Когда стемнело, из дома спустилась женщина, она его узнала. Та самая девчонка в декольте, у которой он зажал землишку, моя прабабка, затащила его в свою коммуналку.
Она его отмыла, покормила и уложила в закуток за дверь. Там он и умер через пару месяцев. Что у него случилось с речью, никто не понял. Внятно говорить он не мог, поэтому никто так и не знает, где его носило двадцать пять лет.
А я топлю баньку на земле, которую он считал своей. Прыгаю в речку, которая помнит его грузное тело. И чем в таком случае реальный персонаж отличается от виртуального? В моем сознании – ничем. Это вопрос времени. Пройдет всего лет сто – и все мы станем виртуальными персонажами.
Но суть не в этом. Кое в чем наш строптивый дедок был прав. Судя по скудным донесениям, прабабка была эгоисткой и сволочью. Когда он приполз умирать в особняк, его сына там уже не было. Бабка его выгнала. Просто взяла и выгнала. Он уехал в деревню, директором в школу. И там спивался. А ей было наплевать. Она свалила все на пролетариев. Прабабка считала, что пролетарии сделали ее мужа алкоголиком. В нашем роду это был первый бабский побег из семьи…
Так, стоп! Секундочку, мне нужно обновить бокальчик. А то я забуробилась. Ищу причины своей глупости в анналах. Все никак не могу признать, что я просто помешалась на сексе и на Лерочке. Ну, да, да, да! Признала. Только еще не поняла – легче мне от этого или нет.
Пятое утро я спешу домой. Еду по окружной и улыбаюсь солнцу, как узник подземелья. Мелькают сосны, колокола звонят, марш играет, истребитель взлетел, и я уже на кухне. Сначала включаю духовку с курицей, потом ноутбук, а потом говорю себе: «Последний разочек. Еще один раз – и все».
Это была чистая брехня. Абсолютное вранье. Потому что всю неделю в десять по Москве я выходила в Сеть, к Лерочке. Потому что еще в машине, еще на светофоре у меня был тепленький живот, и бедра сжимались, и язычок по зубам бегал. Что творится? Я не могла понять. Я никогда не испытывала такого явного физического влечения к мужчине. Тем более к такому, которого ни разу не видела. Смешно! Жуть как смешно – зато никаких комплексов, и можно придумывать все, что хочется. Там же, на светофоре, пока горел красный, я уже знала: сегодня Лера захочет поиграть в «М+Ж+М». Просто вдруг подумала, что именно сегодня, в пятницу, он подсунет мне второго мальчика.
Это был мой любимый архетип, «второй мальчик» всегда работал. Я такую ерунду сто раз себе представляла, когда нервничала, когда уставала и не могла заснуть, когда не получалось расслабиться, когда муж мой уходил из постели в ванную, а я не хотела его напрягать. Отработанный простейший метод: представляю второй член и успеваю кончить к тому моменту, как муж появится у двери. Его шаги в холле только приближали мой оргазм. Ничего особенного, меня всегда тянуло сломать какое-нибудь табу.
Мне было интересно, как Лера нарисует эту картинку. Просто с лингвистической точки зрения интересно, как он сформулирует это предложение. Я не слышала ничего подобного ни от кого из мужчин.
Я поставила курицу на минимальный нагрев и залезла с ногами на стул. Жду.
«Милая, ты такая желанная…» – Лерочка начал.
«Мяу…» – смотрю и похохатываю.
Лера стеснялся. Да, бабник, а все равно стеснялся. Он сказал как начинающий сутенер:
«Мой друг тоже хочет тебя…»
Ути-пути! Я засмеялась. Понятно, у него не было реальной групповухи. Опытные развратники не зовут друзей сразу, они им звонят чуть позже. «Ну, сейчас я тебе покажу», – подумала я и вдруг испугалась. Я помню, это был реальный страх и настоящее смущение. Такое сильное, что щеки загорелись и холодок… По спинке опять пробежал холодок.
– Ладно, – я прошептала. И набрала: «Зови друга».
«Он уже здесь, – напечатал Лера. – Сидит в кресле и дрочит».
У меня вздрогнули плечи, как будто кто-то появился в дверях. Я сразу представила себя голую, беззащитную на чужом полосатом матрасе и каких-то левых красномордых жирных самцов по креслам. Это были уродские кадры, и у меня сработал инстинкт. Самосохранения, естественно. В реале я бы смылась из такой компании как можно быстрее. И вот тут, в этот момент, мне опять показалось, что не так уж сильно реал отличается от вирта. Когда человек пугается, ему абсолютно все равно, где стреляют – в мониторе или за окном.
Я испугалась. Да! Испугалась и сама себя одернула: «Детский сад!» И быстренько так, по-пионерски, отпечатала Лерочке:
«Он хочет, чтобы я его облизала…»
«А ты хочешь?» – он спросил.
«А я хочу, чтобы ты смотрел!»
