Несмотря на такую желчность, Джим был уверен, что выиграет апелляцию. Если же этого не произойдет, думал Джим, то он найдет способ отомстить Саванне сполна. Для мести он собирался использовать «Мерсер-хауз».
– Я могу передать дом какому-либо благотворитель ному обществу, – фантазировал Уильямс, – чтобы его переделали под реабилитационный центр для наркоманок Мерсер-хауз достаточно велик, чтобы в нем можно было каждый день обслуживать до сотни больных. Как вам это нравится? Наркоманы сделают из площади Монтрей приемную, где будут сутками ждать своей очереди. Вы представляете, что произойдет с благонравными обитателями площади, особенно с такими социально озабоченными, как Адлеры? Но крыть им будет нечем, разве можно возражать против столь благородных мероприятий?
Но что будет, если мать Дэнни Хэнсфорда выиграет свой иск на десять миллионов долларов? Не попадет ли дом в ее руки?
– Мать Дэнни Хэнсфорда никогда не будет жить в «Мерсер-хауз», – твердо заявил мне Уильямс. – Сначала я уничтожу дом. Это будет нелегко, поскольку он очень прочный – внутренние стены сложены из кирпича. Но я уже придумал, что сделаю. Я просверлю по большому отверстию в углах дома от второго этажа до первого и залью ацетоном, а потом подожгу его. Такого взрыва дом не выдержит, я в этом абсолютно уверен. В Джорджии поджог не считается преступлением, если дом не застрахован, а Мерсер-хауз не застрахован. Мать Дэнни получит лакомый участок земли, но без дома.
В то время, когда Джим Уильямс прикидывал, как будет сверлить дырки в полу Мерсер-хауз, Верховный суд: Джорджии сосредоточил свое внимание на дырке уже существующей – на пулевом отверстии в полу спальни второго этажа. Это было то самое отверстие, которое проделал Дэнни во время погрома, учиненного им за месяц до смерти. То отверстие, по поводу которого полицейский капрал Андерсон свидетельствовал на суде: «Я не могу с уверенностью сказать, было ли это отверстие свежим или старым». Уцепившись за эту оговорку, Спенсер Лоутон убедил присяжных в том, что отверстие было старое и выстроил на этом свою версию обвинения: Уильямс все подстроил сам, инсценировав погром и безобразие, которые учинил якобы Дэнни Хэнсфорд, чтобы подготовить общественное мнение к убийству, которое он совершил из «самозащиты». Через несколько недель после вынесения обвинительного вердикта Бобби Ли Кук получил по почте конверт от анонимного отправителя из ведомства окружного прокурора. В конверте находилась копия полицейского рапорта, написанного капралом Андерсоном в ночь первого инцидента с Дэнни. В рапорте утверждалось буквально следующее: «Мы обнаружили свежее пулевое отверстие в полу». Это утверждение противоречило заявлению, сделанному Андерсоном на суде под присягой.
Защита в свое время потребовала официально заверенную копию первого письменного рапорта капрала Андерсона, но прокурор Лоутон собственноручно вычеркнул и затер нужную строчку. Когда Бобби Ли Кук прочитал полный текст, то понял, что поступок Лоутона можно квалифицировать как сознательное процессуальное нарушение. Именно этот пункт и стал центральным аргументом апелляции, которую Кук направил в Верховный суд Джорджии. Верховный суд ответил гневным распоряжением, которым отметил несовпадение заявлений Андерсона, и осудил попытку Лоутона скрыть это несовпадение.
«Мы не можем и не станем поощрять порочную практику искажения цели работы правоохранительной системы в ходе судебных процессов, которая заключается в отыскании истины, а не в ее сокрытии, – говорилось и распоряжении Верховного суда. Далее следовало: «Решение суда должно быть отменено. Следует назначить дату нового разбирательства».
Глава XVIII
ПОЛНОЧЬ В САДУ ДОБРА И ЗЛА
При всем том потрясении, которое вызвало в Саванне решение Верховного суда Джорджии о пересмотре дела, оно означало только временную передышку. Отверстие в полу явилось второстепенной деталью процесса; главные пункты обвинения Лоутона оставались в силе. Было совершенно очевидно, что Уильямсу нужна более сильная защита во втором судебном разбирательстве, иначе оно грозило обернуться новым приговором. Тем не менее, Уильямс ликовал, хвастаясь, что в ходе следующего процесса будет непременно оправдан. Джим злорадствовал, считая решение Верховного суда подтверждением его мнения о том, что Спенсер Лоутон и чины полиции – лжецы. При этом Уильямс намекал, что его защита во втором процессе будет сильнее.
– С этой минуты фортуна повернется ко мне лицом, – говорил он, заговорщически подмигивая. – Над этим работают определенные «силы». – При этом Уильямс намеренно оставлял слушателей в полном неведении относительно природы этих таинственных «сил». То ли он имел в виду симпатии публики, то ли намекал на что-то более темное и скрытое.
