…Редингот бросился к Кузькиной матери и выволок ее на берег. Сразу за ней пришлось выволакивать и Человека с тюком, поскольку Кузькина мать, находясь именно что в тюке, лишала Человека с тюком свободы передвижения. На берегу искусственная рвота была вызвана срочным звонком по мобильному телефону, и, прибыв, испортила всем праздник.
– Ну, что ж… – с грустью сказал Редингот. – Делу время, а потехе час.
– Как мудро! – устав восхищаться Рединготом, вяло, но искренне заметил Человек с тюком.
– Теперь, – игнорируя его восхищение, продолжал Редингот, – настала пора возвращаться к трудовым будням. И, пристально взглянув на Человека с тюком и Кузькину мать, уточнил: – А сделаете это вы. Потому что меня и Марту ждут в следующей главе другие задачи. Нам придется, заехав сначала в Швейцарию, вплотную заняться во Франции Личностью и Служителем культа Личности. Стало быть – расходимся полонезом!
– Это как же? – озадачился Человек с тюком.
– Вы – назад в Змбрафль, мы – в Швейцарию, – непонятно откомментировал Редингот.
– Я бы тоже не прочь в Швейцарию. Там сыр… – неожиданно встряла Кузькина мать.
Слово «сыр» прозвучало с такой тоской, что Рединготу пришлось вынуть из потайного кармана пиджака припасенный там еще Бог знает с какой главы килограмм сыру и протянуть его Кузькиной матери. Та, не говоря больше ни слова, схватила сыр и стрескала его вместе с оболочкой и целлофановым пакетом.
– Вам все еще хочется в Швейцарию? – спросил после этого Редингот.
– Теперь мне и подумать о ней противно! – Кузькина мать сыто икнула и улыбнулась, как дура.
– Тогда и смысла не имеет, – сказал Редингот. – Иначе Вы нам все впечатления от Швейцарии испортите. Прошу не понять меня превратно.
Кузькина мать, которая именно что собралась понять Редингота превратно, оказалась вынужденной тут же понять его правильно. После этого ей ничего не оставалось, как вздохнуть и проследовать за Человеком с тюком, который без комментариев двинулся в сторону Змбрафля.
– Ближний! – окликнул его Редингот, и Человек с тюком, словно что-то вспомнив, обернулся. – Простите, что мы отправляем Вас в Змбрафль. Но мы должны заботиться о Ближнем… а то, что нам предстоит в Швейцарии, спокойной жизнью никак не назовешь.
– А чем назовешь? – без энтузиазма спросил Ближний.
– Чем назовешь? – Редингот задумался и, не придумав ничего лучше, ответил: – Назовешь… работой – причем работой в поте лица и живота своего.
– Красивое название… – мечтательно отозвался Ближний и поволок Кузькину мать дальше.
Марта и Редингот, проводив печальную пару глазами, посмотрели друг на друга и слабо улыбнулись.
– Ну, вот мы и одни, – тихо сказала Марта. – Прямо как в самом начале романа, когда все еще было так легко – и можно было идти в любую сторону! Я вот давно хотела спросить Вас кое о чем…
– Спрашивайте! – храбро сказал Редингот и зажмурился.
– Когда Вы жмуритесь, Вы похожи на котенка, – серьезно сказала Марта. – Хорошо, я спрошу. Скажите мне, Редингот, Вас это – все это – до сих пор, извините за выражение, забавляет?
– Вы про Окружность? – испуганно спросил Редингот, открывая глаза. – Я, Марта, вот что должен Вам сказать…
– Должны или хотите? – предупредительно осведомилась Марта.
– Должен, – Редингот сконфузился, как подросток, впервые почувствовавший половое влечение.
– Если должны, то лучше не говорите. Потому что я все знаю про долг.
– Откуда? – удивился Редингот.
Марта прямо рассмеялась вся:
– Странный Вы, право! Не первый же день на свете живу… Жизнь состоит из долгов. И из чувств. Они все время в борьбе. Только чувства все равно победят, я знаю.
– А я не знаю. – Редингот поднял глаза к небу и увидел там голубя с письмом в клюве. Через миг голубь свалился к ногам Редингота и, чертыхаясь, поскольку в гробу видал свою работу, положил на землю какую-то забавную на вид трубочку. Редингот поднял трубочку. Марта заинтересованно наблюдала за ним.
Трубочка оказалась тончайшей полоской бледно-сиреневой бумаги, к которой белой перевитой лентой были привязаны сухие цветы: гладиолусы, орхидеи, лилии, речные кувшинки…
– Я теряюсь, – разглядывая все только что перечисленное, вслух размышлял Редингот. – Послание обещает быть полным противоречий… цвет бумаги недвусмысленно намекает на сообщение делового свойства, однако цвет ленты свидетельствует об интимности содержания, в то время как выбор перевитой ленты заставляет предположить наличие интриги… Гладиолус означает, что содержание письма нейтрально, орхидея – что автор влюблен, но боится показать свои чувства, лилия – что у него в момент написания письма была особа из ближайшего окружения императора, а речные кувшинки – что на обед у него дикая утка, подстреленная его приятелем Ямамото, ранним зимним утром отправляющимся начальником на горную станцию У.
