— Как завязал, так и развяжешься, — подключился Бехтерев. — Для России — развяжешься, никуда не денешься. В трезвом виде твоя западная натура просто невыносима, а вот в пьяном она становится… несносной, но уже хотя бы оправданно несносной. Холодный ты какой-то, разогреть тебя надо. В парламент пойдёшь под градусом. Это не обсуждается.
— Пацаны, я не могу её пить. Мне нельзя. Я потом в запой уйду.
— Далеко не уйдёшь, — подмигнув Бехтереву, заметил Лимон. — Мы тебя поймаем и на цепь посадим. Для этого ведь и существуют друзья.
Через тридцать минут Волоколамов из европейца превратился в евроазиата. На бледном лице Леонида появилась здоровая желтизна. Его глаза стали раскосыми, но сам он не окосел. Не лишним будет упомянуть и о том, что Волоколамов долго отказывался от первой стопки, но когда Бехтерев провозгласил тост за Россию, Леонид сдался. Да и есть ли в нашей стране хоть один человек, который, находясь в дружеской компании, может устоять перед риторическим вопросом: «Ты меня уважаешь?». Бехтерев лишь незначительно переделал фразу; он попросил уважить не какого-то там «меня», а немного, немало — шестую часть суши. А дальше всё пошло как по маслу. Волоколамов сосредоточился на употреблении огненной воды, а Бехтерев и Лимон насели на фруктовые соки. Они выпили до дна за все русские реки и за Енисей в отдельности. Потом ребята вмазали за наши дремучие леса и за тайгу в отдельности. Далее парни дерябнули за всех российских женщин и за Ольгу Леонидовну из Антона Сигизмундовича в отдельности. В общем, скоро от прежнего Волоколамова не осталось и следа. Посмотрев на Леонида, Бехтерев подумал, что теперь можно без опаски идти в парламент.
К столу подошёл Женечкин. Его лицо было мертвенно бледным. Он молча поздоровался и подсел к ребятам.
— Мальчишка, что случилось? — задал вопрос Лимон.
— Ар-ар-ар, — начал заикаться Женечкин, и на его глазах выступили слёзы.
Волоколамов залпом выпил и бросил:
— Я не желаю о нём слышать.
— Ар-ар-ар, — всхлипывая, заикался Женечкин.
— Артур? Арчибальд? Арканзас? Аргентина? Армавир? Арзамас-16? Арлекин? — решил поиздеваться Волоколамов.
Женечкина затрясло, и он онемел. Волоколамова бросило в жар, когда Мальчишка вытащил отказавший язык и трясущимися руками стал его мять. Бехтерев и Лимон, переглянувшись, подумали приблизительно одно и то же: «Это было бы смешно, если бы не выглядело так страшно».
— Володя, что с ним?! Не молчи! Что с Бочкарёвым?! Он жив?! — вскричал Волоколамов.
Женечкин отрицательно покачал головой и поставил стакан с соком в угол стола, как провинившегося мальчика.
— О, Господи… Мёртв? — спросил Бехтерев и почувствовал, как у него засосало под ложечкой.
Женечкин и тут отрицательно покачал головой. Вздох облегчения вырвался у ребят, но их лица всё ещё оставались вопросительными. Женечкин взял стопку с водкой и поставил её в другой угол стола, словно проштрафившуюся девочку. Потом он взял нож и воткнул его по середине между стаканом и стопкой.
— Между жизнью и смертью, — догадался Лимон. — Артём в реанимации?
Женечкин утвердительно кивнул.
— Не сомневаюсь, что он выкарабкается, но доказать это не смогу, даже не проси, — заглянув Женечкину в глаза, твёрдо произнёс Волоколамов. — Верь мне. Он для долгой жизни родился. Ему до восьмидесяти лет мучиться на этом свете. Он в реанимацию сам попросился. Доказательств опять же не имею. Артём уже многое попробовал, а полумёртвым ещё не был. Экзотический человек. Вчера — девушка лёгкого поведения, сегодня — полутруп, завтра — дирижёр, послезавтра — егерь. А кончит монахом. Володя, у него всё по плану, так что обретай дар речи, а то мы с пацанами на тебя обидимся. Бочарик не лежит в реанимации, он её изучает.
Циничные слова о человеке, находившемся на грани жизни и смерти, покоробили Бехтерева и Лимона. Они хотели напуститься на Волоколамова, но Женечкин с таким упованием смотрел на Леонида, что Бехтерев и Лимон решили промолчать.
— Лёнька, а ведь ты прав, — сказал Женечкин. — Артём будет жить, как миленький. Вот он хитрый, — да? Хотел нас вокруг пальца обвести, а ты его раскусил. Ведь он быстро на поправку пойдёт? — Глаза Вовки умаляли Леонида о том, чтобы он ответил «да». — Ведь быстро же? Скажи.
