то в темноту.
— Лучше бы я сдохла от передоза, — бросила девушка и разревелась. Мне ничего не оставалось, как броситься ее утешать. Она в начале отбивалась, но потом позволила себя обнять.
— Ну, пойми и ты меня, — вкрадчиво заговорил я, — я не хочу тебе зла. Я же люблю тебя.
— Ты никогда меня не любил.
— Это ложь, — возразил я, — я любил тебя всегда, но не так, как тебе бы хотелось. Прости меня. Но ты лучше меня знаешь, что мы не можем…
— А с ней ты можешь? — перебила Света и резко оттолкнула меня, подошла к подоконнику и взяла с него сигареты, продолжила ревниво, — ты любишь ее так, как я хотела бы, чтобы ты любил меня.
— Она не виновата в этом, — напомнил я.
— Виновата! — рявкнула девушка и закурила, — она не достойна тебя, твоей любви. Ты не такой как все, ты гений… А она глупая мещанка. Что ты только в ней нашел?
— Света…
— Не называй меня так, урод! — зарычала она, набросилась на меня с кулаками, но также быстро остыла, — сука! Хотя бы, когда ее тут нет!
— Держи себя в руках, — потребовал я, испугавшись, что она говорит слишком громко и разбудит Ульяну, спящую в соседней комнате. Еще только лишних вопросов мне для полного счастья не хватало.
— Не приказывай мне, — тихо и холодно сказала Света, — ты не мой хозяин. Ты что-то заигрался и сам себе поверил, что я всего лишь прислуга. Но, мой дорогой, вынуждена тебя огорчить. Я не обязана слушаться тебя и терпеть все это я тоже не обязана! Я потащилась за тобой в другую страну, бросила все, что у меня было, стала соучастницей этой идиотской авантюры! Неужели ты сам не понимаешь, насколько это все глупо? — она сделала паузу и продолжала язвительно, — какова она в постели? Стоило это всех твоих мучений? Скажи… разве нельзя было добиться этой женщины как-нибудь по-другому, без поддельных документов, похищения и проданных органов?
— Ты ничего не понимаешь, — упрямо покачал головой я.
— Я ничего не понимаю.
Я отошел к окну, забрал у нее сигарету и затянулся сам. Мне не хотелось думать о том, какие за этим потянуться последствия, мне необходимо было хоть немного привести в порядок перепутавшиеся мысли, хоть немного расставить все по местам.
— Если бы у тебя была возможность начать новую жизнь, по-настоящему новую жизнь, — нервно начал я, — без прежних ошибок. Без прежних потерь. Без прежней боли и не зарастающих ран, — я выдержал паузу, выпуская в воздух струйку серебристого дыма и наблюдая за тем, как он растворяется в ночной темноте, — с чистого листа. Разве ты не хотела бы этого? Если бы кто-то мог подарить тебе еще один шанс.
Света задумалась. Ее молчание выводило меня из себя, я хотел уже хоть что-нибудь услышать в ответ, мне казалось, что ее здесь нет, и я разговариваю сам с собой.
— Ты когда-нибудь хотела потерять память? — не унимался я. Холод пронизывал меня насквозь, а холодный лунный свет с улицы обжигал кожу и делал ее мертвецки-бледной. Я чувствовал себя участником какого-то таинства, в котором мне ничего не было понятно.
— Да, — в конце-концов ответила Света, словно эти слова ее разбудили, — я хотела бы забыть тебя. Как страшный сон.
Черные птицы взлетели с ветвей ветлы, росшей возле окна, в стальные ноябрьские небеса, испуганные криком какого-то пьяницы, вывалившегося из подъезда. Я все гадал, что же это за птицы такие — галки или все-таки вороны, и украдкой поглядывал на старенькие часы.
— Можно вынимать градусник? — нетерпеливо спросила Света. Она вся уже измучалась в нетерпении.
— Нет, еще две минуты.
