И Оскар пообещал принять меры.
После завтрака он вышел в сад посмотреть, что можно сделать. Странный то был день, с низкими облаками и едва заметным движением холодного воздуха. Иногда облака расступались, и проглядывал клочок синевы, но на холмах все еще лежал снег.
Оскар с трудом отпер заржавленным ключом и рванул на себя покосившуюся деревянную дверь сарая. Он увидел темное, затхлое помещение, едва освещенное маленьким, затянутым паутиной оконцем. Здесь стоял стол с цветочными горшками — некоторые были разбиты, лежала пачка пожелтевших газет, совок для лунок, чтобы сажать рассаду, и резаки. Ни газонокосилки, ни мини-трактора. На больших крюках висели тяжелые тяпки и совковые лопаты. Были также грабли, заступ, ржавая пила и огромная, устрашающего вида коса. Все это надо почистить и смазать, подумал Оскар, но канистру с маслом в таком хаосе не найти, так что придется подождать.
В коробке с гайками и болтами он нашел пару секаторов, старых, но в рабочем состоянии. С их помощью он отрезал слишком длинные ветки сирени, складывая их на землю. Груда получилась довольно большая, и от нее тоже надо было избавиться. Оскар взял рваный мешок, запихнул туда обрезанные ветки и потащил в дальний конец сада, где за старым сливовым деревом виднелось пепелище прежнего костра.
Затем он решил почистить сарай и, так как день был сухой и безветренный, сжечь весь мусор. Пришлось сделать несколько рейсов из сарая к кострищу. Собрав все в кучу, Оскар порубил несколько полусгнивших деревянных ящиков, приготовил растопку из газет и разжег огонь. Вскоре он уже весело пылал, а Оскар тем временем подгребал к костру листья. Он снял куртку, повесил ее на сливовое дерево и продолжал работать только в свитере. Повалил густой дым, и запахло осенью. Затем Оскар стал обрезать высохший плющ на старой каменной стене. Он так увлекся этим занятием, что не услышал, как открылась и захлопнулась садовая калитка.
— Оскар.
Оскар вздрогнул, круто обернулся и очутился лицом к лицу с Питером Кеннеди. Тот был в красной куртке и надвинутой на лоб бейсболке с длинным козырьком.
— Господи, а я и не слышал, как вы вошли.
— Простите, я не хотел напугать вас. В половине одиннадцатого у меня игра. Я увидел дым в саду и понял, что вы здесь.
— Чем могу быть полезен?
— Да так, ничем особенно. Но я хотел вам рассказать, что вчера был в Инвернессе и заезжал в больницу, к Годфри Билликлифу.
— Ну как он?
Питер покачал головой.
— Ничего хорошего. У него рак.
Рак.
— Господи Боже! — проговорил Оскар.
— Думаю, у него были на этот счет подозрения и страхи, но он никому и словом не обмолвился. Чувствовал себя плохо, но к врачам не обращался, а просто глушил себя болеутоляющими и виски. Он не хотел знать правду, боялся ее.
— Да, в тот день, когда я застал его в постели, вид у него был испуганный. — Оскар вспомнил, что глаза старика со склеротическими красными жилками были тогда полны слез. — А он знает диагноз?
— Да. Уговорил молодого врача сказать ему правду.
— Как долго он протянет?
— Совсем недолго. Он умирает, но ему там удобно и он совершенно спокоен. Ему нравится, что все очень к нему внимательны и нянечки не спускают с него глаз. Для него смерть будет избавлением.
— Надо мне к нему съездить, повидаться.
— Нет. Он просил передать, чтобы вы не приезжали, но передает вам привет и благодарит за вашу доброту.
— Но я ничего для него не сделал.
— Нет, сделали. Вы были с ним в тот самый момент, когда он больше всего нуждался в друге.
Оскар задумчиво подкинул носком башмака тлеющий сучок в самый огонь. Он вспомнил, как ему не хотелось даже разговаривать со стариком Билликлифом, как он осторожно крался переулками, опасаясь случайной встречи с майором, и ненавидел себя за это.
— А с врачом вы разговаривали?
— Да. Он подтвердил то, что я уже знал.
— Что я могу для него сделать?
— Может быть, стоит написать ему записку. Послать открытку. Ему это понравится.
— Он смирился?
— Да. Он не борется за жизнь и не страшится смерти. Большую часть дня он спит. Однако он узнал меня, и мы поговорили. Ум его в совершенном порядке. Он все понимает и смирился с неизбежностью.
Оскар тяжело вздохнул.
— Ну что ж, пусть будет так. — И заговорил о практической стороне проблемы. — Я ведь записан в медицинских документах как его ближайший родственник.
— Они дадут знать вам или мне, когда понадобится.
— Спасибо, что рассказали.
— Я знал, что вы захотите знать все. Ну, а теперь мне пора.
Оскар положил на землю грабли.
— Я провожу вас.
Они пошли гуськом по тропинке. У ворот Питер остановился.