Однажды вечером Уильямс пригласил меня заехать к нему в «Мерсер-хауз». Я нашел его сидящим за столом в кабинете со стаканом водки с тоником. Некоторое время он развлекал меня историями на свои излюбленные сюжеты: «коррумпированный» прокурор Лоутон и «докучливый и тупой» судья Оливер. Позлословив на их счет, Уильямс заговорил о таинственных силах, которые будут защищать его на следующем суде.
– Вы знаете, – говорил Джим, – у меня не было и тени сомнения в том, что Верховный суд не утвердит приговор, и как вы думаете, почему? Да потому, что я отказывался даже представить себе, будто они смогут отклонить апелляцию. Если бы я начал думать об этом, если бы я зациклился, если бы был подавлен и рассчитывал на самое худшее, то это самое худшее неминуемо бы произошло.
Я почувствовал, что Уильямс внимательно разглядывает меня, оценивая мою реакцию на его слова.
– Концентрация, – продолжал он. – Вот как это называется. Это то же самое, что и маленький эксперимент в Университете Дюка, о котором я вам рассказывал. Только там его ставили на кубике так же, как играл в свои «Психологические кости», а теперь мне приходилось влиять на исход судебного процесса. Все это называется психокинетикой. Вы можете думать, что все это сущая чепуха, и многие так думают, но я могу сказать им на это: отлично, не верьте этому, я не собираюсь вас ни в чем убеждать – но вы прозевали внутри себя силу, которая доступна каждому.
Уильямс загадочно улыбнулся, и я понял, что он не шутит.
– Естественно, мне помогали, – добавил он. – Я – не единственный человек, который практикует концентрацию мысли. Мне помогал человек, весьма искушенный в этих делах, и я могу заверить вас, что во время второго процесса и судья, и окружной прокурор, и все, кто войдет в жюри, почувствуют на себе сильнейшую вибрацию.
Уильямс вытащил из кармана пригоршню даймов и сложил девять из них аккуратной стопкой на краю стола.
– Я пользуюсь словом «вибрация» за неимением лучшего термина, – пояснил он. – Эти вибрации, эти мысленные волны – как бы вы их ни называли – будут порождаться мною и одной женщиной, которую зовут Минерва. Она – мой старый и очень дорогой друг. Она живет в Нофорте, в Южной Каролине – это в сорока пяти минутах езды отсюда. Я собираюсь сегодня нанести ей визит. – Уильямс выдвинул ящик стола и достал оттуда бутылку с водой. – Дождевая вода, – объяснил он, – Минерва велела мне привезти с собой воду и даймы. Сегодня она будет работать с этими вещами. Уильямс пристально посмотрел на меня. – Если вы хотите принять участие в нашей игре, то милости прошу со мной. Все дело займет два или три часа. Вам интересно?
– Да, а почему бы и нет? – ответил я. Произнося эти слова, я успел придумать десяток причин, почему и в самом деле нет, но было уже поздно. Через полчаса мы прошли в каретный сарай, где на восточном ковре стоял спортивный «ягуар» Уильямса. Джим поставил водку и тоник на приборную доску и вывел машину на Уэйн-стрит. Через мгновение мы уже мчались по тихим улицам Саванны в сторону Тэлмиджского моста, а оттуда в темноту низменности, на которой располагается Южная Каролина.
Отблеск подсветки приборов скупо освещал лицо Уильямса.
– Если я скажу вам, что Минерва – доктор колдовских наук или жрица вуду, то окажусь недалеко от истины, – говорил он. – Но она – нечто большее. В прошлом она была гражданской женой доктора Баззарда, самого известного вуду в графстве Бофорт. Известно ли вам, или нет, но все побережье буквально кишит вуду. Они живут здесь с тех пор, как рабы привезли их с собой из Африки.
– Доктор Баззард умер несколько лет назад, и теперь Минерва унаследовала его практику. В течение многих лет доктор Баззард был королем народных докторов. На него стоило посмотреть – повелительные жесты, высокий, прямой, худощавый и жилистый. Он носил козлиную бородку и очки с пурпурными стеклами. Те, кто видел эти глаза за пурпурными линзами, не забудут их до конца своих дней. Особенно хорошо получалась у него «защита» клиентов во время уголовных процессов. Он сидел в зале и буравил взглядом свидетеля противной стороны, пережевывая этого человека, словно корень. Иногда, стоило такому свидетелю посмотреть в глаза доктора Баззарда, как он тотчас менял свои показания, но чаще этот свидетель поджимал хвост и просто сбегал из зала. Доктор Баззард концентрировал свою энергию также на присяжных и судьях. Я знаю одного судью в Саванне, который утверждает, что может точно определить, когда против него работает такой народный доктор. Вокруг стула судьи сразу появляются коренья, травы и кости.
