— Не думаю, но не беспокойтесь об этом, мне на диване будет удобно.
Она меня нервировала. Наше путешествие только началось, и мне надо вести себя мягко, показывая при этом свою власть. Зазвонил телефон, из ресепшена спросили, какие указания будут для нашего водителя Рауля.
— Пусть ждет.
Я хотел показать Энни Париж и насладиться моментом, когда мы будем проезжать по авеню Георга V мимо дома, где находилась моя прежняя контора.
— Мы что-нибудь купим? — спросила Энни, произнеся вечную фразу, которая много веков беспокоит всех мужчин — Мне нечего надеть…
— Подкрастесь немного, и поедем.
— Мне не нужно подкрашиваться, чтобы выйти в город, — сказала она. — Макияж нужен для работы… А если вы хотите обращаться со мной, как с ребенком, которого следует воспитывать, то я уезжаю, чао… У меня есть паспорт и несколько сотен долларов наличными, я могу улететь из Парижа в Лос-Анджелес в эконом-классе и, главное, быть свободной.
— Сядьте, Энни.
Я указал ей на одно из кресел салона, затянутого сатином в цветочек.
— Зачем?
— Затем, что я вас об этом прошу.
Она села:
— Что дальше?
— Энни, я не хочу вас изводить, я просто разговариваю с вами так, как говорю с женой…
— О, оставьте ваши лицемерные истории…
— Короче говоря, — сказал я, — у меня не было желания быть противным, я старался доставить вам удовольствие. Мне хотелось бы, чтобы вы расслабились…
— Предпочитаю развлекаться просмотром того, что продается в шикарных бутиках.
— Вы правы, Энни, вы правы. Только одно обстоятельство…
— Что?
— Вы согласились сыграть некую роль — роль женщины очень сдержанной, с приличным словарным запасом.
— Я сожрала вашу икру, глазом не моргнув, я не заорала от восторга, войдя в этот сарай. Что вам еще нужно?
— Вы отведали, съели эту икру, а не сожрали.
— Мне тошно от вас. Я выросла в Бруклине, прошла через игровые залы Лас-Вегаса, я никогда не пила чай, оттопырив мизинчик.
— Но вы знали, что есть люди, которые именно так и делают. И что же…
Она кивнула:
— У вас такая манера строить фразы…
— Я вас слушаю. Будьте любезны, привыкайте к жизни человека, чью роль вы играете, не хлопайте меня по спине в присутствии портье и не говорите, что холл великолепен.
На ее лице появилось выражение обиды и растерянности одновременно:
— Вы так дорожите вашим статусом?
— Да.
Я улыбнулся. Возможно, убить ее будет не так уж сложно, она невыносима. Настоящая стерва, смешная самка в погоне за деньгами, за интимными удовольствиями, которые она хотела бы использовать для своей выгоды, грязное животное. Как и я сам… Без моих дипломов, но вооруженная некой женской сообразительностью. Однако она не хотела обрубать причальные канаты. Она рассыпалась в извинениях, заговорила притворно покорным тоном:
— Признаюсь, что вела себя плохо, но постараюсь приложить все силы, чтобы исправиться. Вам не придется меня стыдиться, обещаю.
Выйдя их отеля и проходя мимо шофера, отрывшего нам дверцу, я посмотрел на Париж глазами иностранца. Будь я вместе с Энджи, вспотел бы от страха, что она откроет мою ложь, но я должен скрывать Энни. Она не выглядела женщиной, владеющей компанией. Если я встречу кого-нибудь из своих бывших сослуживцев, она выдаст себя.
— Спускаемся к авеню Георга V, — сказал я водителю.
— А вы не забыли французский, — заметила Энни.
— Это мой родной язык…
Мы двигались в потоке машин. Я увидел здание, где находилась моя контора. Я с удовольствием встретился бы с бывшими коллегами. Я чувствовал бы себя с ними победителем, разговаривал бы снисходительно, но мне надо оставаться незамеченным. У меня было слишком бурное прошлое.
Мы прошлись по бутикам известных кутюрье на улице Монтень. Энни была вне себя от счастья. То ей все подходило, то ничего. Вечером по возвращении в отель до номера нас сопровождали два загруженных пакетами посыльных.
Она падала с ног от усталости.
— Разница во времени, — заявила она, упала на кровать, даже не раздевшись, и сразу же заснула.
Покупая одежду, я позаботился о приобретении всего необходимого для Африки. Я купил холщовые куртки и брюки, майки, подходившие как для нее, так и для меня, темные очки, настоящие иллюминаторы. Я полагал, что для черных все белые люди были на одно лицо. Энни выбрала для себя два платья. Одно было красивым, на его покупке настоял я, Энджи тоже выбрала бы его, а другое, украшенное зеленой и песочной тафтой, очень понравилось Энни.