Света надула полные губы и скорчила недовольную гримаску, от чего стала выглядеть еще более милой и смешной.
Я потрепал ее по и без того неаккуратным и спутанным волосам. Она сжалилась и улыбнулась, но слабо, все-таки болезнь давала о себе знать. Глаза ее как-то лихорадочно блестели, как бывает только у людей, сражающихся с болезнью.
Ей двенадцать лет. Она обнимает плюшевого медвежонка с оторванным ухом (его она сама не дает никому пришивать по какой-то одной ей известной причине) и она опять болеет. Каждую осень и каждую весну она простужается как минимум два раза, любая инфекция легко к ней прицепляется и долго не хочет уходить.
Света вспомнила об этом и отползла в угол кровати, подальше от моей руки.
— Я заразная, — напомнила она.
— Ах ты зараза! — усмехнулся я и демонстративно отвернулся от нее к окну, — и чего я с тобой время теряю? Я с заразами не дружу.
Встаю и делаю вид, что собираюсь уходить.
Света подпрыгивает на своей постели, пытается выбраться из вороха одеял и подушек и жалобно зовет меня. Я продолжаю ломать комедию. Ей и самой быстро это надоедает и она снова отползает подальше к стене.
— Градусник, — напомнила она тихо-тихо.
— Не нужен мне твой градусник.
Света скулит и растягивает буквы моего имени, словно это может ей помочь. Глаза у нее жалобные-жалобные, как у щенка, который хочет, чтобы с ним поиграли, но при этом строит из себя гордячку. Какой же она еще ребенок! Я захлебываюсь нежностью и сдаюсь.
Мы в шутку боремся, валяемся на кровати, обнявшись.
— Тридцать семь, — изрек я, — да, подруга… В школу ты пойдешь еще не скоро.
— Ура! — воскликнула Света и зарылась лицом мне в волосы.
— А чего ты радуешься!? Не хочешь грызть гранит науки? — и мои пальцы пробираются ей под футболку, безжалостно пересчитывая выступающие ребра. Света костлявая, гибкая и очень изворотливая, но у нее не получается вырваться. Она заливается смехом и умоляет о пощаде.
— Помогите! — пищит она. Я остановился, но задержал пальцы на ее горячей коже. И смех и грех. Ее светло-зеленые глаза к себе так и притягивают, а цвет их в таком освещении отливает еще и голубым, но это потому, что в них отражается небо. Взгляд у нее вроде бы невинный, но в тоже время озорной.
Я подумал, что нужно побыстрее убрать руки, но почему-то этого так и не сделал.
— Ты вся горишь, — вместо этого сказал я, — я принесу тебе жаропонижающее…
Я понимал, что говорю какую-то ерунду и при тридцати семи нет смысла пить таблетки, но ничего с собой не мог поделать. Я искал повод для того, чтобы капитулировать.
Остаться просто. Уйти сложно.
Надо как-то заставить себя.
Пряди наших волос перепутались. Мне кажется, что у меня уже тоже температура. У нас одно дыхание — не удивительно, ведь мы одно существо.
— Подожди… — вырывается у Светы, она меня удерживает и только обнимает крепче. Я внимательно изучаю ее лицо, казалось бы, такое знакомое, но в тоже время каждый раз новое. У нее светлые, слегка рыжеватые к кончикам ресницы, на переносице почти незаметная россыпь веснушек, приметить ее можно только вблизи. Солнце любит Свету. Я тоже ее люблю.
Я коснулся губами ее покрасневшей щеки и неуверенно опустился ниже. Она блаженно зажмурилась и улыбнулась.
Господи!
Я вскочил, как ошпаренный и быстрее направился к выходу из комнаты. Наваждение рассыпалось, как осколки разбитого зеркала. Мне не хотелось даже думать о том, что чуть не произошло между нами, что могло произойти.
— Жаропонижающее… — пробормотал я заплетающимся языком. Света понимающе кивнула.
