— Ну что ж, — прервал затянувшуюся паузу Анрэ, — еще по глоточку?
— Мне достаточно. — Владимир отставил свой стаканчик. — Все-таки рабочий день только начался.
— Ну, как хочешь. А я еще выпью.
Анрэ опрокинул стопку, заел бутербродом и проговорил:
— А давай начистоту!
— Давайте. — Владимир насторожился, но не подал виду.
— Я хочу, чтобы вы с Анжелой развелись!
— Вы серьезно?
— И даже очень. — Анрэ оглядел пустой стаканчик, точно раздумывая, не наполнить ли его вновь. — Во-первых, она тебя не любит…
— А любит вас… — нервно улыбнулся Владимир.
— Во-вторых, я не допущу, чтобы ты искалечил ее жизнь…
— Давайте по порядку, — остановил его зять. — Вы сказали, что Анжела меня не любит.
— Да, она тебя не любит.
— Это она вам сама сказала?
— А мне не надо говорить, я все вижу сам.
— Ну что ж. С этим вопросом все понятно. Теперь перейдем к искалеченной жизни. Я внимательно слушаю ваши аргументы.
— Ты не знаешь, во что превратил нашу жизнь! — разом завелся Анрэ. — Анжела совершенно изменилась, стала раздражительной, дерзкой, не бывает в собственном доме, можно сказать, избегает встреч со мной…
— И вы уверены, что во всем этом виноват я?
— А кто же еще?
— Ну, мало ли… Например, вы. Вам это никогда не приходило в голову? Что ваша дочь не встречается с вами не потому, что я ей это запрещаю, а потому, что ей самой не хочется выслушивать от вас вечные упреки в том, что она живет не так, как вы считаете нужным?
Анрэ даже задохнулся от возмущения, но Владимир продолжал, не давая ему вставить слова:
— Может, Анжела и раздражительна, но никак не при мне. Со мной она счастлива, весела и заботлива.
— Скажи, а твоя мать никогда не рассказывала тебе о своей молодости? — спросил вдруг Орелли.
Неожиданный вопрос на время выбил Владимира из колеи.
— При чем тут моя мама? — не понял он.
— Когда-то я знал ее…
— Я догадался о чем-то подобном. Нет, она ничего не говорила о вас.
— Что ж, не удивительно… Твоя мать, Владимир, испортила мне всю жизнь. Она как паровоз проехала по ней, а потом бросила меня. Она слишком любила свою Россию и не желала слушать правду о русских. У нас была дочка — она не пожалела даже ее. Переступила через смерть собственного ребенка, только чтобы уехать туда.
— Постойте, я что-то ничего не могу понять… Вы хотите сказать, что у вас с моей мамой был ребенок?
— Да, у нас была дочь. Татьяна, Таньюшка, как мы ее называли. И она умерла в два месяца. Умерла, потому что ее мать, вместо того чтобы заниматься ребенком и как следует ухаживать за ним, тратила все свое время на подготовку к отъезду в Россию.
— Ничего этого я не знал…
— Зато благодаря ей ты узнал другое — голод, лишения, нищету. Я был у вас в России, видел, как вы живете в тесноте, ходите в обносках, отстаиваете за самым необходимым очереди, питаетесь неизвестно чем… Уверен — ты не можешь ей простить того, что она уехала из Швейцарии, тем самым лишив тебя нормальной жизни. И не возражай! Если б было иначе, ты бы не приполз сюда на брюхе умолять, чтобы тебя пригрели и дали работу…
— Да, я сделал свой выбор! — вспылил Владимир. — Но осуждать маму не имею права и никому не позволю этого делать! Не сомневаюсь — если б она была здесь счастлива, то ни за что бы не уехала из Швейцарии. Не знаю всех тонкостей ваших с ней отношений, но логика подсказывает мне, что если мама смогла оставить вас и уехать так далеко, значит, ничто ее здесь не держало. Ничто и никто. Есть такая русская пословица — сердцу не прикажешь. Получается, ее сердце было на родине, а не с вами. И, думаю, несмотря на все трудности, с которыми она столкнулась в России, моя мама все равно прожила счастливую жизнь.
— Мальчишка! Что ты знаешь о счастье, что ты можешь о нем знать! — нехорошо рассмеялся Анрэ. — Вот я знаю, что такое счастье. Вернее, знал. Только твоя мать отняла у меня его, уехав в Россию. Наверное, поэтому она и прожила счастливую, как ты сказал, жизнь. Она украла у меня счастье и увезла его в свою холодную страну. Потом у меня появилась моя дорогая дочь, моя Анжела. И я вновь обрел счастье… А потом пришел ты. Из далекой холодной страны. Если твоя мать прожила там без меня счастливую жизнь, зачем же ты уехал оттуда? Жил бы тоже счастливой жизнью! Но вы, русские, видимо, должны обязательно красть счастье у других. Похоже, вам там его на всех не хватает, и вы крадете, крадете, крадете! Приезжаете — и крадете…
На банкира было страшно смотреть, он побледнел, губы его нервно дергались, в глазах, казалось, навечно поселилась звериная тоска:
— Я понял! Это мать тебя подговорила приехать сюда, я знаю! Она не могла успокоиться!.. Ну ничего! Мы еще посмотрим, кто из нас будет счастливей!..
