За спиной Кея жутко ухнуло, и он успел вовремя отскочить, пропустив натужно пыхтящий трайк, сварганенный механиком-монументалистом из восьмицилиндрового двигателя многотонного грузовика. Чтоб нагнать на толпу побольше страху, бока громоздкого сооружения украшали кости явно человеческого происхождения, а впереди зловеще белел череп если не слона, то очень большого быка с матово отливающими начищенной медью острыми наконечниками на рогах или бивнях.
Толпа издала истошный крик восторга, расступилась, и навстречу мамонтоподобному трайку выполз еще более ужасный представитель байкообразных, какой-то король мотозавров, Motorsaurus Rex, на колесах трехметрового диаметра. Невидимый в кромешной тьме байкер ловко управлял неустойчивой колесницей с верхотуры, умудряясь огибать валяющиеся тут и там усталые бай-керские туши. Байки-Монстры пошли на бычку и усердно вздымали грязь задними колесами, зарываясь в песок и не желая уступать.
Кей не видел, чем закончился поединок, потому что Кока-Лола упала на землю и сообщила вялым голосом, что собирается немедленно умереть, просит ей не мешать и даже необязательно навещать ее скромную могилку.
Вчера ночью Кей застукал ее с ХаДэ. Кока-Лола без всяких признаков одежды на отливающем перламутром теле обнимала байк, терлась об него интимными местами и пронзительно стонала сквозь крепко сжатые зубы. Кей хотел вмешаться в процесс и отшлепать ее, но затем передумал и решил, что с ХаДэ у них все на двоих.
Аккуратно взяв на руки мягкую и беспомощную девушку, Кей двинулся к Бешеным, толпившимся в условленном месте, на единственном холмике, слегка возвышавшемся над необозримой поляной. Не без труда пробившись сквозь разгоряченных байкеров, Кей добрался к с в о и м, пристроил Кока-Лолу под гостеприимным боком обрадовавшегося появлению хозяина ХаДэ. Еще бы! Трое суток хозяин бродил неизвестно где. ХаДэ радостно засверкал. Так показалось Кею, или это только отблеск огней финального представления?
Точно!
Повинуясь неслышной команде, с громким щелчком разом умерли прожектора. Протрезвев, многоголовое сборище увидело, как близок рассвет, как меняется цвет неба, которое, оказывается, может быть светлым, если захочет.
Надо успеть опередить солнце. Надо принести искупительную жертву всем Богам и Антибогам, Чистой и Нечистой Силам, Разуму и Безудержному Гневу, Неистовой Радости и Гнетущей Тоске. Всем тем, кто помог дожить до этого дня и поможет протянуть еще год-другой. Или даже третий, если хорошенько попросить.
Жертва Полнолунию от Подлунного мира байкеров.
Вспыхнул прожектор. Одинокий луч забегал по толпе, словно надеясь выхватить того единственного, кому поручено сопровождать Жертву до самого Порога Полнолуния, за которым — новый день. Луч замер, и в кругу бледно-желтого света возник высокий человек в широкополой шляпе, с длинными черными волосами и грустным лицом. В напряженной тишине он дотронулся до струны гитары и вывел к людям чистый и нежный звук, незамутненный страстями и глупыми переживаниями остальной части человечества, бессмысленно спящего там, в предутреннем тумане, за границей байкерской поляны.
Звук плыл над задыхающейся толпой, не рискующей выдохнуть, чтобы не спугнуть чудо, заставляя валяющихся в измятой траве страшных полумертвых пьяниц поднимать трясущиеся косматые головы, со стоном разлеплять веки и чудесным образом возвращаться к жизни. Они поднимались, грязные привидения, воняющие мочой, обметанные блевотиной, без денег в карманах, с серым облаком дури в раскалывающейся голове и с ломотой во всех, даже самых дальних частях изможденного праздником тела.
И вспыхнул огонь!
Пламя побежало по спицам огромного двадцатиметрового байка, сооруженного в центре поляны, охватило колеса, превратив их в пару огненных кругов, добралось до рамы и разлетелось по рулю, запалив сотни фейерверков!
Запрокинув голову, гитарист задумался, еще мгновение дал продержаться в воздухе нескольким размеренным гитарным перезвонам, внимательно оглядел толпу и…
ВЗОРВАЛ МИР!
Он обрушил на байкеров свалку лязгающих, рвущихся на части звуков! Высочайшую гору преследующих друг друга нот, с грохотом рассыпавшуюся, раскатившуюся круглыми булыжниками! Он пригоршнями разбрасывал тяжелые бесовские аккорды, бесцеремонно метя в самую душу. Сами собой тряслись руки и подергивались ноги, словно ногти на пальцах чесались изнутри, вызывая нестерпимый зуд. И не было на земле в этот миг никого, кто не слышал бы богохульные призывы, дьявольские стоны, крики горя и очумелой радости, выпаливаемые на бешеной скорости из мелькающих в его руках миллионов гитар!
