— Ну, бациллы-то хазарской чумы никуда не делись, — сказал я, осторожно ведя машину. — Вспомни пятнадцатый век, шестнадцатый, Иосифа Волоцкого, Схарию. Когда даже митрополит Зосима и высший государственный дьяк Федор Курицын впали в ересь жидовствующую. Раковая опухоль вползла даже в царские чертоги. Да и сейчас…
— Метастазы по всему миру, — ответил Алексей. — Это и есть глобализм. Пустые слова о гуманизме, о свободе, о личности, о правах. Сейчас нас лишают национального сознания, потом лишат государственности. Исторические события обессмысливаются. Намеренно создаваемый хаос в мозгах ведет к космическому хаосу в будущем. К небытию. К хаокосмосу. Вот уж действительно самый глобальный проект в ведомстве антихриста.
— Бьют не только по православию, — заметил я. — По Исламу еще хлеще.
— Это-то ясно. В надежде, что мы расчистим поле, поубивав друг друга. Сейчас события в мире сменяются с огромной скоростью. Просто невозможно представить, что можно ожидать на следующий день? Завтра.
— Завтра мы должны наконец найти то, что ищем, — вновь подала голос Маша.
— Это да. Но я и о другом тоже. О том, что смысл и осознание отстают от происходящих событий, скорее всего намеренно, искусственно, опять же ради грядущего хаоса. Они не успевают осесть и приводят к общечеловеческой зауми. Тогда уже не нужна никакая религия. Сплошное неверие. А если смысла лишают события, то события обессмысливают смыслы. Словом, полная чехарда в мозгах. Конец истории.
— Зачем только это нужно? — спросил я.
— Штурм неба, — коротко отозвался Алексей.
Мы ехали по МКАДу. Было около восьми утра. Должны успеть к тому времени, когда в Черустях в детском приюте появится Ольга Ухтомская. Директрисса сказала, что она ни разу не пропускала своих дежурств и занятий с подопечными. Будем надеяться. Тем не менее Маша вновь начала меня подгонять.
— Ты не можешь быстрее? — говорила она, то и дело толкая меня в спину, словно я был молодым осликом, а она сидела в повозке.
— Леша, скажи ей, чтобы отстала, — попросил я.
— Маша, отстань от водителя, не будь такой бестолковой, — выполнил он мою просьбу. Все-таки, тоже кое-чему у меня научился, по крайней мере, обращению с девушками.
Затем Алексей вновь свернул на разговор о Николае Угоднике.
— В России даже в наши дни столько свидетельств его чудесного хождения в народе, что диву даешься. Кого из проруби вытаскивает, кому не дает замерзнуть, кого от разбоя спасает. Конечно, если обращаешься к нему с мольбой и просьбой. Даже в самом малом помогает. Во время войны, под Смоленском, идет женщина с мешком картошки, домой несет, малым детям, совсем обессилела, села и плачет. Из-за кустов выходит незнакомый старичок. Чего плачешь? Давай помогу! Взял мешок и — прямиком к ее домику, хотя женщина не сказала куда идти. Принес, а хозяйка даже не успела его отблагодарить. Потом только поняла: кто этот скорый помощник, когда поглядела на иконку святителя Николая. Там же, в селе Милюково, в маленьком храме стоит резная фигура Николая Угодника. А на ступнях его — мягкие войлочные тапочки. Так прислужницы шьют эти тапочки ежегодно, поскольку они постоянно изнашиваются. Говорят, что именно в них святитель уходит из храма — помогать страждущим.
— Вот бы поглядеть на эти чудесные тапочки! — произнесла Маша. Больше она не толкалась. Вразумилась.
— Другой случай, — продолжил Алексей. — У женщины был прекрасный сад, но оттуда кто-то все время воровал яблоки. Взмолилась она Николаю Угоднику. Через неделю приходит к ней сосед и говорит: Прости меня! Сколько раз пытался залезть к тебе в сад за яблоками, но постоянно вижу какого-то старичка-сторожа — и такой на меня страх нападает! Кто это? Ясно кто. А вот еще: одна христианка омрачилась и решила перейти в секту баптистов. Из дома вынесла все иконы, в том числе и святителя Николая. Побросала в мусорный бак. Возвращается как-то от баптистов, смотрит — у порога ее дома промокший и озябший старичок стоит. Дедушка, что же вы под дождем? Идите в избу, погрейтесь. Не могу: хозяйка этого дома меня выгнала. Присмотрелась женщина внимательнее и узнала в нем Николая Чудотворца. Заплакала, раскаялась и вернула потом все иконы обратно… А у другой женщины был муж коммунист — безбожник. Сама-то она верующая. Захотел он тоже избавиться от икон и сунул их в сырую печь. Думает: придет жена, дрова разожжет, ее-то руками иконы и сгорят. Хоть и дурак, а понимает, не хочет на себя грех брать. Жена пришла, стала растапливать печь. А дрова не горят! Сколько ни билась, ни в какую. Тогда она начала их вытаскивать, а там — икона святителя Николая… Опять же во время войны. Шесть солдат выходили из окружения, на Западной Украине. По колено в снегу, мороз лютый. Видят — в поле крошечная избушка. Ну, слава Богу, не замерзнем! Вошли, там сидит старичок, подшивает валенки. Повалились они на пол, в тепло, и уснули. Просыпаются — утро. Но не на полу они лежат, а на земле, уже слегка припорошенные снегом. И над ними — не крыша, а ясное небо, и благовест где-то слышится. Пошли они на колокольные звоны и пришли в храм, а там кто-то из солдат и сказал, указывая на икону святителя Николая: Вот наш хозяин ночной! Я ведь, если бы не набрел тогда на костерок, тоже мог окоченеть к утру, — добавил Алексей. — И как сейчас вижу его ласковые глаза и улыбку в бороде.
