– Какую учительницу?
– Из школы, где мы социалку снимали. Наташа. Ты еще ее на вечеринке Bacardi раздевал глазами... урод...
– А! Очень красивая девушка.
– Я тебя тогда убить хотел!
– Как сегодня?
– Нет. Сильнее.
– Зря. Я не по этой части.
– То есть?
– Меня это не интересует.
– Наташа, или...
– Или... Даша, Света, Катя, Оля... Я, – долгая пауза, – как бы тебе доходчивее объяснить, – еще более долгая пауза, – я – гей.
– Э... в каком смысле? – Я сам себя пытаюсь убедить, что не понял ответа.
– В прямом, – снова пауза. – Я сплю с парнями.
– Что?! – Я вспоминаю его обжимания с телкой из программного вещания. – Как думаешь, можно попросить у ментов Bacardi Black с корицей и долькой апельсина? Что-то во рту пересохло.
– Я гей, Андрюша. У тебя в связи с этим проблемы?
– У меня? Нет... нет, никаких... и... – я даже не знаю, что спросить дальше, – давно?
– Давно.
– Круто!
– Чего крутого?
– Ну... типа... я даже не знаю... Все круто. Ночь откровений... – Спросить, пассив он или актив? Неудобно.
– Это точно.
– Слушай, а как же твои обжимания с этой телкой из программной дирекции? – Я все-таки пытаюсь вывести его на то, что он, типа, и с девчонками тоже, но понимаю, что шансы ничтожны.
– Борода. Ну, типа, прикрытие. Я тебя сильно шокировал?
– Вообще-то да. Слишком много информации для одной ночи.
– А ты, что ли, гомофоб?
– Я? – тычу себя большим пальцем в грудь. – Мне по фигу, кто с кем спит, если честно. Главное, с кем сплю я!
– Это правильная позиция. Слушай, может, уже и мы поспим чуть-чуть?
– В каком смысле?! – Я прижимаюсь спиной к стене.
– Идиот! – Он прыскает со смеху. – В прямом. На разных койках. Ты не в моем вкусе. У тебя некрасивые вены на руках.
– Да?! – Я придирчиво осматриваю свои руки.– Ну ладно. Завтра позвоню отцу, чтобы денег ментам привез.
– Может, лучше я позвоню своим знакомым?
– Забей, я решу! – зеваю.
– Ну, смотри.
– Слушай, Олег, скажи мне... – Я ложусь на спину и смотрю в потолок.
– Что?
– А ты... ну... любишь человека, с которым живешь?
– Своего парня?
– Своего, – выговорить получается трудновато, – парня.
– Да. А ты думаешь, геи только трахаются? А любить может только гетеросексуал?
– Нет... то есть, я никогда не задумывался. А ты давно с ним живешь?
– Полтора года.
– Последний вопрос. Можешь не отвечать. Тебе легко было сказать первый раз: «Я люблю тебя»?
– Мне? – Он задумывается. – Сложно. Это всегда сложно. Как раздеться перед незнакомым человеком.
– А я думал, я один такой закомплексованный.
– Не один. Это нормально. Только комплексы и делают нас людьми.
Разговор зависает, и я чувствую, как глаза начинают слипаться, но тем не менее заставляю себя задать вопрос, который давно меня мучал:
– А тебя правда выгнали с «Бибигона» за «жопу зайчика»?
– Пытаешься провести параллель? – теперь зевает Хижняк. – «Попа». Я сказал: «попа». Им и этого хватило.
– Ясно, – отвечаю я и закрываю глаза.
Определенно, со мной происходят странные вещи, думаю я перед тем, как уснуть: три года назад я дрался с плюшевой игрушкой, теперь – с геем. Веселый апргрейд. Бытовуха с оттенками нетрадиционного секса. Осталось избить проститутку или трансвестита. Перед тем как окончательно провалиться в сон, я на всякий случай поворачиваюсь спиной к стене... Я не гомофоб, просто анекдот глупый вспомнился, на ночь глядя.
В шесть тридцать утра дверь «обезьянника» заскрежетала и явила нам дяденьку милиционера, с сонными, как у сенбернара, глазами:
– Подъем! – гаркнул дяденька так, что я вскочил, будто подброшенный пружиной, и немедленно ощутил биение сердца где-то у основания шеи.
– Нас во Владимирский централ переводят? – зевая, поинтересовался Хижняк.
– В Бутырку, – мент закашлялся. – Вопросы решать будем?
– Будем, будем, – закивал я.
– Кто? – он протянул руку с двумя абсолютно одинаковыми айфонами.
Я встал, взял у мента свой телефон и минут пятнадцать под его присмотром дозванивался до отца. Еще минут десять у меня ушло на объяснение текущей ситуации. Стоит отметить, что папа оказался весьма содержателен в то утро. Первые минуты разговора скрашивали нецензурные междометия, остальное время – чтение лекции на тему: «Мой сын и его друзья, подонки и наркоманы, как зеркало современного российского общества».
Мент нетерпеливо переминался с ноги на ногу, показывал на часы и сипел о том, что у отца около сорока минут на решение проблемы, а после ментов сменят коллеги, которые немедленно передадут нас следакам («пиздец», «срока´», далее неразборчиво). Я передал отцу эти важные нюансы российской юриспруденции вместе с пересказом инструкции, где ему остановиться, не доезжая до отделения, и как сигнализировать о своем приезде, чтобы облегчить работу сотрудников МВД по идентификации отцовской машины.
После того как детали были оговорены, право на звонок получил Хижняк, который долго и путано объяснялся с собеседником на предмет того, где он, и как его отсюда забрать, перемежая диалог постоянными «ты не волнуйся», «я тебе потом все объясню» и «я тебя тоже»,
– Жене, что ли, звонил? – зачем-то спросил мент.
– Мужу, бля, – буркнул Хижняк, возможно, не преувеличивая.
– С вас станется, – криво усмехнулся тот, забрал наши телефоны и аккуратно запер за собой дверь.
Выпустили нас через час с небольшим. Погода стояла еще гаже, чем накануне, и к дождю прибавился порывистый, пробирающий до стелек в обуви ветер. Мимо нас прошмыгнул хлипкого вида сержант, на секунду задержав цепкий взгляд на Хижняке.
– Сигареткой не угостите? – вопрос Олега прозвучал скорее как утверждение. Мент не удостоил его ответом и юркнул в отделение.
– Как был уродом, так и остался, – процедил Хижняк.
– Кто?
– Одноклассник мой. Вот же тесен мир!
– Да ладно! Нам бы его ночью встретить.
– Думаю, тогда бы тариф был раза в два выше.
– Почему?
– Одно дело в удаленном доступе скролить на «Одноклассниках» дорогие иномарки людей, которых весь класс считал неудачниками, а другое – встретить их наяву. Особенно когда на тебе погоны.
– Весело! – Я вытащил из кармана мобильный, мазнул глазами пять непринятых вызовов от отца. – Начинаешь убеждаться в справедливости поговорки «Полстраны сидит – полстраны охраняет».
– Давай только без патетики, а? – Олег поднял воротник пиджака. – Я, конечно, понимаю, теперь у нас есть все основания подпевать в такси радио «Шансон», но думаю, мы как-то попытаемся прожить без него. Сложно, но мы ведь справимся?
– Кстати о такси. Твой... приятель приехал? Подбросите меня, а то мне с отцом сейчас... сам понимаешь.
– Легко, – Хижняк кивнул в сторону стоявшей метрах в десяти желтой «Шкоды-Фелиция».
– Спасибо.
Навстречу нам из машины вылез субтильный юноша, крашеный черно-желтыми прядями и выглядевший в своих узких джинсах, приталенном пиджаке и серой футболке, будто с показа Comme des Garзons. Он бросился к Олегу, но заметив меня, остановился в метре от него, скромно потупил глаза и что-то сказал одними губами. В очередной раз позвонил отец, дав мне повод отойти в сторонку и не смущать эти два разлученные застенком сердца.
– Да, папа, – ответил я.
– Ты вообще понимаешь, в какое положение ты меня ставишь, бла-бла-бла-бла-бла, – заверещала трубка.
– Да, папа.
– Ты думаешь, а-а-а-а-а-а-а!!!
– Нет, папа.
– А если бы у-у-у-у-у-у-у!!!
– Это было бы ужасно, папа.
– Я тебя жду в машине, это (детальные объяснения, словно Google Maps смотришь).
– Я не могу, папа.
– Почему?
– У меня друзья в машине.
– Значит, когда тебе удобно, у тебя друзья, а отец нужен только а-а-а-а-а-а-а-а!!!
– Папа, я тебе потом все объясню.
– Я тебя больше не хочу слушать!
– Я тебе, правда, потом все объясню.
– И видеть в ближайшем будущем тоже!
Заставив себя выслушать все его гневные тирады практически до конца, провожу быстрые переговоры о временном прекращении огня и обещаю увидеться с ним завтра, поклявшись в противном случае исчезнуть из его жизни, как подвид ядовитых насекомых.
Хижняк курит и томно смотрит, как его друг снимает пиджак, аккуратно складывает и убирает за подголовники заднего сиденья. У Хижняка извиняющийся взгляд, а глаза мальчика мечут молнии. Видимо, мальчик только что закончил гневную отповедь, раскрасив ее собственными страданиями и, возможно даже, упомянул что-то про его, Олега, вечное раздолбайство и жестокосердие по отношению к любящим людям. И он открыл было рот, чтобы продолжить, но Хижняк так картинно курил и улыбался, а мальчик так порывисто ловил свое отражение в боковых зеркалах, что несмотря на его раскаченные бицепсы и двадцатитрехлетний возраст, становилось понятно, кто тут звезда, а кто красивая, истеричная, но все-таки домохозяйка. – Ты вперед или назад? – Хижняк щелчком избавился от окурка. – Назад, – ответил я, садясь за водителем. – Я – Андрей, спасибо, что подбросите! – Дима, – не оборачиваясь, ответил мальчик стальным голосом и завел двигатель. – Ну что, «Шансончик» поставим? – предложил я, отчего Дима, кажется, вжался в кресло. – Непременно, – Хижняк сел рядом со мной, подался всем телом вперед и включил компакт-диск. Через несколько минут мы неслись по Садовому кольцу, и я курил, прижавшись к двери, стараясь избегать ненужных прикосновений в довольно тесном салоне «Шкоды».
