Ювелир, чтобы отделаться от подстрекательских поучений жены, пробормотал:
– Поскорей – значит, сейчас! – И пошел в умывальную, продолжая ворчать: – Если бы это один раз было… Тогда как рассуждаешь: один раз удача выпала, так и лови ее поскорей, а дальше будь что будет. Да только я о другом думаю: как бы эта изобильная чаша не опрокинулась да не иссякла. Да, брат, руки у меня, конечно, свободны… А начнешь мельтешить, разом с головой вглубь уйдешь, прямо на дно…
И он вошел в уборную.
Но жена и тут не отступила, через дверь проговорила:
– Да уж куда глубже-то? Или еще дна не достал? Ты поднатужься – вот оно!
Ювелир, который как раз тужился изо всех сил, хрипло ответил:
– Было ведь один раз, вспомни-ка! А все ты меня заставляла… Ну и что из этого вышло? А ничего…
* * *
…А тем временем далеко от их дома крестьянин, склонившись над расстеленным платком, тщательно увязывал туда золотые вещицы…
* * *
Ювелир совершил омовение, вернулся в комнату, достал молитвенный коврик и, расстелив его в углу, начал бормотать себе под нос молитвы.
Жена, понимая, что он старается только оттянуть время, с раздражением сказала:
– Нет, от твоей никчемности да вялости хоть на стенку лезь! Все у тебя нескладно и неладно, ни на что толком решиться не можешь. С одного конца не выходит – возьмись с другого! А ведь ты бы не прочь дело в свои руки забрать, охота-то есть, да вот смелости недостает. Ты думаешь, если у тебя духу не хватает все как надо устроить, так дело само по себе образуется? Бог тебе добро такое послал, а ты, значит, желаешь его моими руками из огня вытащить?
Ювелир вместо ответа провозгласил призыв на молитву и нараспев произнес:
– Аллах акбар!
………………………………………………………………………
Ювелир был все еще погружен в молитву, однако жена его продолжала:
– Счастье-то тебе сдуру привалило, по ошибке. А как глаза-то продрало, тебя увидало – раскаялось. Этот крестьянин пришел к тебе, а кому достался? Ему! Да такие дела только хитростью, обманом и держатся, а ты воображаешь, что все само собой уладится, – только чтоб мозгами не шевелить, труса праздновать, чистеньким да праведным оставаться. Антикнар лапу свою наложить хочет? А ты его стукни по лапе-то! Запугмнает он тебя? Задури ему голову. Гляди, откуда ветер дует, по ветру и плюй. Сейчас ты его обошел. Обожди, больше ничего не предпринимай, отступи назад. Все, что этому антиквару известно, мы тоже знаем, а вот он не знает, что нам известно. Так и не давай ему это узнать. Скрывай, кто этот крестьянин и откуда. Не торопись таскать к нему все, что получаешь. Отдавай что похуже. Он тебе говорит, мол, покупай по весу, а ты по весу ему и продавай. Такое продавай, что весит больше. Изломай эти вещи в куски, промой в воде, обдери с них рисунки, уничтожь их. Главное в этом деле – сам крестьянин. За него надо обеими руками ухватиться. Нужно его как-то привязать к себе, удержать. Не только к рукам прибрать, но и присмотреть, чтобы другие руку не наложили…
Ювелир завершил намаз, он прочел последнюю молитву, призвал благословение Божье. Он был согласен.
Из деревни надо спуститься вниз, к подножию горы, оттуда выйти в степь. Через степь проложена дорога, которая и в одну сторону, и в другую ведет к городу. До поворота надо идти пешком. А там, возле чайханы, дождаться попутного грузовика, забраться в кузов поверх груза или, если найдется место, сесть в кабину, рядом с водителем. В кузове ему было больше по душе. Там он обычно оказывался в одиночестве. Никто не расспрашивал, что у него в свертке, откуда он и куда, чем занимается, как его зовут. И хотя наверху всегда дул сильный ветер, но зато и дорога, и степь были как на ладони, а еще можно было опрокинуться навзничь и любоваться небом и облаками или уткнуться лицом в тюки и подремать, прогоняя усталость. Но пешком или на машине, сидя поверх тюков в кузове или рядом с водителем, спящий или бодрствующий, он крепко держал в руках свой сверток или плотно прижимал к груди небольшую торбочку. Сверток всегда совершал поездку лишь в один конец: из деревни в город.
Полученные в городе деньги он прятал в маленьком кошельке, скрытом на шнурке у него под рубахой, пока не добирался до родных холмов. Там, защищенный ими, он выкапывал под камнями неглубокую ямку, причем все время менял место тайника.
