Тамар гладила её, крепко обнимала, напомнила ей, насколько она сама своя, и как она щедра и полна любви, и как она помогла ей, когда она только пришла сюда. Но Шели не хотела ничего слушать.
- Ладно, что это с нами обеими, - сказала она вмиг повеселевшим голосом, снова взмывая вверх сквозь слёзы и распухший нос, - что мы тут сбор подписей Йоси Сиаса[47] устраиваем? Так мы условились, ты даже и не думаешь в него влюбиться. Тут есть несколько претендентов в тысячу раз лучше, поверь мне. Некоторых я сама проверила.
- Не беспокойся, - сказала Тамар, - я в него не влюблена. Я только пою с ним.
- Да, - засмеялась Шели с влажными глазами, - теперь это называется петь.
- Если бы у меня здесь была подушка, я бы в тебя бросила.
Тамар ожидала звонкого смеха, но было тихо, потом Шели строго сказала:
- Подушка – это слово, как мамина яичница-глазунья. Вычеркнуто из словаря.
Улеглась и заснула.
***
Тамар уже не могла заснуть. Не только из-за того, что услышала о Шае, и не из-за того, что ей стало известно о системе расчётов Песаха; то невинное замечание: "Я уже давно замечаю, что между вами что-то есть", вот что укололо её совершенно неожиданным образом, по-настоящему напомнило ей обо всём, что было у неё отнято, и из чего она сама себя изгнала; её сердце сжалось от боли – этот орган, сердце, действительно болел – и ей так захотелось, чтобы в эту минуту был кто-то один на свете, может быть, парень, да, парень, не шестидесятидвухлетняя монашка и не Лея, кто-нибудь примерно её возраста, чтобы можно было сказать о нём и о ней: я уже давно замечаю, что между вами что-то есть.
- Перестань со своим Иданом-Шмиданом, - моментально сказала Лея у неё в голове, будто только и ждала удобного случая, - забудь о нём наконец, хватит! Он твоего мизинца не стоит! – Тамар укрылась шерстяным одеялом, с наслаждением возвращаясь к последнему разговору с Леей о любовных делах. – Нет, ты меня не перебивай! Позволь один раз тебе сказать!
- Ты мне уже тысячу раз говорила, - улыбнулась Тамар и подтянула колени к животу.
- Твоя ошибка в том, что ты ищешь парня, который тоже будет из искусства, так?
- Допустим.
- Но зачем тебе нужен ещё один такой, как ты, скажи мне? Что это за чушь про "родственную душу"? Тебе действительно нужен ещё один ненормальный вроде тебя? Тебе, наоборот, послушай меня, тебе нужен, знаешь, кто тебе нужен?
- Кто мне нужен? – Тамар больше не могла сдерживать улыбку. Накрылась одеялом с головой, чтобы никто не увидел.
- Тебе нужен мужчина с большой рукой, - заключила Лея, - а почему?
- Почему? – она знала, что сейчас увидит картину.
- Такой, что будет стоять с поднятой рукой, раскрытой, сильной, не дрожащей, как стоит статуя Свободы. Но без этого мороженого в руке, только его рука раскрыта вверх, и тогда ты, - Лея подняла свою квадратную шершавую руку с обгрызенными ногтями и легонько повела ею из стороны в сторону движением летящей птицы, - ты издалека, из любого места на свете будешь видеть эту руку и будешь знать, что там ты сможешь немного отдохнуть. Так или нет?
- Ой, Лея.
***
Она не видела Шели ни назавтра, ни на следующий день. Это было обычным делом, благодаря напряжённому расписанию их обеих. Но вечером она вдруг так заскучала по ней, что спросила у кого-то в столовой, не видел ли он Шели. Он посмотрел на неё, будто она с луны упала, и сказал:
- Ты что, не слышала? Вчера утром она сбежала с этим, с пильщиком, и до сих пор не вернулась.
Тамар была потрясена. И из-за самого поступка, и из-за того, что Шели даже не намекнула ей ничего во время их разговора вечером накануне побега.
В течение дня начали доходить слухи. Её видели в Ришоне с тем парнем. Её видели в таверне "У негра" по дороге в Эйлат. Один из бульдогов, который сопровождал трио фокусников, узнал её там, но с ней было несколько эйлатских уголовников, и он побоялся вмешиваться. У неё даже хватило нахальства подойти к нему и к фокусникам, пошутить с ними и передать привет Песаху и всей компании. Ребята говорили, что она выглядела совершенно невменяемой. За ужином Тамар удалось сесть рядом с одним из них, и он вспомнил, что Шели просила передать ей особый привет. Ей и Динке. Тамар попросила рассказать ей всё, что он услышал и увидел. Что говорить, пожал он плечами, у Шели сейчас самый серьёзный облом в её жизни. Тамар умоляла его вспомнить, что Шели говорила, ей была важна каждая деталь. Да что она говорила, поскрёб парень щетину волос, не знаю, говорила, что объелась картонок, такое вытворяла, где она только не была, в горах, у бедуинов, у уголовников, под кайфом, во всеобщем трахе. "Так почему ты не сказал ей прекратить?!" – Закричала Тамар, страдая от того, что сама не вмешалась, когда была возможность. Парень насмешливо посмотрел на неё, что прекратить, какое там прекратить, что с тобой, это вообще не моё дело. Тамар думала, что сходит с ума.