— Есть еще кое-что. Я подумал, что, может быть, вы скучаете по музыке.
Он порылся в кармане красной куртки и вытащил маленький медный ключ.
— Церковь всегда открыта, но орган заперт. Я поговорил с Алистером Хегги, нашим органистом, и он сказал, что будет только рад, если вы захотите поиграть. Вот…
И прежде чем Оскар успел возразить, Питер взял его за руку и вложил ключ в раскрытую ладонь.
— Но… — попытался возразить Оскар.
— Вы вовсе не обязаны играть. Но если вам вдруг захочется, вы сможете это желание осуществить.
— Спасибо.
— Только берегите ключ, — усмехнулся Питер, — это единственный запасной.
Он уже хотел было идти, но снова остановился.
— Чуть не забыл. Табита просила узнать, не хотите ли вы с Элфридой и вашими гостями прийти к нам выпить и закусить пирогом во вторник вечером? Она хотела бы со всеми познакомиться. Мы ждем вас. Без формальностей. Не наряжайтесь специально. Наши дети тоже будут.
«Во вторник, — сделал заметку в уме Оскар, все еще держа в руке ключ. — Не забыть сказать об этом Элфриде».
А вслух подтвердил:
— В шесть вечера, во вторник. Спасибо, мы придем. С большим удовольствием.
— Ну и замечательно. — Питер прошел через переднюю калитку и закрыл ее на засов. — Значит, тогда и увидимся.
— Удачной вам игры. И спасибо, что зашли.
В понедельник утром, когда Люси спустилась из своего гнезда в мансарде на площадку второго этажа, она увидела, что дверь спальни Кэрри закрыта. Наверное, она проспала, решила Люси и уже собралась ее разбудить. Потом засомневалась.
Внизу Оскар и Элфрида завтракали. Оскар ел сосиски, и Люси подумала, что сосиски на завтрак — об этом можно только мечтать.
— Доброе утро, Люси. Ну как ты?
Оскар положил нож и вилку, поздоровался с ней за руку, притянул к себе и обнял.
— Спасибо, прекрасно. А где Кэрри?
— Кэрри приболела.
Элфрида встала, чтобы положить Люси сосиски.
— Вряд ли она подхватила грипп, скорее всего, у нее сильная простуда. Две сосиски или три?
— Три, пожалуйста, если можно. Она не вставала?
— Нет. Я к ней заглянула, и она сказала, что всю ночь кашляла, совсем не спала и теперь сама себе противна. Я отнесла ей чаю, есть она не хочет. В девять, когда откроется медицинский центр, позвоню доктору Синклеру, спрошу, не может ли он прийти осмотреть ее.
— Он ходит на вызовы?
— Медицинский центр как раз через дорогу от нас.
Люси села за стол.
— В Лондоне доктора никогда не ходят на вызовы. Надо идти и сидеть в приемной вместе с другими больными. Бабушка говорит, что там подхватишь еще больше болезней, чем у тебя было. Как вы думаете, Кэрри поправится? К Рождеству она должна быть на ногах.
— Посмотрим, что скажет доктор Синклер.
— Можно я ее проведаю?
— Мне кажется, не стоит, пока не узнаем, в чем дело. А вдруг это что-то заразное и у тебя пойдет сыпь? Или чирьи? Как у многострадального Иова.
Люси принялась за сосиски. Они оказались вкуснейшими. Элфрида налила ей чашку кофе.
— Как досадно! Сегодня мы собирались прогуляться с Горацио на взморье, — сказала Люси.
— А почему бы нет?
— Оскар, а вы пойдете?
— Сегодня не могу. Мне надо написать кучу писем, потом постричься, заказать две книги и забрать мясо из лавки.
— Понятно, — в голосе Люси прозвучало разочарование.
Оскар улыбнулся.
— Ты можешь пойти одна. Возьми Горацио. Он будет тебя охранять. Будешь как исследователь-одиночка.
— А можно? — оживилась Люси.
— Конечно.
Люси представила себе, что идет гулять с собакой одна, и у нее дух захватило. В Лондоне ей, разумеется, не разрешали гулять одной, а если они с Эммой условливались куда-то пойти, то мать всегда должна была знать, куда она идет и когда вернется домой. Но здесь, в Кригане, не было нужды в таких предосторожностях. Элфрида и Оскар даже никогда не запирали парадную дверь. Автомобили и грузовики здесь двигались по улицам еле-еле, и пешеходы с покупками часто шли посреди мостовой, время от времени останавливаясь поболтать. На улицах и тротуарах дети одни, без взрослых, катались на самокатах или просто бродили компаниями. Вчера, когда они с Оскаром ходили на побережье, Люси видела, как мальчики карабкаются по горам и катаются на велосипедах без взрослых. А что касается зловещих незнакомцев в плащах, пьяниц и наркоманов, то, похоже, в этом здоровом климате они не водятся. Наверное, подобно микробам и плесени, они в холоде погибают.