Сейчас он сидел у обочины, дожидаясь грузовика. Неподалеку сверкали на солнце пустые легковые и грузовые машины и даже целый автобус – пассажиры обедали, расположившись под камышовым навесом вокруг облицованного голубой плиткой бассейна. Струйки фонтана со звонким плеском плясали на воде, а звяканье ложек и вилок смешивалось с чириканьем воробьев на ветвях тополя и гранатового дерева, росших у входа в чайхану.
Хозяин чайханы сидел в буфетной и курил кальян, когда вдруг заметил крестьянина. Незнакомец уже попадался ему на глаза некоторое время назад: он ожидал машины возле широкого помоста чайханы, потом сел на попутку и уехал. Через несколько дней хозяин снова увидел его. Потом опять и опять. Он невольно начал задаваться вопросом: кто это? Ведь раньше он здесь не бывал, а теперь появляется регулярно. На торговца-разносчика он не похож – не доставляет из города никаких товаров. А в маленьком узелке, который он везет с собой из деревни – всегда только в один конец, из деревни! – явно нет того, что обычно отправляют в город на продажу: ни кураги, ни фасоли, ни гороха – ничего стоящего. Что же там тогда? Ну ладно, дьявол с ним, с узелком, сам-то он чем занимается?… И тут он снова увидел этого незнакомца. «Ну вот, – сказал он сам себе, – опять объявился!» Он торопливо отставил кальян и заспешил, чтобы перехватить человека, пока тот не скрылся, порасспросить его, выяснить, кто таков, – он сгорал от любопытства. На полпути он овладел собой, пошел ровным шагом и спокойно, хотя и достаточно громко, произнес:
– Милости просим! Заходи, пожалуйста! Крестьянин оглянулся: кого это зовут?
Чайханщик на помосте приглашающе махал рукой, поглядывая на него. За его спиной, на стене, была нарисована огромная бутылка пепси – раз в десять выше хозяина, – вся запыленная и покрытая трещинами.
– Благодарствую, – ответил он.
Чайханщик подошел поближе, к самым столбам, поддерживавшим камышовый навес, и повторил:
– Заходи, посидишь. Устал ведь.
– Благодарствую, – кивнул человек и поднялся по ступенькам на помост. Чайханщик с любезностью, в которой преобладал расчет, предложил:
– Да ты заходи в зал, снаружи-то холодно.
Но человек, опустившись на стул у самого края террасы, возразил:
– Так я машину прозеваю.
Чайханщик, упорно искавший, с чего бы начать разговор, ухватился ча подвернувшуюся ниточку. Он крикнул:
– Хасан, чаю! – а сам придвинул себе стул, уселся, облокотившись на металлический столик, и заинтересованно спросил: – Ты в Казвин или в Решт?
Человек, прикрывая полой свой узелок, ответил:
– Я в Тегеран еду.
Подручный чайханщика принес чай. Человек пребывал в нерешительности. Чайханщик подвинул к нему стакан:
– Пожалуйста!
– Благодарствую…
Чайханщик, во все глаза разглядывая крестьянина и его сверток, уговаривал:
– Да ты пей, не стесняйся. Остынет на таком-то холоде.
Человек наклонил голову в знак благодарности, положил в рот кусочек сахара и, налив чай в блюдечко, подул на него.
Чайханщик покрепче облокотился на стол, спросил:
– В деревне теплее или в городе?
Человек покосился на него поверх блюдечка – что за дурацкий вопрос? – и пожал плечами. Но чайханщик уже опять спрашивал:
– Ты из какой деревни-то?
И в упор уставился на него в ожидании ответа.
– Хосейнабад.
Чайханщик придерживался избранной тактики – петлять, задавать несвязные вопросы:
– А что, в городе не закрыли стройку? На отдых, а? – И снова замер.
Человек шумно отхлебнул чая и, не зная, что сказать, опять пожал плечами. Чайханщик с таким видом, будто он и раньше подозревал, что незнакомец никак не связан со строительным делом, а теперь окончательно в этом убедился, тут же перескочил на другую тему:
– Из Хосейнабада, значит.
Человек кивнул.
Чайханщик как бы про себя пробормотал:
– Хосейнабад… Сколько лет я здесь торчу, а до сих пор не знаю, где он есть, Хосейнабад этот…
Человек ткнул рукой куда-то в воздух:
– По ту сторону дороги. Во-он там, в долине. Вторая деревня. Дорогу туда никак не проведут.
– У тебя там лавка, что ли? Человек усмехнулся:
– Да откуда лавка, братец! Чайханщик знай гнул свою линию:
– Ну, ты в город ездишь, я и думал: за товаром, видать. Человек снова потянул чай из блюдечка.
– Нет. – И после паузы добавил: – Дела у меня.
Чайханщик прикидывал, о чем бы еще спросить. Не найдя ничего подходящего, он повторил:
– Я думал, ты товар закупать. – Он зевнул, словно его клонило в сон, и продолжал: – Я уж который раз тебя вижу – приезжаешь, уезжаешь…
