Господи!
Я вскочил, как ошпаренный и быстрее направился к выходу из комнаты. Наваждение рассыпалось, как осколки разбитого зеркала. Мне не хотелось даже думать о том, что чуть не произошло между нами, что могло произойти.
— Жаропонижающее… — пробормотал я заплетающимся языком. Света понимающе кивнула.
Мы должны были дожидаться снаружи, и не в коем случае, не вмешиваться в происходящее. Это было единственное условие, поставленное перед нами Гражиной. На самом деле ее звали Марта, и была она не литовкой и уж точно не ведьмой. Всего лишь неплохая актриса, нуждавшаяся в легком и быстром заработке.
Я прислушивался к голосам за дверью, но ничего не мог разобрать. В ноздри ударял сильный и резкий запах каких-то благовоний, из-за которого у меня неприятно першило в легких, казалось, что я вот-вот снова начну задыхаться.
— Да расслабься ты, — насмешливо сказала мне Света, чиркая почти закончившейся зажигалкой, — ничего она с ней не сделает…
— С ней ничего, — согласился я, — но что, если после этого «спиритического сеанса» она вдруг все вспомнит?
— Сам виноват, — с готовностью бросила Светлана. Я готов был убить ее в эту минуту, но каким-то неимоверным усилием воли удержал себя в руках. Нервы были напряжены до предела, состояние мое было полуобморочным.
Я мерил кухню шагами. Света украдкой наблюдала за мной из-под полуприкрытых век. Вокруг ее лица кружился сигаретный дым.
— Может присядешь? — не выдержала она.
— Нет.
Она всплеснула руками, положила сигарету на блюдце, которое использовала всегда в качестве пепельницы и остановила меня, положив руки на плечи.
— Ты похож на оживший труп, — изрекла она, — тебе нужно отдохнуть. Ты себя доведешь. Тебе мало нервной анорексии? Разве это стоит того? — она кивком головы указала в сторону комнаты.
— Стоит, — упрямо заявил я.
Света тяжело вздохнула, отпустила меня и отошла к окну. Ее трясло, пальцы ее нервно скользили по подоконнику, словно пытаясь найти для себя точку опоры. Мне стало так невыносимо жаль ее! Она такая хрупкая, такая слабая, среди этого бесконечного холода, одинокая. И нас друг от друга отделяет стена, через которую бессмысленно звать друг друга, она возвращает все звуки назад, и из-за нее между нами никогда не будет прежнего понимания и прежней теплоты.
Я не выдержал, поддался этому порыву и крепко обнял ее со спины. Меня не волновало, что кто-нибудь может увидеть нас. Куда важнее была она сейчас, ее маленькое тело, родное тепло, родной запах и холодные пальцы, тут же с готовностью накрывшие мои руки.
— Как далеко ты готов зайти? — прошептала она хрипло, по щекам ее одна за другой сползали крупные слезинки, — как далеко? Не пора ли уже остановиться?
— Поздно останавливаться… — вздохнул я, — обратной дороги нет.
— Обратная дорога всегда есть! — возразила Света и откинула голову, припала щекой к моей щеке, сомкнула ресницы. Нежность причиняла ей куда больше боли, чем состояние холодной войны, в котором мы пребывали.
— Пожалуйста… давай вернем ее домой… — заговорила она горячо и вдохновлено, — а сами уедем куда-нибудь… далеко… к теплому морю? У нас есть деньги, у нас есть документы на чужие имена, никто не помешает нам, никто не будет нас искать… Мы можем быть счастливы вместе…
— Мы не можем быть вместе, — холодно напомнил я и отстранился.
Света спрятала лицо в ладонях.
— Нашей любви мешало отнюдь не отсутствие денег, — продолжал я, сам удивившись, почему сказал это в прошедшем времени, — не забывай об этом.
Я сел за стол и взял с блюдца ее почти догоревшую сигарету, но затянуться я не успел.
— Я хочу забыть! Хочу забыть! — выпалила Света, обернувшись, глаза ее бешено горели, — сотри мне память тоже! Почему ты не сделаешь этого? Где твой чертов клофелин? Я хочу забыть! Я не хочу помнить, что мы…
Хлопнула дверь и на пороге кухни появилась Марта.
— Ваша барышня грохнулась в обморок, — сказала она по-русски с сильным польским акцентом, осатанело вращая глазами.
Мы со Светой растерянно переглянулись.
Поселок был окутан мягкими фиолетовыми сумерками. Свет горел только в наших окнах, от чего невольно делалось жутко.
Мысль, что мы здесь единственные люди гулким эхом отдавалась у меня в мозгу.
Мы отрезаны от мира.
