– Тише! – крикнул Геннадий Яковлевич, взобравшись на танк. – Спасибо, улангаевцы, за гостеприимство! Раз дело пошло на родство… – забыл Геннадий Яковлевич, что ему пятый десяток идет и что он здесь крупный начальник. Сейчас он чувствует себя таким же молодым, как Илья, и таким же счастливым, как Верочка. – Я беру в жены улангаевскую жительницу.
– Кого? – кричат из толпы любопытные.
– Соню!..
Женские усмешки с ехидцей шлепнулись о танк, побоялись лукавые глаза подняться и кольнуть гордого жениха, стремительного и взволнованного от счастья. После бабьего шепотка разнесся одобрительный шум.
– Тихо! – зыкнул Федор.
Геннадий Яковлевич разыскал глазами в толпе Соню, подмигнул ей, давая понять, что слово свое он сдержал и что сегодня их свадьба.
– Соня, открывай магазин и выдавай детворе все бесплатно! Я заплачу!..
– Одурел ты?! – хозяйственно одернула Геннадия Яковлевича Соня, когда они подошли к магазину. – За один день размотаешь все, что скопил. К чему такая роскошь? Денег сколько ухлопаешь…
– Не унывай, Сонюшка! Не может нефтеразведчик скупиться, коли встретил свою единственную женщину на земле…
Началось приготовление к свадьбе. А точнее – к двум. На берегу задымились костры. Повис над деревней вкусный запах праздничного варева.
Жарятся шашлыки на береговых кострах, на березовых углях. Черпается из бочки пиво деревянными да берестяными ковшами.
И у деревенских ребятишек пиршество: семнадцатый пустой ящик из-под компотов и конфет выбросила Соня на улицу, к складу. Щедра она сегодня по-небывалому. Щедра и счастлива.
4
Вина нынче у мужиков вволю… Вот уже отдымились костры. Собаки, затаившись, втягивают ноздрями вкусные запахи, ждут мозговых костей, хрящей и мяса. Хватит им тоже еды вдоволь.
Всю эту ночь будут над улангаевским берегом звенеть песни. Отведут душу женщины и мужчины – выльют свою радость в танцах и плясках.
Первые буровые на Югане. Первые буровики… Они не знают, где и когда осядут и, успокоившись, перестанут кочевать. Да и будет ли так у них? У людей кочевой профессии. Сегодня они об этом не думают. Скоро приплывут баржи со сборными щитовыми домами. Возведут буровики на окраине Улангая свой поселок. Сегодня пришло их на Юган только семьдесят пять человек, но за первой группой придут тысячи. И произойдет это в ближайшие годы. В нетронутых диких болотах взметнутся стальные вышки. Изрежут юганскую тайгу просеки-зимники, лягут дороги. А танк, с которого произносили речи, станет перетаскивать грузы и передвигать неразборные вышки. Древние кедры будут ложиться послушно перед ним, не споря о силе. Мог ли думать Илья, что на его охотничьем участке услышат урманные леса гул дизелей и голоса нефтеразведчиков?
Мог ли мечтать, что именно ему, Илье, придется первому вдохнуть аромат нефти и газа от керна, поднятого из глубин юганской земли.
1
Брезжит рассвет.
Скоро солнце озарит край далекой тундры золотисто-палевыми всполохами. Осень. Бабье лето разукрасило таежные чистовины сверкающей паутиной, опутало кустарники белесым тенетником. Юганские старожилы считают: богородица вьет небесную пряжу – быть теплой солнечной осени.
Два дня назад приплыл к Соболиному острову на мотолодке Илья. Много новостей порассказал он старому другу.
– Говоришь, передумал на геолога учиться? – спросил Костя, когда они с Ильей после завтрака сидели на берегу и курили трубки.
– Скучно… Подолгу живут буровики на одном месте. Охотиться лучше. Идешь за зверем – кровь кипит! Свободу люблю, урман!
– Были у меня планы, Илья, до поднебесья. Все кувырком пошло. За соболями мы с тобой много не находим. А вокруг нашего озера хорошо расплодилась норка. Попробуем?..
– Можно. Хороших самцов и самок отловим и в Улангай, к Тане на ферму, – обрадовался Илья. – На паргу идет норка?
– Идет. Только нужно паргу в рассоле выдерживать.
2
А сейчас можно на время забыть все нынешние горести и радости и перенестись из осени в первые летние дни. Пока людская память не похоронила стареющий кусок жизни, рассказать о нем. Там, где за Андронихиным домом на сухом болоте каждую весну цвел нежным снегом багульник, выстроили громадный барак. Без этой багульниковой ложбины неуютно стало в Улангае. Привыкли жители деревни к весеннему воздуху, щедро нашпигованному одурманивающим запахом вечнозеленника.
Багульник лихим духом обволакивал душу человека и бодрил, навевал радость.
Особенная тоска по сухому болоту у Андронихи. Это была ее аптека. Лечила она отваром багульника не только жителей Улангая. Лечила от ревматизма, туберкулеза, подагры. Выкуривала Андрониха едучим дымом багульника тараканов и клопов. Теперь за целебным растением приходится ходить ей за много километров от деревни.