Назавтра рано утром приехала полицейская машина, двое хмурых полицейских зашли в кабинет Песаха и сразу же после этого уехали. Он вышел оттуда бледный и испуганный. Таким его никогда не видели. В полной растерянности отправил их работать. Ребята сгрудились, перешёптывались, высказывали ужасные предположения. Тамар старалась ничего не слышать. Это был худший день её выступлений. В конце улицы Аленби рядом со зданием оперы её справедливо освистали, она прекратила выступление и убежала в слезах. Вернувшись в полночь в общежитие, она с ужасом обнаружила, что из комнаты исчезли все вещи Шели. Её книги, жёлтые туфли, рюкзак. Кровать Шели стояла пустая и голая. Тамар вышла и побежала по коридору, но общежитие было тёмным и совершенно тихим, как будто молча сворачивалось внутрь себя. Она заходила в чужие комнаты, включала свет над сжимающимися перед ней веками. Ей даже не кричали, чтоб убиралась. Никто не говорил. Тамар просидела всю ночь на своей кровати, прижимая к себе Динку и монотонно подвывая от ужаса.
Назавтра в шесть утра она услышала. И потом – по пути от одного выступления к другому в Ашдоде – увидела Шели, улыбающуюся со старой фотографии в газете. Была ещё короткая заметка: в Эйлате Шели поддалась уговорам пожилого торговца наркотиками, который пригласил её на вечеринку в свою лачугу на берегу, только он и она. Трудно было узнать, что именно там произошло. По словам офицера полиции, похоже, что оба были пьяны или хотели попробовать что-то необычно сильное. Так или иначе, когда приехала "Скорая", её уже нельзя было спасти.
***
Она терзалась до конца дня. Думала отменить план побега, думала, что ей нельзя оставаться там ни дня, была совершенно убеждена в том, что нельзя оставлять там Шая ни на одно мгновение, но где она теперь возьмёт силы убежать и забрать его с собой? Она его не видела ни назавтра – за ужином было необычно тихо, и никто ни словом не вспомнил о Шели – ни в четверг утром, в день, когда им было назначено выступать вместе. Артисты толпились в коридоре возле комнаты Песаха, ожидая "назначений" на сегодня, и только Шай не пришёл. Она крутилась там, явно нервничая, и была уверена, что что-нибудь сейчас разрушит её планы. Что на Шая нападёт страх, и он найдёт повод не выходить сегодня, или что Песах передумает и в последнюю минуту не разрешит им выступать вместе. Или что из-за Шели изменятся порядки в общежитии, или что...
Уже почти отчаявшись, она увидела его длинные ноги, медленно спускающиеся по лестнице, и толстый ремень, почти дважды охватывающий его талию, и его тонкое истощённое тело, спускающееся сустав за суставом, и у неё не было сомнений, что в нужную минуту он не сможет этого сделать.
- Эй, вы там, пара великолепных, - позвал их Песах, который на удивление оправился после посещения общежития полицейскими, - вы будете с Мико и Шишко. Получилась рифма. Но чтобы представление было – полный отпад.
Они кивнули.
- Посмотрите на них, - расхохотался Песах, - стесняются, как ешиботник и жена, которую ему сосватали. В чём дело, посмотрите друг на друга, улыбнитесь. Публике нравится видеть влюблённую пару!
Тамар выдавила из себя улыбку, с ужасом думая: двое. Он приставил к нам двоих. У нас ничего не получится.
В "Субару" они сидели рядом и смотрели вперёд. Мико и Шишко громко обсуждали какую-то бар-мицву, на которой были накануне вечером.
Шай, согнувшись, гладил Динку, и она непрерывно лизала ему руку, смотрела на него любящими глазами, скулила, вертелась туда и сюда, стараясь положить голову то на его колени, то на колени Тамар. Тамар надеялась, что эти двое впереди не удивятся такому Динкиному возбуждению. Нога Шая, слегка подвинувшись, коснулась её ноги. По её телу прошёл электрический ток.
Она осторожно раскрыла ладонь, надеясь, что пот страха не размазал буквы. Шай не заметил раскрытую перед ним руку. Шишко сказал:
- Я предпочитаю буфет, так ты можешь брать, что хочешь, официант не подлетает к тебе, не бросает на стол – трах! - какую-нибудь гадость, говорит это рис, это чипсы.