— Послезавтра, — не задумываясь, ответил Волоколамов. — А может быть, через неделю. Максимум через месяц. Он пробудет в реанимации столько, сколько ему самому захочется. Можешь мне поверить, что скоро ему надоест лежать в коме, и он из неё выйдет. Бочкарёв нигде не задерживается долго, и для комы наш друг не станет делать исключения. Кто она такая? Не рыба, не мясо — вот кто она. Не жизнь и не смерть, вот так.
— Эх, поцыки, поцыки, — сказал Женечкин. — А ведь Артём свою задачу выполнил.
— Гонишь, — не поверил Бехтерев.
— Как придёт время «Ч», сами убедитесь. Я сегодня утром в больнице был, разговаривал с лечащим врачом Артёма. Так он мне сказал, что к нему приходили девушки с красными повязками и предлагали деньги на лекарства для нашего друга. Удивительно получилось. Артём вытащил своих подопечных из комы, реанимировал их, а сам в больницу угодил.
— Ничего удивительного, — произнёс Волоколамов. — По закону сохранения энергии так и должно было случиться. В одном месте прибыло, в другом убыло… Кстати, кто его избил?
— Наши, — ответил Женечкин.
— Наши?! — в голос воскликнули Бехтерев и Лимон.
— Да. Ребята Магурова постарались, но сам Яша ни о чём не знал. Когда я сообщил ему о том, что произошло, он был вне себя от ярости. Сейчас идут разборки. Магуров и Левандовский объясняют пацанам, виновным в избиении Артёма, что так поступать нельзя. Всё будет нормально. Я сказал Яше, чтобы просветительская работа была проведена без фанатизма, но он и сам всё понимает.
— А менты? Они же начнут искать тех, кто избил Бочкарёва, — с волнением сказал Лимон.
— Не начнут, — успокоил Женечкин. — Перед тем, как связаться с Яшей, я разыскал проститутку, которая была с Артёмом в школе, и попросил её, чтобы она и её подруги держали язык за зубами. Менты от девушек ничего не добьются. Сначала, правда, она возмущалась, но потом согласилась с тем, что наказание шанхайцев — внутреннее дело дежурных.
— Откуда ты узнал, что Бочкарёва избили именно шанхайцы? Когда они успели стать дежурными? Про какую школу ты говоришь? Где ты берёшь такую точную информацию? — посыпались вопросы от Бехтерева.
— Наш пострел везде поспел, — скромно ответил Женечкин. — Свои источники я не выдаю. Что касается Артёма, то вы его не поняли. Я считаю его лучшим из нас. Нет, не так выразился. Он первый среди равных. Герой, настоящий герой.
— Никакой он не герой, — бросил Волоколамов. — Дежурный, просто дежурный. Я согласен с тем, что мы сгоряча осудили Артёма и забраковали его метод. Ему было виднее, как надо работать. Раз Мальчишка уже точно знает, что выход на панель дал положительные результаты, то действия нашего друга следует признать правильными, но не более. Ему надо было выполнить задачу любой ценой, и он это сделал. Только мне кажется, то есть я даже почти уверен в том, что Артём провалялся на диване весь месяц, поэтому был вынужден пойти на беспрецедентный шаг, чтобы уложиться в сроки. Ему пришлось накрыть грудью амбразуру дзота, хотя он вполне мог бы штурмовать свой участок несколько недель. На героя России Артём не тянет, и при встрече я ему обязательно об этом скажу. Похвальная грамота за проявленное мужество — вот его награда.
— Грамоту дать и руку пожать, — сказал Бехтерев.
— Никаких грамот. Просто руку пожать, — произнёс Лимон.
— Пожать руку и занести выговор в личное дело за безобразное отношение к своей жизни, — нахмурившись, изрёк Женечкин. — Он по своей глупости здоровье потратил. Всё верно, поцыки. У дежурных должна быть собственная шкала измерения подвига. Я как-то об этом не думал, а сейчас вот подумал. Лёня, спасибо тебе. С какого перепуга Артём решил, что его жизнь принадлежит только ему? Это эгоизм. Мы не можем себе позволить терять людей на каждом шагу. Надо до глубокой старости служить, так больше полезных дел совершим. Чтобы не сгореть до времени, мы должны тщательно просчитывать каждую ситуацию. Настоящий дежурный — это тот же водитель-профессионал, который ещё до выезда на трассу обязан открыть все категории от «А» до «Я». Любитель с одной лишь категорией «В» — это потенциальный преступник, хочет он того или нет. Но умение управлять всеми транспортными средствами — это ещё не всё. Выехав на дорогу, водитель-профессионал должен соблюдать скоростной режим, смотреть на знаки, следить за встречными машинами и пропускать пешеходов.
— Что-то я ничего не понял, — сказал Волоколамов.
— Да я уже привык, — махнул рукой Женечкин. — Расшифровываю. Категории — это убеждения, знания, навыки и умения. Скоростной режим — это осторожность, бдительность и собранность за рулём. Знаки — российские законы. Встречные автомобили — враги государства, на которых нельзя идти в лобовую атаку, иначе — авария, гибель, затор на дороге. Пешеходы — это народ.
