— Мама!
— Тише! — шипит незнакомец. Он подслушивает.
— Маму хочу!
— Да тише ты… — он силком укладывает мальчика на подушку. Тот хнычет все громче. Тогда он выдергивает подушку из–под его головы и кладет ее на голову ребенка. Крепко держит ее. Наступает молчание. Слышны голоса из соседней комнаты:
… — И хватит с тебя. Считай, что помирились.
— Наташенька…
— Все, все, Сережа.
— Тебе было хорошо?
— Нет, мне не было хорошо. О Господи, как вы мне все надоели! Давай спать.
Незнакомец с удивлением смотрит вниз, на собственные руки и зажатую в них подушку. Бормочет еле слышно:
— Зачем ублюдку жить? Плодить других ублюдков?
И отнимает руки. Мальчик лежит тихо. Его глаза широко раскрыты.
Незнакомец смотрит на часы. Стрелки светятся в темноте.
* * *
— А ты красивая, — говорит он и проводит ладонью по щеке Наташи. Она никак не откликается на его прикосновение.
Лежащий рядом с ней Сергей тоже остается безучастным.
— Ну все, ребятки, — улыбается он. — Совет вам да любовь, а мне пора.
Уже в дверях его лицо перекашивает, будто он готов разрыдаться. Он справляется с собой. Слушает. В квартире стоит мертвая тишина.
Он закрывает дверь.
— Здравствуйте! — к лифту, в который он вошел, спешит пожилая соседка с полными сумками пустых бутылок. Она улыбается на бегу.
— Здравствуйте, — говорит он и нажимает на кнопку первого этажа. Створки съезжаются перед ее быстро меняющимся лицом.
Он едет в трамвае, ежась на ледяном металлическом сиденье. Видит девушку. Она смотрит на него и не отводит взгляд, когда встречается с ним глазами.
Он поднимается:
— Вы, наверное, сесть хотите?
— Что?
— Вы, наверное, сесть хотите?
— Нет, — и она улыбается. — Холодно.
Пока они разговаривают, место занимает хмурый мужик пролетарского вида. Незнакомец и девушка видят это, и им делается смешно. Они смотрят друг на друга и смеются.
— Давайте хоть сумку подержу, — предлагает он. — Тяжелая.
Она с готовностью отдает ему сумку.
Они идут по улице.
— Я никогда не знакомился с девушками в трамваях, — улыбаясь, говорит он. — Не знаю, почему. Вроде бы не стеснительный.
— Весна уже… — говорит девушка.
Небо действительно очень синее. С крыш на солнечной стороне улицы капает вода.
— Ага, — соглашается он и взмахивает ее сумкой. — Я просто понял, что, если не заговорю с тобой сейчас, это будет самый большой грех на моей совести.
— А ты большой грешник?.. — улыбается она, искоса поглядывая на него.
— Ну, как… — он растерян. — Я грабил, убивал… Но это все в прошлом! — торопится он. — Ты чего?!
Она хохочет.
— Я серьезно!
— Хорошо, хорошо…
Он толкает ее плечом. Она толкает его в ответ. Они идут дальше, прижавшись друг к другу. Он снимает шапку, и вода с крыш льется на его светлые волосы.
— Простудишься, — говорит она и касается его руки.
— Ничего, я здоровый, — улыбается он.
И стискивает ее пальцы.
Январь — 2 февраля 1998
Темнота. Слышно ровное дыхание человека. Легкое всхрапывание. Человек спит. Тихо тикают часы.
Свет. Человек спит, упав головой на стол. Это мужчина. Его щека испачкана — кажется, горчицей. Стол заставлен дорогими бутылками и снедью. За столом сидит множество хорошо одетых людей. Все они смотрят на спящего. Это длится несколько секунд. После чего застольный шум возобновляется — снова звенит посуда, люди беседуют, льется вино…
* * *
— Москва пахнет известкой. Боязно по улицам ходить — вдруг и меня побелят. На всякий случай, чтоб как новенькая была…
— Да?
Две женщины в возрасте около тридцати — первая по ту сторону, вторая еще по эту, — сидят в кабинке не то кафетерия, не то ресторана. Кабинка отделана чем–то мягким и темно–красным. Интимный полусвет. Все как полагается.
Та, что постарше — светловолоса, худа и угрюма. Из рукавов свободного светлого свитера иногда выныривают руки — очень тонкие, но костистые. Выныривают и тут же прячутся обратно. Это она боится, что ее побелят. Вторая ярче накрашена, вообще — ярче, и волосы у нее, разумеется, темные. Вертит в руках маленькую сумочку, пачку сигарет, зажигалку — что–нибудь. У них забирают пепельницу, ставят взамен пустую.
