Глава ХIХ
ЛАФАЙЕТ-СКВЕР, МЫ НА МЕСТЕ
Держа в руке стакан, Джо Одом стоял на крыше своего нового жилища и смотрел вниз на скопище платформ с красочными панно и марширующие по Лафайет-сквер оркестры. Крыша была идеальным местом для желающего посмотреть парад в честь дня святого Патрика. Отсюда Джо были видны искрящиеся зеленоватыми пузырями струи фонтана в середине площади, толпы людей в зеленых шляпах и с бумажными стаканчиками зеленого пива в руках. День святого Патрика в Саванне это то же самое, что Mardi Gras[14] в Новом Орлеане. Этот день объявлялся официальным праздником, его отмечал весь город. Сегодня в строю должны были пройти около двухсот марширующих колонн, да еще к этому надо прибавить сорок оркестров и тридцать платформ. Толпа взорвалась веселыми криками, когда мимо нее прогарцевали на восьми лохматых клайдсдэйлских жеребцах восемь молодцов команды Анхойзера – Буша.
Как и большинство парадов в честь дня святого Патрика, саваннский был явлением экуменическим. Черные, шотландцы и немцы маршировали бок о бок с ирландцами, и над всем празднеством витал четко различимый дух южного патриотизма. Был момент, когда дух этот приобрел горький оттенок. На площади появилась колонна солдат, одетых в серые мундиры армии Конфедерации. За ними тащилась повозка с высокими деревянными бортами. С земли она казалась пустой, но с крыши было видно, что в ней лежит «труп» одетого в синий мундир солдата-юниониста. Это зрелище леденило кровь, жуткое ощущение усиливалось от скрытности действий.
– Бедный чертов янки, – произнес Джо. – смотрите-ка на него – окровавленный и мертвый.
– Мне кажется, – заметил я, – что Гражданская война кончилась довольно давно. Не пора ли ее забыть.
– Нет, если вы южанин, – заявил Джо. – знаете, этот мертвый янки – не напоминание о Гражданской войне. Это символ того, что может случиться с любым янки, даже современным, который приедет сюда и начнет будоражить народ. – Джо посмотрел на меня и отсалютовал бокалом. – Этот янки может оказаться милым парнем из Нью-Йорка, решившим написать о нам книгу и напихавшим туда черного трансвестита, убийц, бутылку с ядом и – о чем это мы с вами говорили минуту назад – ах да, о вуду. Вуду! Колдовство на могиле! Прелестно, черт возьми!
– Я отнюдь не собираюсь выпячивать этого, Джо, – заверил я.
– Я этого и не говорю.
– Значит, вы не очень меня порицаете?
– Нет. Кстати говоря, когда я думаю об этом, мне кажется, что все в порядке. При всех этих чудовищах, которыми вы населите вашу книгу, кто-то же должен играть в ней хорошего парня. Так вот, мне думается, что этим парнем буду именно я.
Новое жилье Джо Одома было самым грандиозным из всех четырех, которые он сменил за короткое время нашего знакомства. На этот раз Джо поселился в каменном здании, этаком шато в стиле Второй империи, выстроенном мэром Саванны в 1873 году. Этот дом был единственным в своем роде и резко выделялся на фоне других строений. Крышу окружала изящная балюстрада.
Официальное наименование дома было Гамильтон-Тернер-хауз, и он был настолько хорош, что попал в «Краткий путеводитель по американской архитектуре». Высокие двойные окна открывались на маленькие ажурные балкончики, весь дом окружал кованый железный забор.
Гамильтон-Тернер-хауз выглядел настолько внушительным и одновременно красивым, что редкий прохожий не останавливался просто для того, чтобы полюбоваться на него. Джо не мог упустить такую плывущую в руки возможность и через несколько дней после вселения повесил в воротах табличку: «ЧАСТНОЕ ЖИЛЬЕ: ТУРЫ С 10:00 ДО 18:00».
Всезнающие саваннцы были изумлены такой наглостью, поскольку прекрасно знали, что на Гамильтон-Тернер-хауз стоило смотреть только снаружи. Внутри дома, разделенного на множество квартир, интерьер давно был перекроен и переделан. Правда, Джо достался этаж, где располагалась гостиная, которая осталась нетронутой в ходе реконструкции. Именно туда и начал Джо пускать экскурсантов. Из зала открывался красивый вид на площадь, но анфилада комнат была принесена в жертву современным удобствам и превращена в ванные, спальни, чуланы и кухню. Стены были передвинуты, а сводчатые проходы заделаны… Тем не менее, благодаря одним своим огромным размерам гостиная и весь занимаемый ею этаж до сих пор сохранили ауру piano nobile.[15] Зал был украшен люстрами, каминными досками и большими зеркалами в простенках, хотя ни одна их этих вещей не находилась в доме изначально. К тому же Джо ухитрился расставить в гостиной часть своей собственной мебели, предметы обстановки, одолженные у друзей, и кое-что взятое напрокат в антикварных магазинах.
