Столовая опустела, и площадка во дворе заполнилась танцующими. Во всех струилась музыка. Нежно заклубились облачка травки. Парень с длинной косой, заплетённой цветными лентами, заиграл на гитаре, и из всех углов двора подхватили песню: "Щит Давида надвое расколот", - пел он глубоким хриплым голосом, и они отвечали ему тихим рычанием: "Идеи Герцля умерли давно". А он: "Сгнили в могиле с колючками кактуса". Они раскачивались с поднятыми руками и пели: "Но всё идёт, согласно плану". Тамар смотрела из окна наполовину пустой столовой. Когда они так раскачивались, то казались ей хрупкими стебельками, стебельками детей.
Моей душе хотелось лишь покоя,
Не хотелось ей играть в войну,
Но армия у нас – святое,
Я очень армию люблю,
(Тут кто-то заверещал жутким голосом: "Я очень, очень армию люблю!!!")
Как мужчина, оружие держать,
Как мужчина, бить по головам,
Как мужчина, к гибели шагать,
И всё идёт, согласно плану...
И сразу же из всех углов двора и с танцевальной площадки поднялся рёв:
- План, катись ко всем чертям...
Раз и ещё раз, и ещё, десятки раз, долго, наверно, с полчаса так, как молитва, отчаянная молитва наоборот, и, в конце концов, Тамар тоже стала подпевать, стояла и орала вместе со всеми, как все, план, катись ко всем чертям, и вся картина перевернулась, Тамар вдруг почувствовала всем своим существом, что это они правы, они честны с собой, они решились восстать, ударить, изо всех сил выкрикнуть свой призыв о помощи.
Ведь кто я, против них? Хорошая, домашняя девочка, ни то, ни сё. А они, с какой смелостью они отказываются участвовать в циничной и лицемерной игре мира, в борьбе за успех и власть... Она даже позавидовала им – их свободе, их смелости ни перед чем не останавливаться, их смелости дойти до полного отчаяния, отказаться от надёжности дома, родителей, семьи, которые оказались на поверку одной большой иллюзией, вроде наркотических успокаивающих средств...
Она повернулась, чтобы выйти из столовой, вернуться в свою комнату, и несколько парней и девушек загородили ей дорогу. Они танцевали перед ней, окружили её, шутливо кланяясь, просили остаться. Один из них, маленький и кудрявый, один из трёх фокусников, уговаривал её:
- Мамой клянусь, я тебя до сих пор вообще не видел, не знал о твоём существовании! - у него было милое лицо и немного писклявый голос, как у Стива Аркела. – Но когда ты так пела – я просто прибалдел на месте! Останься, побудь с нами, расскажи нам о себе, кто ты?
Тамар засмеялась: нет.
Уличный поэт подошёл и опустился перед ней на колени:
- Ой, Тамар, Тамар/ не уходи, Тамар/ слышишь звон гитар?/ ой Тамар, Тамар/ какой жестокий удар/ в душе моей пожар/ что тебе стоит, Тамар/ дай мне счастье в дар...
Она засмеялась: нет.
Перед ней возникли две девушки. Красивые, смуглые, таинственные. Двойняшки, читающие мысли:
- Ты не могла бы постоять между нами? Дать нам на минутку руку? Обеим вместе... Только на минутку, что здесь такого?
Она испугалась. Только этого ей не хватало. Она скупо улыбнулась, вся компания сгрудилась вокруг неё, звала её, подмигивала ей. Тамар развела их рукой, прошла между ними и вышла из столовой. Ей нужно было побыть одной.
***
Шели вернулась в комнату через два часа возбуждённая, пахнущая дымом. Может быть, даже подвыпившая. Вошла с шумом. Запуталась в платье, разбудила Тамар, чтобы расстегнула ей сзади застёжки. Извинилась, что она такая. Сказала, что нализалась картонок. Тамар, полусонная, нерешительно спросила, что это. Шели чуть не лопнула от смеха:
- Ты здесь уже месяц и ещё не знаешь?
Ни итальянского, ни наркоманского.
- Это марки LSD. Да, кстати сказать, ты и этот парень? Этот Шай?
- Что с ним? – она мгновенно пришла в чувство.
- Чего вскочила? Я уже давно замечаю, что между вами что-то есть.
- Между нами?!
- Ну, в самом деле. Этот огонь во взглядах. Что ты думаешь, я не вижу? Вы вместе становитесь совершенно невменяемыми. Ты прикасаешься к своему лицу, а он к своему... Такой танец! А сегодня, как ты с ним пела.
- Я его совсем не знаю, - слишком твёрдо сказала Тамар.
- Может, когда-то. В прошлой жизни? Ты знаешь, я в такое верю.
- Может, в прошлой жизни, - сказала Тамар.
- А ты видела, какая у него ямочка? – восхитилась Шели. – Он здесь уже, наверно, год, а я её в первый раз увидела.
- Да, - прошептала Тамар, - он симпатичный.
