Ларисса опять рассказывала мне о своём детстве, о своём отчиме, которого она очень любила и которой он в полном смысле заменил отца. Он был как раз лётчиком-испытателем и умер, кажется, когда ему ещё не было сорока. Практически сразу после того, как его отправили на пенсию — у лётчиков это рано.
Потом мы дошли пешком до так называемой 6-й улицы Марьиной Рощи (раньше они назывались проездами) и посидели во дворе дома, в котором я прожил первые десять лет своей жизни. В той самой квартире, из которой впоследствии была прорублена дверь в комнату квартиры соседей, в которую, по иронии судьбы, снимал много позже шестнадцатилетний Володя Никритин.
Постепенно мы решили, что через месяц я приеду к Лариссе в Харьков, и мы станем с ней жить-поживать. К этому времени я уже начал понимать, что то, чего я хотел добиться вскрытием вен на Голгофе, как раз и состоялось 10-го апреля 2003-го года, и уж этим-то летом я ни на какую Голгофу не еду точно. Возможно, мне ещё придётся туда поехать, но то, что случилось со мной 10-го апреля, вполне убедило меня в том, что у меня лично нет полномочий самостийно устанавливать сроки в такого рода делах. «Ему» пришлось пойти на крайние меры, чтобы «мне» это объяснить, но… поскольку мы — всё же друзья, после выдачи пиздюлей за мной прислали такси:).
Вообще говоря, вполне вероятен такой вариант, что четыре года назад мне вполне удалось задуманное, и я действительно был… убит на Алле Космонавтов, а когда я пришёл в себя, это был уже другой мир. В том, предыдущем, мире я умер, унеся весь тот мир с собою в могилу, что и было целью моей. То есть весьма вероятно, что всё у меня получилось. Я говорю это сейчас на полном серьёзе. Короче, сопите сами, или, как говорили римляне, понимающему достаточно.
Моя прекрасная Кошенятко отбыла на свою украинскую родину. Зато… осталась Котка. Я сам не звонил ей, но когда она звала меня, я приезжал. Да, я любил обеих и дорожил сексом с обеими же, хотя к тому времени я уже понял, что в сексе как таковом, то есть в том, что называется именно этим словом, а не в том, заметьте, что называется занятиями любовью, а то и любовью вообще, женщины заинтересованы существенно больше мужчин, и это абсолютно однозначный, ясный и совершенно самоочевидный факт/акт. Я бы вообще назвал это сексозависимостью.
Да, конечно, у юных девушек, пока, собственно, не пробудится в них похотливый зверёк Взрослой Женской Сексуальности, есть ещё какие-то эфемерные представления о Любви вообще, а заодно и о Справедливости, но за пределами 25–30 мне лично не встречалось женщин, не страдающих тяжёлой формой сексоголизма. В какой-то степени можно сказать, что после того, как в Женщине просыпается Зверь, жизнь её становится во многом проще и гармоничней, поскольку многие её идеальные представления — то, что у Мужчин называется Принципами — почти полностью исчезает, остаётся же только свойственная Женщине изначально гибкость сознания, позволяющая ей с одинаковой лёгкостью находить здравый смысл и красоту в словах тех, с кем ей нравится спать или с кем в глубине души она бы не прочь попробовать и, напротив, обнаруживать слабые звенья в рассуждениях тех, с кем ей спать не нравится или не хочется попробовать даже в порядке бреда, несмотря даже на то, что бред как таковой является при этом достаточно ровным фоном её чувственного мира вообще.
В последние три недели моего пребывания в реально ставшей мне окончательно ненавистной Москве (городе, где я родился и вырос, равно как и многие поколения моих предков) у меня было довольно много беготни. Во-первых, мне необходимо было доделать на студии у Эли Шмелёвой «Новые Праздники»; во-вторых, мне надо было продать свой компьютер, поскольку деньги кончились бесповоротно. Это, как и всё остальное, конечно же, было непросто. Компьютер надо было ещё и починить, ибо практически сразу после того, как я переехал в Отрадное, у меня тупо сгорел «винчестер». После первой же моей, казалось бы, невинной попытки всего лишь установить Cubase. Слава богу, он был на гарантии, и мне нужно было просто подождать, пока мне его заменят. (Кстати говоря, в том похищенном у меня рюкзачке помимо книг «Душа и навыки», рукописи «Enter» и драйв-дисторшна Вовы Афанасьева, лежала так же бумажка, свидетельствующая о том, что компьютер мой действительно в сервис-центре. Так что мне пришлось ещё и проявить некоторые чудеса дипломатии и красноречия, чтобы убедить ребят, что они починили всё-таки именно мой компьютер:).) Да и потом продать его мне нужно было именно за те деньги, за которые считал нужным я, а не какой-нибудь там ещё умник, ибо мне нужно было заплатить за комнату и привезти хоть что-то с собою в Харьков.
