Ты – мужчина. Ты – женщина. Ты – ведьма.
Эти существа явились вновь – сопровождать меня по улицам Ричмонда? Я радовалась, если это так: в моем одиночестве мне желанно было любое, какое угодно общество. Но сколько я ни шептала их имена, сколько ни убеждала себя в их близости, я знала, что их здесь нет. Я напряженно вглядывалась в зеркальные витрины магазинов, надеясь в отраженной игре светотени поймать поданный ими знак. Пусто. Быть может, они бродят среди жителей Ричмонда, в привычной телесной форме? Нет.
Конечно же, они не явились. Разве не был конец Мадлен бесповоротным? Не сама ли я произнесла ритуальные слова при ее исчезновении на скрещении дорог близ Ле-Бо? Не я ли просеяла сквозь свои пальцы ее прах, доставшийся от нее нам с отцом Луи? Что касается священника, то расставание с ним было лишь чуть менее очевидным.
Да, это было достоверной истиной: никто из потусторонних спутников ко мне не пришел. Это присутствие было вполне земным, и от этого вывода страх мой только усилился.
Я быстро обернулась – и раз, и другой, пытаясь застигнуть моего преследователя врасплох, но в толчее никто не обращал на меня внимания, и, в какой закоулок я бы ни кинулась, никто за мной не гнался.
Я возобновила попытки найти миссис Мэннинг – призрачное воплощение гостеприимства: что, если кто-то откроет мой несессер и при виде его содержимого решит, будто я посланница ада? Подстегнутая этой мыслью – тем более час был поздний, а ноги мои подкашивались от непривычки к суше и живот подвело от голода, – я толкнула тяжелую дверь лавки на Кэри-стрит, где торговали привозным товаром. Внутри оказались двое служащих, и не успела я окинуть взглядом помещение, как они на меня накинулись с предложением услуг. Я спросила, не знают ли они, где я могу найти миссис Мэннинг? Долго сбиваясь и путаясь в подыскивании нужного слова, я в итоге вынуждена была перейти на французский, однако мой вопрос о «la pension de Madame Manning»[13] остался без ответа. Мне пришлось наконец сослаться на миссис Мэннинг как на «ton hôtelière»[14], но и эта моя попытка не возымела успеха. Оба продавца наперебой соблазняли меня богатым выбором. Я всячески отнекивалась от сыпавшихся на меня предложений, а когда они принялись расхваливать достоинства молотилки, которая, по всей видимости, пылилась уцененной где-то у них на складе, я решительно заявила о полной ее для меня ненужности и, попятившись, поспешно выскочила за дверь.
Дабы продавцы не устремились за мной в погоню с более портативными товарами, я ринулась по Кэри-стрит к Рокеттской пристани. От растерянности я петляла как только могла – и в конце концов просто-напросто сбилась с пути. Единственным моим ориентиром был шум порогов справа, и я старалась придерживаться этого направления в надежде, что таким образом выберусь к цели. Признаюсь, я даже подумывала попросить у капитана «Ceremaju» разрешения провести ночь в моей прежней каюте. Но мне очень этого не хотелось, да я и не могла вернуться с улиц Ричмонда воплощением жизненной неудачи, растерянной и перепуганной.
Перед двойной дверью на углу Кэри-стрит и Девятнадцатой я взяла себя в руки. Помнится, там помещался магазин сельскохозяйственных машин. Сейчас войду и спрошу у владельца – Джейбеза Паркера (его имя красуется на посеребренном стекле золотыми буквами), не известно ли ему, где проживает неуловимая миссис Мэннинг. Так я и поступила, однако ответ на свой вопрос получила от миссис Паркер, которой имя миссис Мэннинг было знакомо, и таким образом добрая леди избавила меня от необходимости пускаться в разъяснения, кого я разыскиваю, зачем и прочее. Еще большей симпатией я прониклась к миссис Паркер, когда она попрощалась со мной без всяких затей, не пытаясь очаровать меня преимуществами того или иного плуга, отменным качеством граблей, борон и пил, в избытке свисавших с потолка и способных устрашить не только Дамокла.
Указания миссис Паркер оказались яснее ясного. По ее словам, мне нужно пойти назад к рынку на углу Главной и Семнадцатой улиц. Оттуда будет уже рукой подать.
В уличной темноте в сторону от меня проворно метнулась чья-то тень. Я ринулась в противоположную сторону – явно не туда, куда следовало, так как миссис Паркер, торопливо выскочившая на порог, отчаянно замахала мне руками. Я одним духом обогнула несколько углов – и, по счастью, довольно скоро очутилась на Семнадцатой улице.
Вот и рынок – прилавки пустеют, окна лавочек закрываются ставнями, подводы разъезжаются. В замешательстве я старалась припомнить инструкции миссис Паркер: что дальше, куда мне идти теперь? Гадая, какую сторону выбрать, я прислонилась к стене ближайшего сооружения.