Все эти дома, стоящие по другую сторону улицы, затерянные в лесу стоят пустые. Я не хочу даже пытаться представить себе, что происходит в темноте, проглотившей их оконные проемы.
Я вышел из машины и остановился. Мне казалось, что тысячи глаз внимательно наблюдают за мной, не упуская ни одного движения, ни одного слова или взгляда и в мысли мои они тоже уже давным-давно вторглись, хотя я и не заметил.
Где-то вдалеке шумело море. Ветер принес мне запах свежести и соленых брызг. Это немного отрезвило мою гудящую голову, но страшные фантазии не оставили меня. Я по-прежнему убеждал себя в том, что здесь есть кто-то помимо нас.
Сосны медленно качались в тишине. Мир был пропитан спокойствием и умиротворением и только внутри меня все почему-то бушевало, взорванное и растерзанное тревожным ожиданием чего-то.
На крыльцо вышла Света, с сигаретой и в распахнутой куртке.
— Я слышала, что ты приехал, — заговорила она, переступая через глубокие сугробы, — почему ты не идешь в дом?
Я пожал плечами.
Она остановилась рядом со мной и посмотрела в небо, по которому быстро плыли тяжелые темные облака. Луны видно не было.
— Слышишь море? — спросил я. Рядом со Светой я чувствовал себя спокойнее.
— Нет, не слышу.
— А Ульяна спит?
— Да, спит.
Мы помолчали некоторое время. Света сама протянула мне сигарету с какой-то странной лукавой, но печальной улыбкой.
— «Косвенный поцелуй», ты помнишь? — спросила она. Я кивнул.
Прошло еще какое-то время.
— Море… я все-таки слышу его, — проговорила задумчиво Света.
— Может быть пойдем на берег? — предложил я. Сейчас мне действительно этого хотелось больше всего на свете, спуститься с ней вместе к побережью и просто молчать в темноте, слушая, как волны набегают на берег и слизывают с него мелкие песчинки и гравий. Словно мы снова стали близки, как прежде и ничего не стоит между нами.
Но я ошибся и принял желаемое за действительное.
— Нет, — сказала Света и быстро пошла к дому.
Не думал, что когда-нибудь смогу ударить женщину, но часто с нами происходит то, что даже в мыслях казалось нам невозможным. И вот я сделал это.
Света отскочила в сторону, прижав руки к горящей после пощечины щеке. Глаза ее метали в меня молнии.
Все началось как обычно, мы «немного» поспорили. Но потом Света с победительной и садистской улыбкой взяла и вылила в раковину раствор с линзами. Это было выше моих сил.
— Ты вообще в своем уме?! — шипел я, как можно тише, чтобы не разбудить Ульяну. Мне не очень то хотелось, чтобы она спустилась вниз именно сейчас. Я был несколько не готов к встрече с ней, да и сцена была не самая подходящая.
Света сначала разозлилась, но потом вдруг начала смеяться громко и заливисто, запрокинув коротко стриженную голову. Ей то нечего было бояться!
— Дурак, — выдала она в конце-концов, упиваясь моим отчаянием.
Я в растерянности стоял и смотрел на нее. Все во мне замерло, парализованное ужасом.
Как же я ненавидел ее в эту минуту! Никогда прежде я не ненавидел ее так сильно. Я мысленно обвинял ее во всем, что произошло с нами, во всем, что нам еще предстояло пережить. Но я знал, что скоро гнев схлынет, и я снова буду любить эту девушку и презирать себя за эту любовь.
— Прости, — сухо бросил я и отправился разогревать машину. Стоило поторопиться, пока не проснулась Ульяна.
Впереди петляла лента шоссе, затерянная среди высоких сосен.
Я следил за дорогой, лишь изредка бросая короткие взгляды через зеркало заднего вида на свою попутчицу.
Она сидела сгорбленная, забившись в угол и отвернувшись к окну, словно избегая моего взгляда. Ее отчужденность причиняла мне боль, но я ничего не мог поделать. Я догадывался, что сейчас она презирает меня всем своим существом.
— Я очень благодарен тебе… Спасибо… — наконец-то решился я. Мой голос прозвучал сдавленно и хрипло, что заставило ее сжалиться и обратить в мою сторону взгляд холодных голубых глаз.
— Ты столько сделала для меня… — продолжал я.
— Следи, пожалуйста, за дорогой, — оборвала меня женщина.
Она как будто штыком меня в сердце пырнула. Я сжался, мне захотелось завыть.
«Ну зачем ты так жестока со мной?» — вопрошал я про себя, — «зачем ты отталкиваешь меня, не попытавшись понять?» Ответ я знал и сам.
— Я ведь не просил тебя о многом… лишь однажды…