- Только не влюбись в него, помни: он уже конченный. Постоянно на взводе. Еле живой.
Тамар залила бетоном и цементом дрожащие струны своего голоса:
- А почему его так охраняют, почему за ним всегда ходит кто-то из этих? Тут больше ни за кем так не следят, правда?
Шели сидела на кровати в одних трусах. Как всегда, она была совершенно равнодушна к своей наготе. Принимала своё костлявое тело так же легко, как принимала всё чужое. Она засмеялась:
- Ну, ты даёшь: на тебя посмотришь, можно подумать, что ты всё время витаешь в облаках. А ты, оказывается, всё замечаешь... Бульдоги? Это потому, что он пробовал убежать.
- Убежать? Но я думала, кто хочет уйти, уходит... Нет?
Шели замолчала. Соскребла немного сиреневого лака с ногтя на ноге.
- Шели!
Тишина.
- Шели, ну, правда, помоги мне.
- Смотри, - вздохнула, наконец, Шели, - кто средненький, я имею в виду выступления, тому Песах легко даёт уйти, разумеется, после того, как он вернёт ему все долги.
- Долги? – насторожилась Тамар. Вспомнила, как Шай что-то сказал по телефону о деньгах, которые он здесь должен.
- У него есть эти счета, в чёрном блокноте, сколько мы ему должны за проживание здесь, за еду, даже за электричество. Так что, если ты выступаешь так себе и хочешь отсюда освободиться, ты ему платишь, упрашиваешь своих родителей, от которых ты сбежал, чтобы уплатили за тебя, берёшь у друзей, воруешь у старух на улицах, у маленьких детей, пока не заплатишь ему всё до копейки, и тогда он согласен тебя отпустить. – Она прикурила сигарету и глубоко затянулась. – Теперь, если ты действительно чего-то стоишь, ты отсюда так быстро не выйдешь. Потому что у него, у Песаха, есть такие счета, что тебя от него прокурор не вытащит. Он тебя на краю света догонит. Были случаи.
Парень с диким взглядом, подумала Тамар. Выступающие кости на суставах его пальцев.
- А этот парень с гитарой, этот Шай, он стоящий, да?
- "Парень с гитарой", говоришь! – Шели подмигнула ей, но, увидев её лицо, сразу же посерьёзнела. – Он лучше всех. Он действительно стоящий. Даже в его состоянии он выше всех на голову. Ты его слышала. Но некоторое время назад было дело, он пытался угнать машину Песаха. Его новую "Мицубиши".
- Чтобы убежать?
- Не знаю. О нём только слухи ходят. Говорили, что он врезался в стенку, в какой-то забор, разбил "Мицубиши" капитально, и теперь он – узник Сиона, пока не выплатит за неё, – она выпустила длинную струю дыма, - до конца его жизни, конечно.
Тамар лежала, уставясь в потолок. Кто знает, где она была в день той аварии, и разве может быть, что в ту минуту, когда Шай врезался на машине в стенку, она сидела, например, с Иданом и Ади в "Ароме" и громко высасывала айс-шоко со дна стакана.
- Знаешь, что я думала, когда ты пела? – мягко спросила Шели.- Что у тебя всё идёт изнутри. Из самой глубины. Нет, правда – я смотрю на тебя уже какое-то время и понимаю тебя: у тебя всё, что ты делаешь или говоришь, даже то, как ты смотришь, или как ты разговариваешь или не разговариваешь, во всём этом ты, стопроцентно. А я, посмотри на меня, одна видимость, нет, ты не говори. Смотри – я делаю Риту, делаю Витни Юстон, Захаву Бен, всегда делаю кого-то, не себя. – Она помолчала. – Даже то, что я здесь, не должно было быть в моей жизни. – Её голос неожиданно треснул. – Мне не было предписано, что я так кончу, в этой дыре, ушибленная на всю голову. Псишка. – Внезапно трещина разрослась в рыдание. Она всхлипывала. Тамар, слегка удивлённая быстрым переходом от смеха к плачу, кинулась к ней, гладила крашенные жёсткие волосы.
- Шели, - прошептала Тамар, но Шели прервала её:
- Ещё одна фишка: даже моё имя, да? – она трубно шмыгнула носом. – Это моя мама, добрая душа, назвала меня так, чтобы каждую минуту напоминать мне, что я её[46], не своя – её. Поняла?
Тамар гладила её, крепко обнимала, напомнила ей, насколько она сама своя, и как она щедра и полна любви, и как она помогла ей, когда она только пришла сюда. Но Шели не хотела ничего слушать.
- Ладно, что это с нами обеими, - сказала она вмиг повеселевшим голосом, снова взмывая вверх сквозь слёзы и распухший нос, - что мы тут сбор подписей Йоси Сиаса[47] устраиваем? Так мы условились, ты даже и не думаешь в него влюбиться. Тут есть несколько претендентов в тысячу раз лучше, поверь мне. Некоторых я сама проверила.