Поначалу это даже слегка возбуждало. А потом Лера увлекся режиссурой. Он расставил классическую мизансцену: Лера внизу, я сверху, третий персонаж сзади. Все заняли свои места, табу сломали, я почувствовала себя грязной блядью, как хотела, дешевой грязной блядью… И вдруг мне стало скучно, скучно и тоскливо до парализации. Я перестала нажимать на кнопочки. Захотела уйти.
Лера заметил паузы и скинул мне свою любимую комбинацию, когда два члена входят в один рот. Он хотел сделать экшен, но меня передернуло. Противно стало до тошноты. Я слишком четко представила свои губы и самцов. Я чуть не заревела – так сильно в роль вошла, что себя, даже такую придуманную шлюшку, стало жалко.
Лера курил. Он видел, конечно, что я отключаюсь. Кроме «аааааааааааа» и «оооооооооооооо» от меня ничего не приходило. Он накручивал: «Сейчас порвем тебя, шалава». А я так медленно-медленно одним пальцем набирала: «Рвите, мне пофиг».
Я поставила курсор на выход. Меня удерживало только одно: интересно было, поймет он или нет. В конце концов, он старый еврей или не старый еврей? Что он там делает вообще? А? Где у него руки? Зверушка, он что, не чувствует, что я сейчас зареву?
«Кайфуешь, сучка?» – Лерочка спросил.
– Ага, – говорю. И пишу то же самое.
Он обрадовался. Этот искусственный персонаж его отвлекал. Нужно было думать, куда он встал, что захотел, как вогнал, что сказал. Оргвопросы убивали желанье, и поэтому Лера курил и ждал, когда мне все это надоест.
«Мне не нравится», – я застегнулась на все свои замочки.
«Зайка… – Лерочка, наверное, улыбнулся. – Я хотел, чтобы тебе было хорошо…»
«Убери «друга»!»
«Он уже ушел, малыш… Мы только вдвоем».
«Поцелуй меня», – я напечатала и немножко затормозила: отправлять или нет?
Мы еще не целовались. Я просто не знала, как это сделать словами. Это сложно. Нежность и длительность поцелуя упаковать в слова очень трудно. И ни к чему. Зачем? У нас было в жизни достаточно реальных поцелуев.
Я опять увидела картинку. Свои губы, «левый» член и Леру. Мне вставило. Да, эта картинка меня зажгла. Мне захотелось, сильно очень захотелось, чтобы Лера меня поцеловал как свою. В губы, я хотела в губы, но стеснялась попросить. Он сам понял:
«Целую твои губы… сладкие… Нежно».
Чего я так обрадовалась, сама не пойму. Инсайт, наверно, случился. Передалось, наверно, его тепло каким-то странным образом.
«Хочу тебя искупать», – я сказала.
«Ты меня? Хочешь искупать?»
«Да, хочу тебя отмыть и всего прогладить».
«Зайка, – он улыбнулся. – Меня уже сто лет никто не купал…»
Сто лет не купали Лерочку. Некогда всем. Девочки работают. Одной мне делать нечего, и я захотела его понежить. Не знаю, что на меня нашло, захотелось прощупать каждый кусочек его тела, и пальцами скользить захотелось, у меня даже ладони потеплели.
«Держу твои коленки… – я сказала. – Развожу их, ляг на спинку».
«Делай что хочешь, заенка».
Я ласкалась щеками по его бедру, держала его за ступни, растирала пальцы. Пока он дрочил свой член, я его вылизывала. Нырнула в его раскрытые ноги и гладила все его пушистые места и языком ему делала сначала быстренько и нежно, а потом сильно и глубоко.
«Где твоя писечка, дай мне ее…» – он просил, но я не давала, я ждала, когда он сбесится и запросит: «Отъеби меня, сучка… ооооооооооооооооо».
Я сама не замечала, как переползаю с ноутбуком из кухни в зал и там кончаю, как только вижу его «оооооооооооооооооооооо, что ты со мной делаешь, маленькая». Открываю глаза – а я уже на диване.
Коленки скользили на мокрой коже. Я падала носом в подушки и задыхалась, но Лера меня не отпускал, не останавливался. Он посадил меня к себе на лицо и баловал языком и пальцами.
«Хочу, чтоб ты еще кончила… моя девочка… сладкая… Кончай мне на губы…»
Я кончала. Лера просит – и я сразу кончаю. И ору, громко ору, вслух:
– Лерааааааааааа! Ты вкусный…
Он валялся на своей постели, мокрый, липкий и добрый-добрый. Поднимался с подушки, чтобы мне напечатать:
«Сумасшедшая, как мне с тобой хорошооооооооооо…»
Короче, тесты, сплошные тесты мы проводили друг с другом. Проверяли реакции на вербальный возбудитель. Мы вытаскивали из своей базы данных кучу прикосновений, поцелуев, проникновений, скольжений, запахов, вкусов… Осталось проверить визуальный момент. А я боялась! Немножко. И даже промямлила: «А может, не надо».
