Алиса была не расположена к беседе, но её мнение тут никого не интересовало.
— Девочка, хочешь я научу тебя плохому? — весело спросила у неё яркая незнакомка.
— Чему плохому ты можешь научить меня? Как сделать отвратительный макияж в домашних условиях? — отмахнулась Алиса.
И пусть убирается прочь, что бы она ни имела в виду. Но убираться её собеседница не спешила.
— Ты видела в жизни странные явления, как будто ум заблудился за разум? — серьёзным тоном, словно речь шла о жизни и смерти, спросила она и уселась напротив.
Алиса посмотрела на неё — наверное, подвыпившая с самого утра иностранная туристка, которая, к тому же, отбилась от своих. Общительная туристка. Как некстати!
— Заблудились. Навсегда заблудились и ум мой, и разум. И жизнь моя — странное явление, — нараспев отвечала Алиса. Пусть приставучая иностранка перестанет допекать безобидную городскую сумасшедшую!
— Конечно, она ведь жизнь, а не элемент из таблицы, вот и странная, — не отставала иностранка — должно быть, сама с изрядным приветом. — Но ты видела что-нибудь особым образом? Вещи с изнанки и противосторонние миры?
— Нет. Хотя недавно один дом как будто показал мне свою историю, — почему-то вспомнила Алиса.
— Ты видела какой-то дом и сейчас, и в разное время?
— Ну, что-то вроде.
Анна-Лиза вспомнила слова учителя Эрикссона. Он был прав, когда говорил, что у шемобора не может быть семьи. Единственный, кому позволяется разделять с ним путь, а иногда — стол и кров, — это ученик.
— Учить тебя придётся долго. Зато потом мы пожмём друг другу лавры!
— Не надо меня ничему учить. Сегодня я забыла больше плохого, чем ты когда-либо узнаешь.
— Мне с тобой по-китайски церемониться некогда, — близко-близко наклонилась к ней собеседница. — То, о чём ты сейчас подумала — такое невинное, такое хорошее. Да ты это и без меня умеешь. А я тебя по-настоящему плохому научу. Сейчас наступает самый главный момент в твоей жизни. Я предлагаю тебе стать моим учеником. Если соглашаешься, будет разговор дальше. А если нет — тогда я ничего не забыла в этом городе.
— Кроме меня в этом городе некого учить, что ли?
— Не вижу никого достойного.
— Неожиданно волшебный комплимент. Ну, спасибо. А если я обману? Сначала пообещаю, а потом соскочу? А долго надо учиться? Это не слишком примитивно? Может быть, я это давно умею? Это розыгрыш со скрытой камерой, да? Или тебе просто нужны деньги?
— Один вопрос. Только один, а потом принимайся за решение.
— А если бы тебе такое предложили, ты бы какой вопрос задала?
— А мне предложили. И я спросила: «Вы что, думаете, будто я рыбу ловить не умею?» А Ингвар ответил: «Невозможно научить ловить рыбу, с этим умением надо родиться».
— Яснее не стало. Я не хочу ловить рыбу. Это уныло и очень скучно, к тому же, мне не хочется мучить рыб! А спроси теперь у меня что-нибудь?
— Ты долго будешь смешивать моё время с песком и упираться? — устало спросила Анна-Лиза и медленно поднялась с места. Сейчас она уйдёт, и вместе с ней уйдёт возможность стать кем-то другим. Или хотя бы попытаться.
— Я согласна, — быстро сказала Алиса и тоже встала. — На крови надо клясться? Или достаточно договор о намерении подмахнуть?
— Договора будут потом. Много, — улыбнулась Анна-Лиза и ударила пальцем о палец. Отошла немного назад и залюбовалась своей находкой. Перед ней во всём блеске своего будущего могущества предстал новый шемобор. Лишь на миг в самом начале пути учителю удаётся увидеть, каких высот достигнет его новый ученик, но этого бывает достаточно. Пройдёт несколько лет — и даже Димсу подавится завистью и перегрызёт себе локти, когда увидит, кем стала эта девочка!
Алиса прикоснулась к щекам кончиками пальцев. Она тоже почувствовала блеск своего будущего могущества, но не поняла, что это было.
— Я ничего не понимаю. А я люблю всё понимать. Поэтому рассказывай по порядку, — почти приказала она.
— Теперь сворачивать с лавочки поздно, а значит у нас с тобой масса времени, — повествовательным тоном начала Анна-Лиза. — Для начала забей себе в нос, что есть мунги, а есть — шемоборы…
* * *
Денис проводил Дерезу до дверей её дома и приехал на работу в полной уверенности, что его уже ждёт разъярённый Константин Петрович и штраф за опоздание, исчисляющийся в четырёхзначной сумме. Но вышло так, что он опередил и сестёр Гусевых, и Шурика с Лёвой и Наташей. Традиционная пятничная летучка началась почти в три часа, все ждали Виталика, который ни в каких важных операциях не участвовал, а просто воспользовался случаем, решил немного позагорать на крыше, и забыл обо всём.