Грубо сколоченные доски обструганы кое-как, вход оберегают две-три железные задвижки. Невысокая лачуга с соломенной крышей в дальнем конце рынка. Что это, коптильня? Вряд ли. Пробраться внутрь ничего не стоит – хоть через дверь, хоть через ненадежную крышу. Что же тогда это? Для жилья мало пригодно, а покупатель наверняка и взглянуть не захочет. Обойдя лачугу кругом, я на передней ее стороне обнаружила дубовую дверь с вделанной в нее сетчатой решеткой. Я прислушалась, ожидая услышать шорохи, производимые запертой там скотиной. Тишина. Я приникла к решетке, вглядываясь в полумрак. К задней стене была прислонена грубая скамья. На ней я увидела беспорядочную кипу фиолетовой ткани, ярко переливавшейся в полутьме всеми оттенками, и застывшую фигуру Селии в кандалах, устремившую на меня неподвижный взгляд.
3
Что нового творится на свете
Селия молчала. Я, отбросив всякую учтивость, в жадном изумлении пожирала ее взглядом. Задала вопрос, как она. Когда глаза привыкли к темноте, я смогла лучше разглядеть ее ботинки с пуговицами из тонкой кожи, пышный фиалковый бутон ее платья и этот чудовищный ошейник. Спросила снова: как она? Молчание.
Неловко признаться, но я попыталась узнать от Селии о ее проступке; мне казалось немыслимым, что она, будучи невиновной, должна терпеть подобное унижение. Поймите, о римском рабстве я была осведомлена куда больше, чем об американском. И все же верила в справедливость – если не в божескую, то в человеческую. Мое сердце было исполнено жажды праведности. Двигало мной в первую очередь… любопытство: я ни капли не сомневалась в том, что неволе Селии должно быть понятное объяснение. Нужно просто допытаться до причины, по которой ее, рабыню, выставили под замком на всеобщее обозрение.
Но скоро стало ясно, что Селия не проронит ни слова; ночная темнота сгущалась, вот-вот грозил пролиться дождь – и мне, сбившейся с пути в поисках миссис Мэннинг… мне ничего не оставалось, как снова пойти своей дорогой. Но напоследок я, оглянувшись на этот жалкий загон, поклялась Селии, смотревшей на меня холодно и молча, что вернусь утром.
От рыночной площади я удалялась нетвердой походкой: голод, усталость, последствия затяжного плавания давали себя знать; о внезапной встрече с Селией нечего было и говорить…
Но, завидев перед собой еще одно заведение для постояльцев – «Таверну Баулера», я вдруг ощутила прилив сил и ускорила шаг навстречу – чему? Глотку спиртного (если только решусь его заказать)? Ночлегу (и наплевать на миссис Мэннинг)? Вот только мой несессер невесть где…
Перепугав меня до полусмерти, рядом со мной возникла девчушка.
– У миссис Мэннинг нет свободной комнаты – ни сегодня, ни завтра.
Сообщив мне это странное известие, она застыла на месте как вкопанная. Я даже не сумела удивиться сразу – настолько странно выглядела сама вестница.
Еще подросток – высокая, да, хотя и ниже меня, но довольно долговязая для девочки лет пятнадцати-шестнадцати. Угловата, костлява. Длинные темные косички растрепаны – словно обгрызенные крысами веревки – и свисают наподобие безжизненно болтающихся рук, как бы лишенных локтевого сустава. Черные глаза под редкими ресницами впились в мои острыми буравчиками. Нос длинный. Губы тонкие, бесцветные. Лицо заледенело ничего не выражающей гримасой, скрипучий голос повторил:
– У миссис Мэннинг все занято.
– Откуда… откуда ты знаешь, что я ищу миссис Мэннинг?
– Мама Венера мне сказала. Она видела.
– Кто такая эта… Она видела? Ну, что ж…
С этими словами я шагнула от своей не в меру ретивой опекунши в сторону, однако она с неуклюжим проворством цапли, взлетающей из камышей, вновь меня настигла.
– Мне велено вам сказать, что ваш сундук в целости и сохранности.
Я замерла и обернулась к девчушке. Сбитая с толку, в изнеможении, я готова была исполосовать ее режущими как острая бритва вопросами, но… но заметила в ее глазах что-то болезненное. Уж не дурочка ли она? Однако, победив сочувствие, потребовала от незнакомки выложить все начистоту – что ей известно обо мне, моих планах и моих пропавших вещах.
– У Баулера, – девчушка мотнула головой в сторону названного заведения, шагах в двадцати от нас, – для вас есть комната. Там похуже, чем у миссис Мэннинг, но зато никто не умирает… – Она умолкла и, растопырив длинные пальцы, прикрыла ими дурацкую ухмылку.