– Не соглашусь с Вами, – деликатно, но твердо заметила Марта.
– Соглашайтесь! – взмолился Редингот. – Ради Бога…
Марта помолчала минут десять.
– И все-таки не соглашусь. Вы базируетесь на суждениях, имевших распространение лишь в самом начале хэйанского периода, в то время как с ними очевидно спорят трактовки периода Камакура.
Прижатый к стенке Редингот, действительно напрочь почему-то забывший в этот момент о строгих трактовках периода Камакура, покраснел так, что проходившая мимо обаятельная сицилианка даже обратилась к Марте с вопросом: «Вы помидоры почем продаете?»
– Так что, дорогой Редингот, – продолжала Марта, сообщив сицилианке адрес ближайшего овощного рынка, – скорее всего, перед нами деловое послание от частного лица, которое с Вами связывают несостоявшиеся близкие отношения… все очень просто!
– Тогда я знаю имя этого частного лица, – вынужден был признаться Редингот.
– А фамилию? – спросила педантичная Марта.
– Фамилии не знаю. Имя же – Умная Эльза.
– Ой, и я знаю Умную Эльзу! – обрадованно воскликнула Марта. – Такая… милая простушка.
– Была простушка, – вздохнул Редингот. – А теперь сложной символикой, как ложкой, орудует! Но я полагаю, что в письме ее – новости, касающиеся участка Правильной Окружности из спичек, пролагаемого по территории Японии.
Развернув бледно-сиреневую трубочку, Редингот прочитал вслух:
«КОНЦЫ СОПРИКАСАЮТСЯ, НЕ СОПРИКАСАЯСЬ:
КРИК ПОСЛЕДНЕГО ГУСЯ В БЕЗУПРЕЧНОЙ ОСЕННЕЙ СТАЕ
ОПЕРЕЖАЕТ КРИК ПЕРВОГО ГУСЯ».
– Совсем изумничалась, – устало отнесся Редингот. – Поди пойми, что она имеет в виду!
– К сожалению, опять не могу согласиться с Вами, – мягче некуда возразила Марта. – Умная Эльза довольно прозрачно обрисовывает ситуацию с Абсолютно Правильной Окружностью из спичек. Вероятно, нам не следует рассчитывать на то, что построенный в Японии фрагмент будет легко совместить с соседними.
– И кому тогда будет нужен этот фрагмент? – обрушился Редингот на Марту (вывихнув ей плечо), как будто это она была Умная Эльза. Тут же, впрочем, поняв свою ошибку, Редингот профессиональным движением хиропрактора поставил плечо на присущее ему в обычное время место. Марта громко застонала, но упрекать Редингота даже не подумала: ей был понятен его гнев.
Гнев Редингота и стал предметом их обсуждения по дороге на вокзал. Предвидя ужасные последствия гнева, Марта даже перефразировала (неловко, кстати) первую строку «Илиады» и продекламировала ее:
Гнев, о богиня, воспой Редингота, такого-то сына!
…на вокзале Редингот сразу же оправдал ее ожидания, поймав при попытке сесть в поезд, отправлявшийся на юг, Третье Лицо. Третье Лицо, беспрестанно любуясь золотым тельцом, власти которого оно все-таки не смогло противостоять, надолго замешкалось в Палермо и неудачным образом оказалось на вокзале в то же самое время, что Марта и Редингот. Редингот без лишних слов схватил Третье Лицо в охапку и поволок его в сторону гавани. Марте ничего не оставалось, как броситься следом.
– Вы в гавань? – то и дело спрашивали их по дороге и, едва узнавали, что – да, спешили за ними.
Редингот пока и сам не понимал, почему он выбрал это направление, однако не мог признаться в этом даже себе, ибо за ним, как всегда, уже шли массы. Впрочем, понимать ему ничего и не требовалось: только они приблизились к гавани – Марта внесла отличное предложение.
– Мы отправим Третье Лицо в Змбрафль, – сказала она Рединготу. – И пусть они там с ним разбираются.
– Отправим как… что? – задал таможенно грамотный вопрос Редингот.
– Как… следующий по назначению мелкий скот, – нашлась Марта.
Уже через короткое время безучастное ко всему, кроме пресловутого золотого тельца, Третье Лицо прошло процедуру досмотра и было любовно упаковано в компактный контейнер для перевозки мелкого скота. Прямо поверх контейнера Марта написала:
