— Ждите! Пока машин нет!
В конце концов одна из машин подруливает к остановке, люди бросаются к ней, у входа давка. Тут раздается голос кондукторши:
— У Сиданя не останавливаемся! Кому в Сидань, не садитесь!
Как так? Ведь Сидань — одна из главных остановок!
Общее замешательство. Некоторые решают выйти и ждать следующей машины, но автобус уже тронулся. Поднимается шум:
— Почему не останавливаетесь? Мало ли, что экспресс, нам всем нужно в Сидань!
Кондукторша с завитыми волосами и подведенными бровями презрительно морщится:
— Говорите с водителем, я тут ни при чем.
Пассажиры начинают уговаривать водителя; у одних в голосе мольба, у других возмущение. Тут выясняется, что расписание экспресса допускает изменения, диспетчерские наметки не столь уж обязательны. Раздается голос водителя:
— Следующая остановка Сидань!
— Сидань! — повторяет кондукторша. Но автобус сочлененный, общей длиной в семнадцать метров, кто-то не расслышал, кто-то пропустил мимо ушей.
Диспетчер давно привыкла к тому, что пассажиры врываются к ней и учиняют допрос. Ей лень отвечать, лень даже поднять голову, когда спрашивают.
Диспетчерская — это особый крошечный мир, недоступный пониманию пассажиров.
На стене — большая доска учета сотрудников. На нее по выходе на работу вешают именной деревянный жетон. Особое место отведено для больных и прогульщиков.
В глазах пассажиров недобрые огоньки: столько машин, а приходится ждать.
По графику не в часы пик курсирует лишь половина машин. Водители расходятся по домам. Но и в час пик отдельные машины стоят из-за неявки шоферов.
Выход на работу диспетчер контролировать не может.
Зевая, она продолжает заполнять ведомость. Особенно трудно с графой «коэффициент соблюдения графика».
Точно соблюдать график невозможно. Из-за узких улиц — некоторые не расширялись с императорских времен, когда средством передвижения был паланкин. Из-за перегруженности артерий — сейчас в Пекине насчитывается триста тысяч автомобилей и пять миллионов велосипедов. Из-за светофоров. Из-за аварий. Из-за множества непредсказуемых факторов.
Что мы знаем о работе диспетчеров? Они трудятся по двадцать четыре часа, потом по двадцать четыре часа отдыхают. Это называется «работа через день». В автоколонне помимо стационарных есть несколько передвижных диспетчерских — в них спят после возвращения из последних рейсов. В обиходе их именуют «жилыми станциями».
Из-за дорожного происшествия на одном конце маршрута задержалось несколько машин. Потом они все скопом прибывают на другой конец. Диспетчер не может их все сразу отправить обратно, поэтому ей приходится переводить часть машин в «экспрессы», которые не останавливаются в Сидани, а потом посылать специальную машину в Сидань, чтобы разгрузить забитую народом остановку.
И так каждый день. Пассажиры никак не могут этого понять и возмущаются: «Чем только занимаются эти диспетчеры!»
Обида несправедлива — по крайней мере в данном случае. Диспетчерша вовсе не хотела доставить пассажирам лишние неудобства. Она замужем, у нее нелады со свекровью. Ее сын горбат. У мужа неприятности с цеховым начальством. Она никак не купит стиральную машину. Она вымазала свое клетчатое пальто мазутом. Говорят, есть хороший пятновыводитель «Сиюцзин», но его не достанешь. Еще ей очень хочется белые туфли на модном скошенном каблуке. Голова гудит — пора мыть, но для этого надо купить новый косметический набор. Только кому до всего этого дело?
— Что вы тут делаете? Почему не отправляете машины?
Она не поднимает глаз. Она заполняет ведомость.
Автобус стоит у Сиданя. Одни пассажиры со вздохом облегчения покинули машину, другие с торжественным видом втиснулись внутрь.
Но автобус стоит.
Два парня, только что покинувшие его, в сильном возбуждении бросаются к кабине водителя. Один раскрывает дверцу, орет:
— Ты, сукин сын, почему не остановил у Дома профсоюзов?
Другой дергает водителя за рукав:
— А ну, вылезай, я тебя научу водить машину!
Дом профсоюзов — это предыдущая остановка. Перед отправлением объявляли, что автобус пропустит только Сидань. Водитель Хань Дуншэн думал, что, уступив требованиям пассажиров, заслужил их благодарность, а вот поди ж ты…
Хань Дуншэн невысок ростом, но крепко сколочен. У него густые брови и волосатые руки. Сразу видно, что с ним лучше не связываться.