— Балда, — невыразительно отвечает первая и брезгливо стряхивает пепел. — Извини, я забыла, с кем говорю.
— Анастасия Игоревна? — у столика появляется мужчина. В клубном пиджаке и с бутылкой, горлышком зажатой между пальцев. Настя вскидывает ресницы. У нее тяжелые веки, но легкие глаза — светлые, быстрые:
— Я еще не так стара.
— Здрасьте, Настя! — радуется подошедший и садится с ними. По тому, как он садится, видно, насколько он пьян. — Это ваша выставка там наверху?
— Моя. А вы что, этнографией увлекаетесь?
— Да Боже упаси! Никогда ничего не находил ни в хохломской росписи, ни в каслинском литье, — незнакомец улыбается. У него хорошая улыбка, странно не вяжущаяся с манерами.
— Хорошо искали? — встревает вторая.
Незнакомец ее игнорирует:
— Разрешите? — разливает вино по бокалам.
Настя пожимает плечами.
— Со свиданьицем!
Выпивают. Спутница Насти, перед тем как выпить, тоже пожимает плечами, невольно ее копируя.
— Мы с вами виделись на днях, — все так же радостно объясняет незнакомец. — На приеме во французском посольстве. Там с вами еще спал кто–то…
— Он со мной не спал.
— Как же, я сам видел…
— Он спал рядом со мной.
— Ох, простите!
— Это мой муж.
Спутница Насти деланно хихикает.
— Еще раз простите. А это ваша подруга? — он впервые обращает внимание на спутницу Насти.
Настя думает над вопросом. Стряхивает пепел. Несет бокал ко рту.
Уже почти донеся:
— Подруга? Нет… я бы не сказала…
Выпивает и глядит на спутницу — почти весело. Похоже, что она наслаждается происходящим.
— Ну хорошо, — поднимается та, берет в руки сумочку. — Будь здорова, девушка с Урала.
Нагибается и чмокает Настю в щеку. Настя это воспринимает совершенно спокойно.
— Лешеньке привет.
— Передам, Машенька, передам… — и, проводив Машеньку взглядом, поворачивается к незнакомцу:
— Так какое у вас ко мне дело?
* * *
— Вам бутылочка не нужна?
— Забирай.
Давний незнакомец сидит во дворе старой пятиэтажки, на скамейке. Читает книгу. Над ним шумит листва. Рядом с незнакомцем — кейс и сложенный черный зонт. Интеллигентный старичок с пустой пивной бутылкой спешит к увиденной им компании, сидящей через два подъезда — компания тоже пьет пиво. И слушает рэп.
Листва вздрагивает сильнее. Темнеет. Капли дождя как будто с размаху ударяют об асфальт. Рэп стихает — компания снимается со скамейки. Пропадает и старик.
Незнакомец сидит в опустевшем дворе, не замечая дождя. Капли падают на раскрытые страницы. Он закрывает книжку, открывает кейс. В кейсе несколько пачек сторублевых и стодолларовых купюр. Пистолет. Видно название книжки — «Малахитовая шкатулка».
Он опускает крышку кейса — и поверх нее видит, как по улице почти бежит, спасаясь от дождя, Настя.
Встает ей навстречу. Струи дождя бегут по его одежде — на этот раз на нем светлый свитер, темнеющий на глазах.
— Знаете анекдот? — спрашивает он, догоняя Настю у подъезда. — Я переехал, так что в гости заходи. — Хорошо, давай адрес, зайду. — Да зачем адрес, ты так заходи!
Смеется.
— Знаю, — говорит Настя, останавливаясь. Они уже зашли под козырек подъезда. — Вы же коллекционируете несмешные анекдоты… Скажите, а зачем вам зонтик?
Незнакомец спохватывается и раскрывает зонтик. Мокрый под сухим зонтом.
Настя выразительно смотрит на него. Он закрывает зонт.
* * *
— Вы должны меня простить, — говорит Настя, заходя на кухню и вытирая волосы полотенцем, — я просто вчера слегка перебрала и сдуру написала вам свой старый адрес… Но как вы меня нашли?
— Да и времена нынче тревожные, криминальные, — подхватывает незнакомец, пропустив ее вопрос мимо ушей. — Откуда вам знать, что я тот, за кого себя выдаю?
— Я не знаю даже, за кого вы себя выдаете, — фыркает Настя. Умытая дождем, она смотрится куда моложе и свежее, чем тогда в баре. — Вы кто?
— Бизнесмен.
— Ну, естественно! И какой же у вас бизнес?
— Я покупаю и продаю. Можно еще кофе?
— Конечно.
Настя поворачивается к плите. Незнакомец в это время открывает кейс и достает оттуда книгу:
— Вы это читали?
Близоруко щурясь, с чайником в руках, Настя вглядывается в обложку:
