Мы долго стояли, не произнося ни слова, и такая сквозила в нашем молчании тоска, что хоть на Луну вой.
– Где будем Марине признаваться в наших грехах? – решил я нарушить тишину, потому что молчание становилось совсем уж невыносимым.
– На кухне надо, – отозвалась собака.
– Почему именно на кухне?
– Там для хозяйки своя территория, Марине там подсознательно спокойнее.
– Хорошая идея.
– Во сколько она завтра будет?
– В обед ждите нас. Если я, конечно, выживу…
– Ты уж постарайся, а то будет как у Ромео и Джульетты.
– Надеюсь, до таких страстей вряд ли дойдёт.
Мы помолчали ещё немного. Наконец, собака ушла, напомнив что «утро вечера мудренее». Следом за ней тихо, как тень, исчезла кошка. Я опять остался один. Коньяк почти закончился, и я допил остатки залпом. Больше пить не следовало. Алкоголь полезен только в малых дозах. Окинув взглядом свой двор, задумался о хрупкости счастья. Не одну тысячу лет люди задаются эти вопросом. Куда мне со своим рылом? Я посмотрел на хлам, валяющийся на балконе. Увидел старую пыжиковую шапку.
Шапка эта появилась у меня, когда мне было лет семнадцать, причём, я её ни разу не надевал, было это так.
Я пересаживался в метро на Техноложке. Чтобы пересесть с Кировско-выборгской линии на Московско-петроградскую в другом направлении нужно подняться по довольно крутым ступеням. Вот после этого подъёма, явно забравшего последние силы, и лежал «рыбак – зимник». Раскинув руки, без варежек и ноги в унтах. Прям как морская звезда. Варежки он потерял раньше, наверное, в электричке. А сейчас рядом валялся ящик с уловом, льдобур и пыжиковая шапка. Рыбак безмятежно спал. Ему всё было похуй: веселящиеся прохожие, склонившиеся над ним менты, сочувствующие старушки. До сих пор помню один из комментариев: «Давно, наверное, лежит… Вон как храпит, рыба бы не стухла…»
Менты методично и буднично шмонали по карманам. Наверное, искали хоть какие-то документы. Вдруг один подпрыгнул и заорал. С ужасом взглянув на свою руку, он увидел торчащий из пальца крючок. Стоящие рядом и проходящие мимо люди заулыбались – мелочь, а приятно. Рыбак тоже улыбался во сне. Может быть ему снился невьебенный судак или хорошая поклёвка. Ничего, кроме крючка, не найдя, менты решили перетащить его в обезьянник, чтобы выпотрошить в домашней обстановке. Двое подцепили рыбака под руки и поволокли к эскалатору, третий страж порядка, взвалив на себя пахнущую рыбой и водкой амуницию, поплёлся следом. Унты волочились по полу, оставляя мокрые следы. На месте осталась только пыжиковая шапка. Не знаю почему, но я решил её взять себе. Вот такой вот сувенир из детства. Спасибо тебе, неизвестный рыбак, затерявшийся во времени и пространстве! Твоя шапка отвлекла меня от грустных дум.
По двору торопились возвращающиеся с поздних посиделок люди – метро закрывалось через тридцать минут. Где-то в соседнем доме выясняла отношение молодая семейная пара. Тоже ищут счастья… Я ещё раз окинул взглядом двор и решил последовать примеру собаки – уснуть.
Скажу сразу – утро не добавило оптимизма. Собирался я в мрачных думах.
– Мы приберём всё, чтобы сияло, – попробовала поднять настроение собака.
– Как приедете, сразу веди её на кухню, – ещё раз напутствовала кошка.
– Может, ей всё-таки переодеться в домашнее? – засомневался я.
– А если она не будет? Может, она хочет зайти, рубануть с порога и к себе…
– Это вполне вероятно. Надо придумать что-то, чтобы ей надо было на кухню зайти.
– Предложить ей блинов испечь, типа в последний раз? – съязвил я.
– Принимаются только конструктивные идеи.
– Вы думайте пока, а я поеду, если что – звоните на трубу, не стесняйтесь. Сейчас уже не до игр в «рыцарей плаща и кинжала.»
– Присядем на дорожку, – напомнила собака, когда я уже собирался выходить.
Мы сели рядком, как птички на проводе. Судя по нашим лицам, по проводу этому бежал электрический ток высокого напряжения. Выждали секунд двадцать.
– Ну, с Богом, – выдохнула кошка.
В ожидании Марины я места себе не находил. Столько лет я жил, не зная, что рядом со мной, буквально в нескольких метрах, живёт человек, который станет для меня самым родным на всём белом свете и что вот так запросто – по глупости – я могу её потерять. Упустить как птицу-счастья, которую почти держал в руках. Я клял себя последними словами за глупость, неискренность, короче, за всё то, что казалось мне причиной возможной катастрофы.
