– Да ты пойми, Виталий, – с горечью вспоминал Волин, как сразу после бурного заседания коллегии увещевал его генеральный, давний однокашник и, можно даже сказать, приятель со времён спецшколы. Беркутов явно пытался смикшировать ситуацию. – На президента и правительство тоже наседают все кому не лень. Из Европарламента, Конгресса США, на этих самых Жо восемь, из всяких там правозащитных организаций. Шумиха достигла апогея. Да что мне тебе говорить?! Газет, что ли, не читаешь? Особенно в связи с убийством этой журналистки Полётовой. А мы ни мычим ни телимся...
– Да что ты заладил, Валерка?! Ты-то понимаешь, что все эти убийства заказные? А значит, не-рас-крыва-емые. Пусть ещё вспомнят про убийство Листьева... Тогда совсем уж весело будет. И какого хрена я согласился на это назначение, поддался твоим уговорам? Заметь – твоим, Валерий Харитонович! Твоим! Сидел бы я сейчас у себя на Лубянке, решал бы кроссворды да шахматные задачки! А тут сам чёрт ногу сломит! Чую, плохо моё дело. Вся карьера псу под хвост! Глядишь, так и без пенсии останусь.
– Не каркай. Ты разве забыл, что мы с тобой в одной упряжке? Я сам в этом кресле новичок. – Беркутов с силой ударил по столу. Его лицо напоминало выжатый лимон. Землистое лицо, провалившиеся глаза...
Если генеральный так выглядит, то как выглядит он, подчинённый? – подумал Волин, который давно забыл о нормальном сне в течение хотя бы одной ночи.
– И ни одного реального вещдока? – словно обращаясь к самому себе, спросил Беркутов. Его глаза словно вымаливали надежду.
– Увы. Зато зацепок пруд пруди. Хотя тоже одни предположения и шаблонные версии.
Волин так и не смог добавить начальнику ничего существенного. Уже покидая его кабинет, Виталий Валентинович резко обернулся и сказал:
– Одного я не пойму, Валерий Харитонович.
– Счастливый ты человек. Лично я ничего не понимаю, – грустно улыбнулся Беркутов.
– Сейчас ещё скажи что-то типа: я знаю, что ничего не знаю. Извини, Валерий Харитонович, я ведь не о философии, а о следствии. – Волин попытался вернуть начальника из Сиракуз в центр Москвы, на Большую Дмитровку. – Скажи по совести, кому пришло в голову объединить сразу три безнадёжных дела в одно? Твоя идея? Или кто-то подсказал?
– А что тебе не нравится? Все логично.
– Хороша логика... Ладно! Допустим, убийство Турова на меня повесили по инерции, поскольку я его вёл уже несколько лет. Но на минуточку при этом забыли, что я всю жизнь занимался экономическими преступлениями! А тут – убийство! Где я и где мокруха?! Подожди, старик, не перебивай. Сам собьюсь... Допустим, заниматься кейсом немецкого адвоката – тоже из сферы экономики. Понимаю. Какие-никакие, а деньги, проводки, банкиры. Кстати, должен тебе признаться...
Волина неожиданно замкнуло. Он хотел довести до сведения шефа, что бумаги, о которых только что вспомнил, – всего лишь жалкие копии, которые даже к делу не подошьёшь. Но вовремя остановился. Иначе он должен невольно выдать своего добровольного информатора, отставного полковника ФСБ и старого друга Лёнечку Мацкевича. А этого делать не следовало по многим причинам.
Первая из них заключалась в том, что пришлось бы признать оперативность некоего смехотворного агентства, в котором Мацкевич нынче трудится, которое разыскало Зоммера раньше, чем целая бригада следаков прокуратуры и МВД. Вторая причина была тоже не из простых. В любых конкурирующих ведомствах, тем более спецслужбах, не поощрялось иметь «дружбанов» из вневедомственной среды. Тем более такого, как независимый и неуступчивый Мацкевич. Пока Волин мысленно объяснял сам себе, почему не следует всё доводить до ушей шефа, он намеренно долго пил воду.
– Так в чём ты хотел признаться? – нетерпеливо вернул его к реалиям Беркутов.
– Я хотел признаться, что вешать на меня и мою бригаду роль сыскаря, поручив искать Зоммера, меня унижает и оскорбляет.
– Ты точно это хотел сказать? – недоверчиво спросил хозяин кабинета.
– И не только это. Вершиной вашего сумасшествия, господа, было возложить на нас ещё убийство Аллы Полётовой. Убийство банкиров и журналистов, как говорят в Одессе, две большие разницы...
– Постой, Виталий, не заводись. И не вали всё в одну кучу. Ты же сам установил, что они связаны: Зоммер – досье – Туров—досье – Полётова.