Некий человек по имени Палмер, Саша Чемеренко, некогда клавишник Саши Дулова и действительно блестящий пианист, некогда купивший у меня DX 7-ю Yamah(у) за 300 баксов вместо 400-т, вследствие чего я и был должен в течение нескольких лет недостающие сто Кузьмину (всего я был должен ему как раз четыреста:)), из-за чего изрядно попортились мои литературные дела:), уже хотел был повторить свой подвиг и купить у меня мой комп на 100 $ дешевле моей цены, но тут я, слава богу, в кои веки упёрся, и комп купил у меня Антон Севидов. И ровно за те деньги, что оправданно хотел за него получить я.
В мае же мы с Элей закончили сводить те пять песен во главе с «Тагудадой» и «Вечной Любовью», что вошли впоследствии в альбом «Письмо». Мастеринг изначально обещал мне сделать Ваня Марковский, но ввиду известного инцидента с его «JP 8000», он на меня не на шутку нагрелся. 800 долларов были для меня в то время абсолютно неподъёмной суммой, которую мне было не у кого и не подо что даже занять. Когда я, будучи в безвыходном положении всё-таки позвонил Ване и, набравшись храбрости, спросил, нельзя ли всё же принести ему эти трэки на предмет мастеринга, он ответил довольно нервно, что принести можно ему его клавиши «Roland JP-8000», и что вообще эти деньги я должен ему отдать немедленно и что, в принципе, ему есть к кому обратиться, чтобы на меня наехали уже как следует, если в ближайшее время я их ему не отдам. Тут уже рассердился я, вспомнив, сколько раз я ему звонил в тот день и просил разрешенья вернуть их ему следующим утром, и сказал, что я вообще себя ничего должным ему не считаю, и вообще это был классический форс-мажор. На это Ваня весело протянул: «Ну-у, вот если б тебя убили!..» На этом, как вы понимаете, наша с ним многолетняя и действительно некогда очень нежная дружба закончилась, и, в сущности, я не могу в этом обвинить ни его, ни себя. Интересно то, что спустя где-то полгода меня действительно вызвали как-то раз на Петровку для опознания по фотографиям (заяву-то я подавал). И там стало ясно, что в Аллее Космонавтов «работают» совершенно конкретные люди, и что, скорее всего, когда за год до инцидента со мной, сотрясение мозга прямо у своего дома получил сам Ваня, у которого отняли хозяйственную сумку, «люди» были, в общем-то, те же самые. Не думаю, кстати, чтоб их поймали:).
Примерно тогда же мне позвонил и Лёша Рафиев, который вероятно просто обиделся, что меня по телевизору показали, а его нет, и сказал, что я, что явилось для меня, кстати, большой новостью, должен Мише Ардабьеву 500 рублей за какой-то картон (напрягши память, я вспомнил, что Лёшину «идею» с написанием всеми желающими заборных слов на макете кремлёвской стены действительно воплощал Миша:)). С этой, на мой взгляд, наглой телегой Лёша перезвонил мне даже не один раз и звонил мне до тех пор, пока я не сказал, что не считаю себя ничего должным и ему, и что 900 рублей за «Правду-матку» мы получали с ним вместе и он должен помнить, что я не взял себе ни копейки и отдал всё музыкантам. Конечно, 500 рублей — деньги небольшие. На сегодняшний день по этой цене я довольно часто возвращаюсь домой на машине, когда засиживаюсь в студии до времени нехождения поездов метро, но… в то время неподъёмной суммой были для меня даже они. В отличие, надо сказать, от Лёши. На том закончились мои многолетние отношения и с ним.
В конце концов, вспомнив, одну из мантр своего детства, коими меня поистине щедро снабдили старшие родственники, что безвыходных ситуаций не бывает, я собрался с духом и позвонил бывшему гитаристу своего Другого Оркестра, а ныне ставшему реально именно что знаменитым звукорежиссёром, Серёже Большакову, который, несмотря на наши с ним непростые отношения, начинавшиеся когда-то тоже с большой дружбы, в итоге мне и помог. Карма, она и в Африке карма:).
В ходе этой некогда большой дружбы было создано не одно из произведений Другого Оркестра, а однажды, когда Другой Оркестр был уже в прошлом, мы и вовсе из принципа сосали друг другу хуи (это, конечно, не было велением сердца, ибо ну что тут поделаешь, если не дал нам с ним Господь Миров всерьёз однополого либидо!) в ходе нашей совместной ночи с ним и его к тому времени уже супругой Ирой Добридень, о которой столь многое написано в «Псевдо» (кстати, официальная публикация этого романа и стала причиной нашего отдаления друг от друга, хотя за пять лет до этого события Серёжа читал его в машинописи и выражал вполне себе одобрение, а Ире и вовсе «Псевдо» просто-таки нравился:)). «Зубрик, ну пососи Скворцу хуй!» — дословно просил Иру Серёжа. Но Зубрик этого делать не стала.