— Мне бабушка тоже рассказывала один случай, — вспомнила вдруг Маша. — Она была верующей, меня крестила, но втайне. А в молодости — время было хрущевское — в церковь украдкой ходила. И постов не соблюдала, потому что на работе над ней смеялись и издевались. Не буду поститься! — сказала она себе. — Что людям, то и мне. И стала есть всякие там бутерброды с колбасой перед Пасхой. Так мне потом рассказывала. Однажды уснула, во сне подходит к ней старичок, крепко берет за руку и говорит: Пойдем со мной. Ведет по узкой тропинке, кругом мрачно и страшно. Подводит к пропасти. А оттуда — какие-то вопли, стоны, бурление. Прыгай! — говорит старичок. — Ты же сама хотела: что людям, то и мне. Вот видишь — что людям… Бабушка моя взмолилась и заплакала. С тех пор все посты соблюдала, даже несмотря на насмешки моей матери. А след от пальцев старичка на ее руке остался на всю жизнь, она мне всегда показывала, когда я в детстве озорничала. И историю эту раз сто повторяла.
— Но озорничать меньше ты от этого не стала, даже до сих пор, — вставил я. За что получил еще один толчок в спину.
Я заметил, что нам то и дело попадаются оставленные у обочины машины, преимущественно легковые. Некоторые были пусты, возле других копошились водители. Странно. Погода нормальная, шоссе более-менее свободно, только ехать и ехать. Двигатели, что ли, у всех заглохли? И в основном это были иномарки. Что вызывало меньшую тревогу, поскольку наш жигуленок пахал медленно, но исправно.
— Самый интересный случай произошел в 1956 году, опять же во времена Хрущева, — продолжил Алексей. — Он известен как Зоино стояние, и потряс весь православный мир. Хотя об этом нигде и никогда не писали. Но свидетелей были тысячи. А случилось это в Самаре, тогда еще Куйбышеве.
У меня вдруг запиликал сотовый. А перед нами еще одна тойота зафырчала и съехала к обочине. Чуть сбавив скорость, я поднес трубку к уху, уже догадываясь, кто это может мне звонить.
2
Я не ошибся. Как не узнать шепоток Олега Олеговича, куратора, похожий на вкрадчивый голос Горбатого из знаменитого фильма про черную кошку:
— Саша? Сашуля, ты где? Ты что от меня прячешься? Ответь. Я же тебя слышу. И вижу. Дурачок-маячок, я же тебя зубами порву…
Пришлось отключить мобильник.
— Кто? — настороженно спросила Маша.
— Путин! — хохотнул я.
А сотовый зазвонил снова.
И вновь не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Они, как две хорошие собаки-ищейки, шли параллельным курсом.
— Сучий потрох, гнида потная, козел нубийский, да я ж тебя… — сразу начал лаяться Толя Кемеровский.
Пришлось выбросить мобильник в окно, под колеса встречной хонды.
— А это кто? — снова спросила Маша. — Тони Блэр, что ли? Или сам Буш-младший?
— Старшой, — отозвался я. — Академик Велихов. На симпозиум зовет. Пришлось отказаться.
— Радикально ты это делаешь, — с уважением заметил Алексей, словно выброшенная сотовая трубка была и для него тоже не ценнее окурка.
Я обратил внимание, что и хонда затормозила и съехала в кювет. Но не по моей же вине?
— Интересно, что это с машинами творится? — вслух произнесла Маша. — Вдоль трассы — сплошные бумеры да мерседесы стоят. К чему бы это? Может, вирус какой в карбюраторах?
— Почему бы и нет? — отозвался я. — Бывают же компьютерные вирусы, а этот — какой-нибудь карданный. Поражает исключительно запчасти к иномаркам.
Другого объяснения я подобрать не мог. Даже гаишник, возле которого я специально притормозил, лишь горестно пожал плечами: сколько добра до него не доехало! А что взять с жигуленка десятилетней давности? И мы отправились дальше. Прямиком в Черусти.
