— Вставай-ка, — приказал он, и она подчинилась, озлобленно и неохотно, — Может, хоть завтрак нам сделаешь? Или ты думаешь, я буду тебя обслуживать?
Сара попыталась укрыться за столиком, он перегородил ей путь. Почуял дурной запах и наконец догадался:
— Тьфу, так ты в штаны наделала? Нассала в штаны и на мою софу?
Джим схватил ее за плечо. «Тощая, как цыпленок», — мелькнуло в голове. Заставил ее поднять голову. Нет, не плачет. Уставилась прямо перед собой с нечеловеческой какой-то сосредоточенностью, но не плачет. Стоит. Последние препятствия перед отъездом в Глазго, она вот, да еще Изабель. Перед тем как он свалит из этого дерьмового города, все разрушив, камня на камне не оставив.
Уже десять утра. Джим обернулся. Что-то светлое застило ему взгляд, слепило, пришлось плотно закрыть глаза. Ослепительный белый свет.
Помойся хотя бы, — сказал он. — Переодеть тебя не во что.
Пошел на кухню, услышал ее шаги, закрывающуюся дверь в ванную, шум воды. Поставил чайник. Нашел печенье, тосты. Вытащил поднос, две кружки, ухмыльнулся: Хисхам его бы одобрил. Порылся в шкафчике, в открытых каких-то пакетах. Вроде был где-то мед? Нету меда, зато есть банка джема, сверху подсох, но без плесени. Мэй готовила настоящие завтраки, с яичницей и беконом, даже тостер купила, у него не спросив, чтобы поджаривать хлеб по утрам. Вошел с подносом в гостиную, взял одеяло, сложил, понюхал, провел рукой по софе: сухо. Ясно, она не нашла ванную, встала и наделала в штаны, чтобы не намочить софу. Не хватает только Изабель. Та поджарила бы яичницу на сковородке и спросила, не хочет ли он бекон. Он разлил чай по кружкам, намазал печенье джемом.
Тут зазвонил мобильный. Номер не высветился, и вот проклятое любопытство — он ответил. Опять одна из его идиотских ошибок, опять неверное решение, только он и вправду надеялся, что может позвонить Хисхам. Однако голоса не услышал, только дыхание в трубке. «Женщина, — понял он. — Прерывистое дыхание и нет ответа». И он закричал:
— Кто это? Кто звонит, черт побери? Кто?
И когда разъединилось, крикнул еще:
— Мэй? Это ты, Мэй?
Девочка выскользнула из ванной тихо, как мышка, исподтишка за ним наблюдая, села к столу и принялась за еду, запихивала в рот одно печенье за другим. Джим с отвращением отвернулся, отставил свою кружку, поднялся, взял сумку и вышел, закрыв дверь. Вот пусть Дэмиан ее тут и найдет, полуживую от голода или мертвую, маленький привет от благодарного Джима, ведь ей ни за что не удастся открыть окно, даже если на стул залезет, все равно не достанет до задвижки наверху, и услышать ее никто не услышит. Маленький подарок на прощанье.
Джим крепко сжимал рукой мобильник в кармане, ощупывал, прислушивался, не раздастся ли вновь звонок, но телефон молчал. Шел вниз по улице Кентиш-Таун, купил две булочки, шел и жевал на ходу. «Свалить, — стучало в голове, — на вокзал и свалить». Нащупал мобильник в кармане, вытащил. Вот и мост через канал. Джим нажал зеленую кнопку, услышал гудок, а больше ничего, и, не выключая, швырнул телефон в воду. Мальчишка, оказавшийся рядом, возмущенно засопел:
— Эй, дяденька, лучше бы мне подарил!
Джим глянул в его водянистые глаза.
— Эй, дяденька, одного фунта не найдется? Или сигаретки? — канючил мальчишка, протянув трясущуюся руку.
Джим полез в сумку за монеткой, а там ничего! Ни монет, ни банкнот, все осталось в куртке, которая была на нем вчера. Перерыл всю сумку, среди белья прощупывались мелкие целлофановые пакетики, коробочки для таблеток. «Только не старайся быть всех умнее, — наставлял Элберт, — все равно не получится. Деньги при себе, остальное в сумке, в случае чего сумку бросаешь». Так он и сделал, только куртка валяется в спальне. «Подарочек на прощанье, — мысленно издевался он над собой, — а ты чего хотел?» Мальчишка все еще стоял в ожидании, наклонив голову.
— Катись отсюда, — прошипел Джим, и тот послушался. Джим застегнул сумку.
Рядом остановились туристы, громко болтают, причем про него, он понял по взглядам — прямым, не исподтишка. Двое мужчин излагают, две женщины слушают, которая покрасивее, та водит мыском туфли по тротуару, скучает, но в сумочку вцепилась крепко, обеими руками. Как пловец с утеса, Джим оторвался от перил и широким шагом понесся прочь, мимо китайской забегаловки, ведь ни гроша даже на автобус. «Ну уж, напоследок закажу такси до вокзала, вот же они стоят, вот этот «Пис кебз» — решил он. Любезные водители тут же закивали, вежливые, приятные голоса, пожалуйста, вот визитка. Сегодня, да? Сегодня днем? Отлично, прекрасное время, только позвонить надо вот по этому номеру минут за десять. Откуда? А, от Леди Маргарет до Ливерпульского вокзала? Конечно, конечно. Один кивал, а двое других отвлеклись, пялились на другую сторону улицы, где старуха тащилась за своей собачкой, а еще шла девушка.