Он заводится с полуоборота. Все требовали остановиться у Сиданя, потому он решил пропустить Дом профсоюзов. А где были эти парни, почему молчали? Вот всегда так, сделаешь доброе дело и неприятностей не оберешься. Недавно в Дабэйяо чинили мостовую, машин скопилось — минимум на полчаса. Самые нетерпеливые стали просить: «Хозяин, открой дверь, позарез нужно выйти!» По правилам двери открываются только на остановках. Он мог бы не обращать внимания на просьбы, но сердце у него мягкое. Сколько раз он нарушал правила и выпускал пассажиров! Сейчас он пожалел едущих до Сиданя — и нате пожалуйста. Чего хотят эти двое — ищут повод для драки? Весь красный, он закричал:
— Эй, вы! Хотите вытащить из кабины — тащите, я все равно дальше не поеду. Пусть машина торчит здесь, отвечать будете вы.
Парни всерьез не тащили, топали ногами и ругались. Дрожа от возмущения, Хань Дуншэн повернулся к пассажирам:
— Послушайте, ведь правда все требовали остановить у Сиданя? Вы можете подтвердить?
Подтвердила только кондукторша Ся Сяоли:
— Ну да, все хотели сойти у Сиданя, а теперь капризничают…
Из пассажиров никто не проронил ни слова.
Обиженный Хань Дуншэн возобновил перепалку с парнями. Он уже готов был с ними схватиться.
Возле остановки образовалась пробка. Автобусы все прибывали и быстро образовали длинную очередь.
Регулировщик на перекрестке кипятился, но сделать ничего не мог. А тут еще скапливались зеваки — пешие и на велосипедах.
Все это происходило на пересечении улицы Сидань с главной магистралью, улицей Вечного Спокойствия, расцвеченной флагами, по которой непрерывным потоком шел транспорт.
Дело принимало неприятный оборот.
Неудивительно, что пассажиры не поддержали водителя.
Те, кто требовал остановиться в Сидане, уже сошли. Те же, кого Сидань не интересовал, не прислушивались к спору. К тому же люди обычно руководствуются правилом: меньше скажешь — меньше пожалеешь.
Сейчас большинство в автобусе составляли те, кто вошел в Сидани. Они чувствовали себя неуютно, но толком не знали, в чем дело, и потому лишь хмурились и молчали.
Подошел регулировщик, с ним члены бригады охраны порядка. Парни, затеявшие перепалку, почли за благо скрыться.
Но Хань Дуншэн не взял в руки баранку, он покинул кабину, вошел в салон и крикнул:
— Машина дальше не пойдет. Прошу всех выйти!
Регулировщик спросил, в чем дело.
Обиженно поглядывая на место, где только что стояли парни, Хань Дуншэн ударился в амбицию:
— Ага, хулиганов отпустили, а меня хотите наказать! Пожалуйста, я все равно больше не работаю.
С этими словами он передал регулировщику пачку красных, желтых, синих и зеленых «Талонов регистрации нарушений правил водителями г. Пекина».
Эти талоны водители обычно берегут от инспекторов как зеницу ока.
Регулировщик с ледяным спокойствием вернул талоны.
— Сначала отгоните машину в сторону.
Хань Дуншэн скрестил руки на груди и, не отрывая глаз от часов на здании Центрального телеграфа, заявил:
— Машина сломана, дальше ехать нельзя.
Видя, что конфликт затягивается, регулировщик стал расчищать путь для стоявших вереницей машин. Тем временем члены бригады охраны порядка уговаривали разойтись любопытных.
Хань Дуншэн вновь объявил пассажирам:
— Поломка машины, дальше не поедем, прошу всех выйти.
Человек десять сходят, остальные даже не собираются. Особенно те, кому посчастливилось захватить сидячие места. Как расстанешься с такой нежданной добычей! Тем более что жизнь учит терпению — оно помогает достичь недостижимого. Через раскрытые двери входят новые пассажиры, не обращая внимания на пронзительный голос кондукторши. Как бы то ни было, лучше находиться в машине — ведь следующая придет неизвестно когда. Любая, даже малая реальность надежнее самой блестящей перспективы.
Один из пассажиров протягивает Ся Сяоли деньги. Та сердится:
— Какой билет, видите, машина стоит!
— А я еду с начальной станции.
Кондукторша сдается:
— Ничего, обойдетесь.
Рядом с автобусом промчалось несколько такси. На душе у Хань Дуншэна стало еще муторнее.
Светящиеся опознавательные знаки на крышах такси он пренебрежительно называл «могилками», а самих таксистов «могильщиками». Но он очень им завидовал.