Если говорить серьезно, то Джо создал нечто совершенно новое для Саванны: единственный частный дом в течение всего дня функционировал как туристский аттракцион. Для публики были открыты еще семь подобным домов, но все они были музеями, управлялись квалифицированным музейным персоналом и не являлись коммерческими предприятиями. Джо со своей гостиной вступил в открытую конкуренцию с музеями и получил таки свою долю туристов. В течение дня в дом заходило до пятидесяти человек пешеходов и останавливалось полдюжины туристических автобусов. Посетители из одного автобуса оставались в доме на ленч, а по вечерам Джо устраивал для туристов обед при свечах.
Для того, чтобы управляться с таким потоком, Джо нанял пышущую весельем, неукротимую чернокожую женщину по имени Глория и назначил ее домоправительницей. Она стояла на второй площадке лестницы в накрахмаленном черно-белом платье, с мелкими жесткими кудряшками, падавшими ей на лоб, и приглашала зашедших гостей пройти по дому. Зная, что половина вырученных от экскурсий денег пойдет к ней в карман, Глория не ленилась и зазывала буквально всех, кто проходил мимо дома. В дни затишья она снижала цену с трех долларов до одного (пусть лучше будет доллар, чем ничего за простое сидение). Глория угощала посетителей лимонадом, вела их по этажу гостиной и рассказывала историю дома, не забывая при этом делать восторженно-изумленное лицо. Она сообщала, что это первый дом в Саванне, куда было проведено электричество (что не удивительно, ибо мэр был одновременно президентом электрической компании), что дом в конце девятнадцатого века являлся центром общественной и культурной жизни Саванны. «В этом доме и сейчас многое происходит», – говорила Глория. Если «мистер Джо» случался дома, то он играл гостям что-нибудь популярное, а Глория пела строфу из «Штормовой погоды» и исполняла танец, весьма напоминающий верчение хула-хупа.
От такой эксплуатации дома Джо получал около пятисот долларов в неделю, большей частью наличными, что вполне его устраивало, поскольку ни один банк не давал ему чековой книжки. Даже счет «Милой Джорджии» был теперь зарегистрирован на имя Мэнди, и ее подпись красовалась на чеках, которыми расплачивались с персоналом и рабочими.
За прошедшее время брак Джо и Мэнди не стал ни на йоту ближе. Более того, Джо стал все чаще и совершенно открыто обращать внимание на других женщин. Несколько раз Глория, ведя гостей по дому, обнаруживала, что дверь комнаты Джо закрыта. Экономка не лезла за словом в карман и говорила простодушным экскурсантам: «За этой дверью расположена спальня хозяина, но сегодня издатели журнала «Южные акценты» фотографируют ее интерьер для публикации в ближайшем номере, и мы не можем их беспокоить. Мне очень жаль, но посмотреть сегодня это помещение мы не сможем». Такое объяснение иногда вызывало недоумение, поскольку из-за двери доносились смех и неприличное хихиканье.
Мэнди знала о легкомыслии Джо. – Клянусь, этот Джо Одом сделает из меня феминистку, – говорила она. – Если бы кто-то два года назад сказал мне такое, я бы умерла от возмущения.
Мэнди не умерла, а, напротив, явила образец настойчивости и упорства. Она прибрала к рукам чековую книжку «Милой Джорджии», и сама села за кассовый аппарат, перекрыв Джо доступ к легким деньгам. Поэтому для Джо поток денег от туристического бизнесе приобрел жизненно важное значение. Существовало только одно «но»: его бизнес считался нелегальным.
Гамильтон-Тернер-хауз был предназначен для жилья, в городе запрещались туристические экскурсии в частные дома.
Лафайет-сквер представлял собой тихий, консервативный уголок Саванны. Площадь окружали внушительные, солидные кварталы и отдельно стоящие каменные строения. Городской дом, где прошли детские годы писательницы Фланнери О'Коннор, стоял рядом с домок Джо на Чарлтон-стрит. Прямо напротив во всём великолепии классической итальянской виллы с портиком стиле греческого возрождения высился «Эндрю-Лоу-хауз». В этом доме в 1912 году Джульетта Гордон Лоу основала американское герлскаутское движение. Ныне в здании располагалась штаб-квартира Общества пожилых дам. Но самым нестерпимым для Джо соседом являлся тот самый дом, памятник финансовых упражнений Джо, который стоял на противоположном конце площади. В стенах дома жили те, кто по милости Джо, умолчавшего своем долге, взятом под строительство, едва не лишились купленного жилья и были вынуждены потом вселяться по решению суда.