Ты здесь, Князь Тьмы!
Гитара взвизгнула полчищами кошек, чьи хвосты разом угодили под переднее колесо армии чопперов. Сиреневые огоньки пробегали по струнам, электризуя воздух далеко вокруг и поднимая на огромную высоту настроение демонического упоения.
Поблекшие созвездия опустились ниже, а в приоткрывшихся со скрипом воротах царства теней возникли искалеченные силуэты потерянных друзей. Они тоже пришли сюда, на нейтральную территорию Ада и Рая.
Полыхающее пламя добралось до луны. Огонь лизал ее выщербленные временем бока, не в состоянии согреть настолько, чтобы она задержалась еще на минуту, на полминуты. Вбирая в себя жертвенный огонь, луна бледнела и таяла, прощаясь со своими верными друзьями, поклонниками и рабами — каждый волен примерить то название, которое любит.
— Кей, я хочу ребенка. — Дженни вынырнула из темноты и сейчас стоит рядом, вперив невидящий взгляд в пылающий байк. — Я хочу детей. От тебя.
Сговорились они все, что ли? И эта туда же… Значит, не за горами лихие времена, коль бабам так приспичило рожать. Значит, прав Трибунал, сказавший Кею: «Стае нужно хорошее, многочисленное потомство. Иначе нас порвут зубы дракона. Надо поддерживать среду обитания. Нашу Стаю. Иначе мы вымрем еще в Городе, не успев добраться до Леса».
— Мы бы вместе жили в Стае, — снова Дженни.
— Я не один. Посмотри на нее.
Дженни помолчала, прежде чем отчетливо произнести:
— Там никого нет. Я никого не вижу. Тебе кажется, что она есть.
Кей оглянулся и увидел привалившуюся спиной к ХаДэ сонную Кока-Лолу, беззвучно напевающую и раскачивающуюся в такт только ей слышной песенке. Кей недовольно повернулся к Дженни. Что за шутки?
Дженни исчезла. Словно улетела вверх вместе с искрами догорающего байка.
Проклятая трава! Голова с резьбы слетает.
Огненный байк осыпался на глазах и уже не горел, а тлел, обретая вид костра, очень большого костра, вокруг которого кружилось, тряслось, исступленно заходилось в сумасшедшем танце безумное байкерское племя!
Грустный человек на сцене последний раз прикоснулся к струнам, и над умолкшей толпой потянулся тот же самый протяжный долгий звук, постепенно затухающий и теряющий чистоту, превращаясь в грязные полосы слез на счастливых лицах байкеров…
Утро.
Опустошенность.
Жажда.
Великая сушь в горле.
Вместо крови в многопудовом теле байкера — расплавленный металл.
Желание остыть, обратиться в камень у дороги и навсегда врасти в пыльную обочину.
Сил нет уехать. Но придется. Город манит.
Встретимся через год, братья!
Праздник окончен, но Стая не спешит возвращаться в Город. Бешеные выгрузили из фургона 50-сильные кроссовые байки. Харлеи отправятся отдыхать в Нору, а кроссовики, предназначенные для езды по кочкам и оврагам, понесут байкеров и вцепившихся в их бока девчонок прочь от расползающейся толпы, за много-много километров, туда, где Лес.
Путь не близкий. Бешеные мчались без остановок, как выпущенный из ружья заряд волчьей картечи, стремительно проскакивая прилепившиеся к шоссе, словно жевательная резинка, редкие поселки, вспугивая сонно дремлющих на обочинах коров и заставляя не в меру любознательных гусей в страхе разлетаться, вспоминая, что они пернатые.
Грозный шум моторов вытряхивал неповоротливых обитателей из деревянных домиков. Из-под прислоненных к глазам ладоней земледельцы долго смотрели на облако пыли. Так ничего и не поняв, они возвращались в дома, к чаю и разговору о погоде, которая в этом году хуже, чем в прошлом, а в будущем году еще неизвестно какая будет, но бог милостив.
Лес густел. Сосны да ели вытеснили березки, лесная темень сдавила дорогу, на глазах сузившуюся и резво петлявшую между холмами. Металлические мосты сменились шаткими деревянными, провисшими над медленными речушками с заросшими берегами. Да и мосты становились все хуже, часто приходилось притормаживать, и байки проезжали по одному, огибая зияющие дыры. Деревни попадались реже. Людей и домашней живности не видно, зато дорогу не раз перебегали шустрые зайцы и стелющиеся по земле рыжие лисицы. Спрятавшись в кустарнике, зверье с изумлением наблюдало за байкерами. Давно никто не тревожил лесных обитателей.