Постепенно свыклись улангаевцы с маленькой потерей. Но не могут еще сдружиться старожилы с новоселами. Летом особенно гневалась Югана. Ругала Якоря за то, что привел в Улангай вороватых людей.
– Уводи, Якорь, свой народ с Улангая совсем. Сожгу все тесаны ваши дома. Керосин спалю в цисернах…
Похитили у старухи с озера облас, в котором она выезжала промышлять карасей. Мало того, восемь сетей-режевок утащили с вешалов…
О воровстве в деревне раньше и не слыхивали. Черной тучей сгущалась обида у старожилов. Устроили бы они жестокий самосуд, поймай кого-нибудь с украденной сетью или встреться на реке в обласе Юганы.
Двери домов в деревне не знали замков. Не знали сторожей и замков таежные лабазы с пушниной, продуктами да кедровым орехом. А теперь вот улангаевскому кузнецу навалили заказов. Чинил он древние ржавые замки, ладил и новые. Мастерил кузнец ключи, отковывал потайные накидки-запоры. Но не держали воров замки да запоры.
У деда Чарымова из погреба утащили двухведерный лагун с настойкой, банки с вареньем. У Юганы из-под навеса пропали связки с кротовым мясом.
«Вот хвороба! Сожрут собачий корм», – дивилась эвенкийка.
А у Андронихи пропал с чердака свиной окорок.
И каждый, у кого случилась пропажа, шел к Геннадию Яковлевичу со своей обидой.
– Дочке в город коптила… – жаловалась плаксиво бабка Андрониха, хотя никакой дочки у нее сроду не бывало. – Чтоб у них глистами застряло в кишках это мясо! Чтоб их поганые рты обеззубели!.. Раз ты, начальник, понавез жулья, так и плати сам. Выворачивай свой кошель, он у тебя толстый. В Медвежий Мыс к самому главному секретарю пойду…
Отдал Геннадий Яковлевич деньги, сколько требовала Андрониха…
В мужском общежитии народ подобрался разношерстный. Восемь человек из Томска ехали по вербовке в юганский леспромхоз, но передумали и решили попытать счастья в нефтеразведке. Десять парней набрал сам Геннадий Яковлевич в Медвежьем Мысе, из местной молодежи.
Югану, как и всех жителей Улангая, волновало такое тревожное состояние в деревне. Приезжие парни с местными девчатами сдружились. Гуляют вечерами. Могут где-нибудь приютиться – в чужой бане или сеновале – про любовь поговорить… А тут спросонья хозяин схватит ружье и бахнет… Надо воров поймать. Прошлой ночью по деревне дежурил дед Чарымов. Эта ночь досталась Югане: «Новые люди часто водку хлещут. Совсем неосторожны с огнем. Заронят где-нибудь искру, пойдет пал. Пустит огонь в пепел все людское добро…» Долго думает старая эвенкийка. Сидит под сосной возле барака и говорит себе: «Надо воров выгнать из деревни, и тогда новые люди станут друзьями улангаевцев». Решила она в эту бессонную ночь сама заняться общежитием буровиков, навести порядок.
Югана считала обычаи своего маленького племени справедливыми и человечными. Из племени Кедра осталось в живых всего двое: она и Андрей. Никогда и никого люди из племени Кедра не бросали в беде. Не знали эвенки, что такое жадность и скупость. Охотники считали за высшее счастье быть всегда правдивыми и щедрыми. Очень хотелось старой, чтобы люди в Улангае жили по древнему закону ее племени.
Утром пошла Югана к Геннадию Яковлевичу. Некогда ему было с Юганой говорить, попросил чуть позднее зайти. И тогда направилась эвенкийка прямо в мужское общежитие.
– Никак, бабка, ты влюбилась в кого-то из нас? – пропищал Брынза, но Югана не удостоила его ответом.
Старая эвенкийка молча подходила к каждому парню и пристально смотрела в глаза. Она решала: кто из этих людей может выкинуть плохие повадки кровожадной рыси, истребить дух жадности, а кто – нет. Парни настороженно следили за Юганой. На поясе ее висел охотничий нож с расписной рукояткой из лосиного рога. Охотничьи ножи юганцы носят даже в деревне. Нож необходим таежному человеку, как кисет с табаком и трубка. Он – оружие и инструмент охотника да рыбака.
– Ты и ты, – указывая вытащенным ножом на двух парней, требовательно сказала Югана. – Вы паскудные люди. В ваших глазах лень и трусость. Вам не ходить по охотничьим тропам. Вам не протаптывать дороги кеологов. Если завтра не уйдете из Улангая, то дух ваш пойдет туда… – ткнув острием ножа в потолок, закончила Югана. Эвенкийка вынесла приговор, и если ему не подчинятся, то дело кончится плохо – Югана свое слово сдержит. В комнате наступила мертвая тишина, а старая эвенкийка, ни на кого не глядя, вышла за дверь.