– Ниточка и расследование убийства журналиста принципиально разные вещи. Ведь молва частенько права. То Полётова пострадала из-за досье Турова и Зоммера. То ей отомстили те, кто отмывал деньги за границей. Ты же сам отлично знаешь, насколько некоторые наши высокопоставленные чинуши мстительны.
– Вот видишь, опять пересечение с сомнительными делами Турова, – словно в чём-то всё ещё убеждая старого приятеля и подчинённого, вставил Беркутов. Но Волин не обратил на его слова никакого внимания.
– Наконец, она могла оказаться жертвой своих давних расследований на Кавказе, – постепенно успокаиваясь от мысли, что удалось, наконец, выговориться, подытожил Волин.
Если бы главный следователь прокуратуры страны только знал, как он невольно оказался близок к разгадке по крайней мере одного из загадочных убийств последнего месяца.
– Ты, кажется, хотел уходить, приятель. А вместо этого устроил разборку с начальством. Идите, товарищ, и работайте. Помните: я жду результата. От меня Кремль ждёт результата. От Кремля мир ждёт результата.
– Я-то уйду. И буду работать. Землю рыть буду. Но ответ на мой вопрос так за тобой и остался. Кто же всё-таки велел объединить все эти дела в одно?
Вернувшись к себе, Волин долго размышлял, прав ли он. С этим, конечно, можно было бы поспорить, что, собственно, и пытался сделать Беркутов. Но то, что там, наверху, мало что понимают в перспективах раскрытия заказных убийств, Виталий Валентинович не сомневался. Им, как всегда, вынь да положь. Сочини, обмани, но только чтобы им было чем отчитаться...
На рабочем столе ожил селектор внутренней связи. По загоревшейся зелёной лампочке против фамилии абонента Волин понял, что это Рыльцов. По голосу, схожему в этот момент с чем-то неприличным, он ни за что бы не узнал своего следователя.
– Спустись в столовую. Пожуём.
– Спускаюсь. – Волин отключил селектор прямой связи. Он нашёл майора в дальнем углу столовой, как всегда небритого, но зато в добром расположении духа.
Не говоря ни слова, Волин указал майору на линию раздачи и пошёл сразу туда. Быстро заставив поднос всякой всячиной и не выражая никаких эмоций, он вернулся к столу.
– У нас проблемы, Виталий Валентинович? – вкрадчиво спросил Рыльцов после того, как оба съели суп.
– Есть немного, Глеб Иванович. А у кого их сегодня нет?! Разве что у тебя. Мальчишка, – не без раздражения ответил Волин.
Но майор ничуть не обиделся:
– По банкирским делам? Угадал?
– И по банкирским, и по писательским. А по каким ещё?! Чёрт бы их побрал, вместе взятых! Ты же прекрасно понимаешь, Глебушка, что уже земля начинает гореть под ногами.
– Уже слышал. Вся контора судачит. Даже секретарши. Ну и бог с ними! Зачем так нервничать, товарищ генерал? Если у нас пока нет никаких реальных версий, то, стало быть, их надо придумать.
– То есть как это придумать?
– Очень просто. Как придумывают борзописцы, когда один за другим пекут свои романы. – Рыльцов нагнулся почти к самому столу. – Вот на днях муровцы задержали трёх водил, которые якобы участвовали в кровавой разборке где-то под Луховицами. Правда, один из них тут же при аресте выбросился из окна... Восемь этажей летел, бедняга.
– Кончай ёрничать, майор, и говори по существу... – Волин ослабил галстук и расстегнул пуговицы мундира. В дни коллегии полагалось надевать мундиры.
– Водилы оказались залётными, с Украины. На их съёмной квартире где-то в Царицыно обнаружили целый арсенал огнестрельного оружия. Ну чем не исполнители заказных убийств? Или хотя бы пособники...
– Ты на что намекаешь, Глеб Иванович? – Начальник управления боялся показать младшему по званию, что всего несколько минут назад сам думал о «липе».
– Ни на что я не намекаю. Муровцы почему-то уверены, что эти типы действительно замешаны по крайней мере в одном из убийств. А именно – в расстреле Полётовой и её спутника. Сами подумайте, разве кто будет сигать с восьмого этажа из-за каких-то луховицких разборок?! На этом их муровцы и сломали. Значит, за ними водятся серьёзные грешки...
– Меня не интересует в данный момент, кто кого сломал. Мы всё-таки в прокуратуре.
– В столовой прокуратуры. А это не одно и то же. Почувствуйте разницу, начальник.
«А что? Преступники они и есть преступники. Какое имеет значение, за какое преступление сядут? – внезапно возникла в голове Волина крамольная мысль. – Вдруг и вправду замешаны? Поверить – уже половина дела. Может, что-то да и выгорит. По крайней мере, там, наверху, хоть на время заткнутся».
– Что конкретно предлагаешь, Глеб? – спросил Волин, машинально превращая котлету обратно в фарш.