Вялая, белые ноги будто подгибаются, юбчонка короткая, шаркает сандалиями по земле. Он выругался и пересек улицу, лавируя между машинами, а те гудят, напирают, но девушка не обернулась, ползла дальше, лениво и сексуально, шаркая подошвами по тротуару, и так медленно, будто хотела облегчить ему задачу, бесстыдно предлагая себя, вон даже мусульмане это заметили через улицу. Он сначала отстал, потом прибавил шагу. Юбка облегала ее попку, ее бедра, зазывные и отталкивающие. Она не замечала Джима, не слышала ни дыхания, ни шагов, вся в своих мыслях, занятая только собой. «Довольная, — думал Джим, — довольная собой и беззаботным днем впереди». А вечером появится муж, за свои деньги заслуживший хотя бы ужин, хотя бы несколько ласковых слов. «Ты вообще спишь с ним? — вот что надо спросить. — Что он получает за свои денежки?»
Покачивала бедрами, — может, чует, что за ней мужчина? Вертела попкой, круглой и сексуальной, и вот они уже свернули на Лейтон-роуд, он в трех метрах позади, устремив взгляд на медового цвета волосы, на попку, на блузочку в сине-зеленую клетку, следовал за ней или гнал ее перед собой, готовя сюрприз. Да, рановато решил он рвать отсюда, без денег и не попрощавшись, но это поправимо. Джим протянул руку, позвал ее по имени, взял за руку, пока не обернулась, и вот ее лицо. Изумленное, детское. Приблизилась, будто собираясь с облегчением упасть в его объятия. Не смущаясь, подставила лицо, распахнутые глаза, чуть приоткрытый рот. Ему пришлось отвести взгляд в сторону. Невинно залепетала, что муж, мол, уехал, ее с собой, не взял, она попросила друга приехать, а друг не захотел, из — за другой женщины не захотел, — и все с таким выражением, будто ее надо утешать, уж на это она имеет право. Попыталась прильнуть к нему, он отклонился, держа ее за руку, крепко держа, на расстоянии, а потом потащил вперед.
«Как светло тут», — подумал Джим и прищурился, ослепленный, ведь очки тоже в куртке, вспомнил слова Дэмиана про яркий свет, скрывающий суть вещей. Чувствовал пальцами тепло ее руки. И тосковал по Мэй, немилосердно по ней тосковал.
После яркого уличного света на улице их глаза долго привыкали к полумраку квартиры. Она вдыхала затхлый, кисловатый воздух. Джим споткнулся, она его подхватила, почувствовала крепкое тело. И понесла:
— Нет, он точно потом позвонит и спросит, нельзя ли приехать, а я, честно говоря, и не знаю, захочется мне тогда или нет… — Голосом «со школьным ранцем за спиной», как говаривал Андраш, она несла и несла свое. — Ты бы видел фотографии, которые сделала Алекса, они лежали в письменном столе, а где их еще хранить? Я там голая, но самое глупое, что это не порно, наверное, у Алексы их целая коллекция, вот бы родителям моим подарить, представляешь, они сидят там в своей картонке из-под обуви — так я их дом называю, коробка из-под обуви, а обувь дорогая, не «Прада», конечно, но дорогая, солидная, — ну и вот: их реакция, если фото послать, чтобы вспомнили, как я выгляжу голышом! — И замолчала. Джим обернулся, запер дверь. — Джим? Ты недавно говорил, я на кого-то похожа, на кого?
Он стоял в полутьме перед ней, не такой высокий, как Якоб или Элистер, но крепче них, и тверже, и полон энергии гнева. Переставил сумку. Она наклонилась, тоже хотела взяться за ручку.
— Оставь, я только хотел убрать ее с дороги, чтобы ты не споткнулась.
Она внимательно смотрела ему в лицо, не понимая, что пытается разглядеть. Да, и Якоб будет звонить, не Андраш. А Джим хочет, чтобы она ушла, очень хочет.
— Джим, — заговорила она снова, — что ты хотел мне показать?
Она нервно теребила верхнюю пуговицу на блузке, и Джим, неправильно истолковав это движение, рассмеялся и чуточку раздвинул ноги. Справа, там где софа и стеклянный столик, что-то зашевелилось под одеялом, и высунулась головка, детская головка и тонкие ручонки, выпроставшие какую-то темную тряпку. Только тут, когда Сара встала перед ней в своей старой вязаной кофте, Изабель вдруг все поняла и быстро кинула взгляд на Джима, а тот стоял и выжидающе молчал. Сара слезла с софы, протянула ей куртку.