Женский голос объявил, что рейс, на котором прилетает Марина, заходит на посадку.
Потянулась вечность. Я стоял и смотрел на двери, откуда должна была появиться она.
Пошли первые пассажиры. Марины не было. Хлынул основной людской поток и где-то посередине я, наконец увидел её. Красивая, с плотно сомкнутыми губами, она шла как будто отдельно от толпы. Я дёрнулся ей навстречу:
– Марин, я здесь.
Она замерла, ещё плотнее сжала губы и ничего не сказала. Мы забрали багаж и, не произнося ни слова более, направились на стоянку. Стараясь соблюдать инструкции, данные мне животными, я молчал. От этого становилось совсем невмоготу. Но делать нечего, план для того и придумывается, чтобы его соблюдать. Однако первой тишину нарушила Марина:
– Ну, а ты что молчишь?
– Не хочу задеть тебя ненароком.
– Задеть? Да ещё и ненароком?! Какая чуткость…
Я представил собаку. Чтобы она ответила на это?
– Марина, любые твои умозаключения неверны, потому что исходят из ложных предпосылок. Поэтому сейчас нам лучше доехать до дома, там ты сразу всё поймёшь.
– Сразу, значит? – саркастически уточнила Марина.
Я вспомнил обычную человеческую реакцию на говорящих кошек и собак:
– Ну, может не сразу… Но сама того не подозревая, ты спровоцировала «момент истины». Так что пути назад уже нет.
– Ещё бы «на перёд» ты уже себе путь нашел…
– Марина, я тебя очень прошу, не надо распаляться. Я клянусь, ты для меня – самый любимый человек. Что-либо добавить мне сейчас нечего, ты всё равно находишься в плену своих фантазий.
– Выходит женский голос в трубке, да ещё в таком хозяйском тоне, это фантазии?
– Ещё раз говорю, дома ты всё поймёшь. Только потерпи и не пори сейчас горячку.
– Поверь мне, я – разумная женщина и очень много могу тебе простить, но есть вещи, которые прощать нельзя. Если бы ты не удержался и гульнул где-то на стороне, то даже на это я смогла бы закрыть глаза, хотя мне было бы очень больно. Но пустить в наш дом какую-то шалаву – это чересчур. Дом – это всё, что у нас есть, это самое дорогое, что есть у человека. Наверное, ты ещё не готов к тому, чтобы это осознать.
– Я готов, и уже давно не такой, каким был раньше. И, я тебя умоляю, пожалуйста, Мариша, не спеши с выводами!
– Да как мне не спешить?! Как не спешить?! Ты что, ты не понимаешь, что этому
нет
никаких объяснений?! – и она заплакала, но не навзрыд, как обычно плачут доведенные жизнью женщины, а сдерживаясь какими-то неимоверными усилиями. Как будто слёзы, прежде чем выйти из неё на свет Божий, должны были пробить бетонную стену.
Я не мог видеть, как она страдала, но и сказать ей, что она разговаривала с кошкой, я тоже не мог! Это был бы полный финиш!
– Марина, не плачь, дома тебя ждут ответы на многие вопросы.
– Не утруждай себя придумыванием небылиц.
– Клянусь, я не замарал себя в тех грехах, которые ты мне приписываешь.
– Я очень устала, у меня была тяжёлая командировка. Давай, доедем молча?
В гробовом молчании мы ехали минут сорок. Во время движения это ещё не так напрягало, но в пробке просто рвало мозг. К счастью, всему приходит конец, закончился и этот «путь на Голгофу». Мы поднялись на лифте. В прихожей я помог Марине раздеться.
– Пойдём на кухню, – я сразу взял быка за рога.
– Я вымою сначала руки? – ледяным голосом ответила Марина.
– Идиот… – прошипела кошка, когда Марина скрылась за дверью, и сама юркнула на кухню.
«Кругом обложили», – подумал я.
Наконец, Марина вышла и прошла туда, куда я её минуту назад зазывал. Я двинул следом.
– Садись на стул, – попросил я.
– Нет, я постою. Долго это не продлится, уверяю тебя.
– И всё-таки сядь, это очень важно.
– Хорошо, – сказала она, присаживаясь, – раз важно…
Итак, мизансцена была такова: посреди кухни на стуле – Марина, перед ней сидят собака с кошкой, я – позади на лихом коне, то есть на лёгкой измене и кислых щах.
Животные молчат, только нервно переминаются. Марина с безразличным видом разглядывает стены. Я корчил страшные морды животным, те не реагировали.
– Ну? – наконец, не выдержал я.
Марина удивлённо проследила мой взгляд, и, увидев кому адресован вопрос, не выдержала:
– Если тебе нечего сказать, то зачем устраивать весь этот цирк? Чудес не бывает! – сказала она, повернувшись ко мне.