Когда Цианид обагрил клыки кровью нерасторопного Техника, когда все расселись в «летучешной», согласно желанию своей левой пятки, когда обязательные шутки были пошучены, шеф постучал пальцем по плафону своей настольной лампы. Звук вышел гулкий и тягучий, словно плафон был из меди, а палец Даниила Юрьевича — из чугуна.
— Саша, ты опять сделал невозможное. Честно, мы все думали, что эта контора, которая делает ранцы, прогорит, и нет ей спасения. Но дела у них пошли в гору, и носитель успокоился.
— Да я-то что? Это всё Алиса. А потом ещё Виталик. И Лёва тоже. Ну и Константин Петрович, хотя он делал расчеты и говорил, что ничего не полу… — затараторил Шурик.
— Это всё ты, Саша. Ты поверил в невозможное — это не очень просто, даже для тебя. А когда ты веришь в невозможное, то окружающие верят тебе — и для них это совсем легко. Ну-ка, вставай, мы тебя чествовать будем.
Шурик поднялся с места и уставился в пол. Остальные закричали, заулюлюкали, захлопали в ладоши; Галина восклицала «Браво! Бис!», Виталик вопил «Аффтор, пиши ещё!», Наташа включила на мобильном телефоне мелодию «Happy birthday to you!», Лёва притоптывал в такт ногами так, что тряслись стены, и сам дом, казалось, тоже участвовал в этой бурной овации.
На стене за спиной у шефа появилась тень. Тень удлинилась, потемнела, отделилась от плоскости и тоже стала хлопать в ладоши, широко расставляя руки. Потом выбралась в центр комнаты, обрела объём и цвет и превратилась в Кастора. Он немного подирижировал этим безумным оркестром, а потом сделал руками завершающий жест — и от веселья не осталось и следа. Шурик рухнул на своё место, в телефоне у Наташи внезапно сел аккумулятор, а остальные почувствовали себя примерно как на визите у стоматолога, который заглянул к вам в рот и подзывает ассистента фразой «Ты видал когда-нибудь такую забавную штуку? Как думаешь, с этим можно что-то сделать?»
— Работаете? — спросил Кастор. — А я вам помешаю. Раньше, при жизни, я ненавидел гадов, которые приходили и мешали работать. И что же? Теперь таким гадом стал я. Но вы не должны меня ненавидеть. Вы должны меня бояться. К тому же, в подобном климате невозможно не то, что ненавидеть или там работать — даже полноценно отдыхать. Смотрите — у вас на улице такая жара, что даже я вот-вот вспотею. В наше время такого не было! Виталик, в глаза мне смотри. Так, хорошо. Значит, вот этот медовый месяц — заканчиваем. Понял?
— Но… — Виталик затрепыхался, как пришпиленный к доске мотылёк.
— Ладно. Мне кажется, что сегодня ты обгорел, и вместо романтического уик-энда, который ты предвкушаешь, тебя ждёт не мене романтическое обмазывание сметаной и кремом от ожогов, а также постельный режим — но совсем не того рода, который ты предвкушал всю неделю.
— Я не обго… ой! — Виталик вздрогнул от прикосновения футболки к внезапно покрасневшей и словно бы истончившейся коже, передвинулся на краешек стула и грустно сказал:
— Эх, начальник, начальник. Теперь все точно зажарятся. Особенно много тепла Вероника вырабатывает именно тогда, когда ей выпадает шанс как следует позаботиться о ком-нибудь больненьком и несчастненьком. А мне… мне так нравится, когда обо мне заботятся… Что она начинает заботиться ещё интенсивнее…
— Теперь понятно, почему ты в последнее время так часто травмируешься, — констатировал шеф.
— Ну, люди мои, а теперь перейдём к главной теме нашей конференции, — объявил Кастор. И люди, забывшие было про стоматолога и его ассистента, вновь похолодели и прижались к спинкам стульев (все, кроме Виталика).
— Я восхищаюсь вами! — тем временем, продолжал Кастор. — Вы действительно — лучшие из лучших.
Если он так говорит — значит, не станет испепелять на месте, и то радость. Но, наверное, расслабляться рано, и следует ждать нового задания, ещё более сложного, чем только что исполненное.
— Мы сделали всё правильно? — озвучил общие надежды Константин Петрович.
— И-мен-но! Вы всё сделали правильно. А знаете, что творили ваши предшественники? Другие мунги, которым выпадала величайшая честь — добыть ингредиенты для коктейлей третьей ступени? Они обязательно кого-нибудь не приводили. И подсовывали вместо него обычно одного из своих, а то и просто постороннего человека, с виду напоминающего нужную часть коктейля.