Глядя на тестя, Владимир даже встревожился:
— Господин Орелли, с вами все в порядке? Может, вызвать врача?
— Какого врача? Зачем мне врач? — не понял Анрэ.
— Вы уже начали заговариваться. Угрожаете маме, забыв, что ее уже нет в живых
Банкир тяжело вздохнул, провел ладонью по лицу. Налил себе еще водки и выпил залпом, не закусывая
— Ты прав, я, пожалуй, излишне погорячился, — проговорил он наконец. — Давай забудем об этом. Тем более что у меня к тебе есть дело…
— Вы об этом договоре? — Владимир вынул из папки тот самый документ, который несколько дней назад получила от отца его жена.
— Ну да, — кивнул Орелли. — Только это экземпляр Анжелы. А я сейчас найду тот, который надо подписать тебе. — Он сделал попытку подняться из-за стола.
— Не трудитесь, — жестом остановил его Владимир. — Мы с женой очень признательны вам за столь любезное предложение. Но вынуждены от него отказаться.
— Как так? Почему? — Банкир снова переменился в лице.
— Пожалуйста, поймите нас правильно… Это очень щедрый подарок, но я не готов принять его. Еще в юности я дал себе слово, что буду всего добиваться в жизни сам. И семью свою буду обеспечивать сам. Очень не хотелось бы, чтоб люди видели во мне только зятя влиятельного и уважаемого человека, который живет лишь за счет богатого тестя.
— Однако ж ты работаешь у меня в банке…
— Да, и последнее время чувствую, что это неправильно. Но скоро все изменится. Сейчас я уже могу сообщить вам, что получил интересное предложение от «Инвестиционного банка Лугано» и готов принять его.
— Вот, значит, как, — ехидно проговорил Анрэ. — Получается, я тебя подобрал, выучил всему, а ты теперь хочешь переметнуться к конкурентам со всеми знаниями и секретами? Или я мало плачу тебе?
— Зарплата там действительно больше, — кивнул Владимир. — Но дело не только в этом. Очень надеюсь, что там я не буду, как говорится, «под колпаком». Мне будут там доверять и дадут спокойно работать, не станут постоянно наблюдать за мной, контролировать каждый шаг…
— Давай еще выпьем, — неожиданно предложил Анрэ.
— Я же сказал, мне нельзя, рабочий день, — отказался Владимир, но его тесть, не слушая, снова разлил водку.
— Ничего, я дам тебе сегодня выходной. Поедешь домой, к любимой жене. Не думай, это подарок не тебе, а моей дочке. Когда женщина ждет ребенка, ей хочется, чтобы муж постоянно был рядом… Так что пей. Будем считать это первым шагом к нашему примирению.
Молодой человек был очень удивлен. Что на этот раз задумал хитрец Орелли? А банкир, опрокинув рюмку, продолжал:
— Думаю, для тебя не новость, что я тебя не люблю? Можешь не отвечать, и так всем все понятно. Но тебя любит моя дочь — в этом ты прав. И я не хочу мешать ее счастью.
Владимир опасливо вслушивался в слова тестя, а тот продолжал:
— Я долго думал и нашел наконец выход, который, как мне кажется, устроит всех. Эту идею подкинул мне старая Лиса Цолингер… Дело в том, что я давно собираюсь открыть в Италии, в Милане, филиал своего банка. И ты — я вынужден это признать — вполне достойная кандидатура на пост его главы. Проверка в отделе кредитования подтвердила, как хорошо ты работаешь на благо моего банка. Вот и продолжай в том же духе — только подальше от меня. Не сомневайся, это предложенье будет для тебя намного выгоднее, чем то жалованье, что посулили тебе в «Инвестиционном банке Лугано». Получается, я, убрав тебя с глаз долой, убью сразу нескольких зайцев. Владимир был несколько ошарашен.
— Мне нужно подумать. Признаюсь, ваше предложение несколько неожиданно…
— Конечно, думай, — снисходительно заявил Орелли. — Поезжай домой, посоветуйся с женой. И не забудь сказать ей, что я воспринимаю наш с тобой сегодняшний разговор как попытку если не примирения, то хотя бы установления дружеского нейтралитета.
* * *
В ближайшую субботу дома у четы Яковлевских собрался настоящий совет — кроме Владимира и Анжелы, тут были еще Софи и Макс Цолингер. Говорили, естественно, об Анрэ.