Пока она спала, я устроился в салоне, чтобы позвонить. Сначала я позвонил в агентство недвижимости, с которым связался из Лос-Анджелеса, чтобы попросить подыскать какое-нибудь поместье в Мениль-ле-Руа. Я отменил заказ и заверил их, что вышлю три тысячи франков в качестве компенсации за проведенные поиски. Мне не хотелось, чтобы возможная переписка с ними приходила на адрес в Беверли-Хиллз. Затем я позвонил старому Жану, внушив ему, что звоню из Лос-Анджелеса.
— Ты впервые не разбудил меня. Видимо, правильно рассчитал разницу во времени. Ну, так как, сынок, не хочешь пригласить меня к себе?
— Скоро приглашу, дядя Жан, очень скоро. А пока я собираюсь в длительную поездку в Африку вместе с Энджи.
— Мне всегда хотелось туда съездить. Вы не могли бы взять меня в чемодане, а?
Он засмеялся, ему показалось это забавным.
— Дядя Жан, ты приедешь в Америку в ноябре, когда в Париже будет уже холодно. Калифорния — чудесный край.
— С удовольствием… Скажи-ка, Эрик, не мог бы ты мне ссудить, а проще, дать денег? Ко мне приходили представители, предлагавшие на выбор таунхаусы в Сен-Жермен-ан-Лэй, для тебя это недорого. Если у нас будет достойное жилище во Франции, ты мог бы приезжать с женой жить здесь у своего дяди вместо того, чтобы останавливаться в гостинице.
— Поговорим об этом позже. Мой друг сейчас находится в Париже, он пришлет тебе чек на десять тысяч франков.
— Добавка, сынок?
— Да, в некотором роде…
Я вышел из «Крийона». Портье хотел было вызвать лимузин, но я остановил его. Мне хотелось прогуляться пешком. Я чувствовал себя дома в этом городе, казавшемся мне почти приветливым. В глазах стояли слезы. Вздор! Я выпутаюсь. Я стал искать ближайшее почтовое отделение.
За несколько часов этот покинутый город показался мне почти родным. Я играл в туриста. Энни купила брелок в виде Эйфелевой башни из медной проволоки у чернокожего продавца, разложившего свой товар на куске ткани неподалеку от главного входа в это великолепное чудище, заполненное посетителями.
В день вылета в Женеву мы сели в самолет, улетавший из Парижа в десять минут третьего дня. Оказавшись спустя всего сорок пять минут в Женеве, мы должны были ждать половину дня до вылета в Найроби. Надо было развлечь Энни, и я сказал шоферу такси: «Покажите нам Женеву».
— Я хочу купить шоколад, — сказала Энни — Обожаю шоколад.
— А не хотите купить куку?..
— Что за «куку»?
Я изобразил птицу, которая высовывается из гнезда:
— Ку-ку, ку-ку, ку-ку!
Она посмотрела на меня.
— Вы злой человек, — произнесла она хмуро. — Я впервые вижу мир, а вы хотите все испортить.
Шофер наблюдал за нами в зеркало заднего вида.
— Не сердитесь, я готов сделать вам подарок. Все, что пожелаете.
— Я подумаю, — сказала она, сразу же успокоившись.
Мы вышли из такси на улице Роны. Она воскликнула:
— О, посмотрите на эти прекрасные магазины!
Перед магазином мехов она решила выразить протест.
— Все охотники подлецы, убила бы их, — сказала она.
Я потащил ее дальше. Она остановилась у витрины ювелирного магазина.
— Какие великолепные часы, — произнесла она.
Она положила обе ладони на витрину, настолько ей захотелось получить эти часы. Я был ей очень обязан, она была моим шансом. Я купил ей эти часы по своей карточке «Американ Экспресс» со списанием с дебетового счета Энджи. Эти швейцарские часы были достойны наследницы Фергюсонов. А главное, эта покупка отмечала швейцарский этап путешествия.
Энни хотела купить более яркие часы, но я выбрал очень дорогие, фирменные, очень тонкие, с гибким браслетом из плетеных золотых нитей, — великолепную вещицу, стоившую целое состояние для таких людей, как я. Выйдя из магазина, сразу же на пороге она бросилась мне на шею и расцеловала в щеки.
— Спасибо, что вы не стали надо мной смеяться… Вот это часы!
Я успокоил ее, а затем наблюдал, как она поглощала внушительное количество кондитерских изделий у «Мовенпик» неподалеку от ювелирного магазина. Я снова остановил такси, чтобы поездить по городу.
— Если бы все эти старинные дома не приводили в порядок, они превратились бы в развалины, правда? Как древние руины Греции…
