У мелочного правительства и подданные лукавые. Это ярче всего проявилось в одной нашумевшей истории тех лет. Некий распросукин сын своей выдумкой, кто знает, в который раз подтвердил, что Кахетия - колыбель похабных шуток, их хранилище и неиссякаемый источник. Когда за праздничным столом произносили обязательную здравицу за Сталина или Берию, он выкрикивал: "Великому Сталину сла..." Следовала пауза, и затем застольцы хором выпаливали недостающий слог "ва!!!", который, для справки, в грузинском языке совпадает по звучанию с глаголом "с...ть" - ни больше ни меньше. Если возглас почему-то казался застрельщику недостаточно слаженным, он повторял здравицу и во второй, и в третий раз. Разделавшись со Сталиным, переходили к Берии. Теперь уже стол вопил "ва!!!" в ответ на тост за Берию. Далее следовало Политбюро в полном составе, порой же "ва!!!" перепадало и секретарю райкома. Подтекст здравицы звучал примерно так: н.....ть на голову Сталина или за кого там еще пили! Возглас всем пришелся по душе и распространился в устрашающих масштабах. Чекисты добрались до первоисточника, взяли подлюгу, стали допрашивать: что он хотел сказать своим нелепым возгласом?! Распросукин сын отвечал, что славил вождя, и только! Следователь потребовал от него правды. Тогда арестованный в ответ нагло осведомился: как сам следователь понимает этот возглас?! Произнести вслух подобное кощунство не отважился бы ни один член Политбюро, что там говорить о рядовом следователе. Отмотал парень целый год. Подсадили к нему наседку, может, проговорится. Ничуть не бывало. Послали дело в Особое совещание. Какой срок дали местные чекисты, такой москвичи и утвердили, при этом учтено было следующее обстоятельство: народ не знал, за что посадили автора возгласа, а обыкновение кричать за столом "ва" распространилось по всей Грузии. Чекисты решили отпустить парня с умыслом, что он непременно проболтается хотя бы своим близким, за что сидел, узнают об этом остальные, и люди наконец перестанут выкрикивать за столом "ва". Выпустили. Подлюга затих и никому ни слова не сказал. После смерти Сталина как-то сошла на нет традиция провозглашать обязательный тост за вождя, но здравицу в честь особо уважаемого человека пьяные грузины и по сей день завершают криками "ва", дескать, н....ть мне на твою голову! Сегодня практически никому не ведом изначальный смысл этой частицы, потому и продолжают по-прежнему кричать "ва". А может, кое-кому и ведом, как знать... К слову, парня того все равно расстреляли, правда, позднее. Так ему. Не надо было кричать!
Не знаю, то ли глядя на родителей, то ли под влиянием среды, но ощущение разницы между юмором и цинизмом утратили и дети. С моими сверстниками произошел такой случай: у ученицы пятого класса школы № 1 родители обнаружили любовное послание - ответ на записку мальчика. Они, конечно, возмутились, отругали дочь. Та, решив покончить с собой, попросила подругу, косоглазенькую Лиру, достать ей яду. Лира, в свой черед, переадресовала просьбу сокласснику, но объяснила, что у нее взбесилась кошка, которую непременно нужно отравить. Ушастик - таково было прозвище мальчика - на просьбу откликнулся незамедлительно и вызвался тут же, на большой перемене, сбегать за ядом, тем более что видел у себя дома пакетик с надписью: "Дети, не трогать, яд!" Помчался Ушастик в аптеку, купил двойную упаковку английской соли и отдал Лире. На другой день Лирина подружка в школу не явилась. Пошел слух, что она отравилась. Тот же Ушастик подговорил соклассников после уроков навестить больную. Пошли. Девочка лежала в постели, и матери приходилось то и дело выпроваживать гостей в соседнюю комнату - сказывалось действие английской соли, "самоубийца" бегала в туалет. На другой день Ушастик огласил ее тайну. Класс помирал со смеху, а Ушастик задрал нос - хорошую шутку отмочил!
Приятель деда Горы гостил у родственников в Боржоми. С хозяйской террасы мост через реку виден был как на ладони. Поспорил хозяин с крестьянином, приехавшим на заработки из Джавахети. Тот утверждал, что может в течение часа плевать с моста в речку. Ударили по рукам. Крестьянин выиграл спор, но наш "шутник", придравшись, что тот недостаточно хорошо плевал, выплатил всего половину обещанной суммы.
Григани! В те времена в Тбилиси было двое оригиналов. Один скромно и терпеливо стоял с утра до вечера на проспекте Руставели возле магазина "Люкс". Одет был совсем как Сталин, даже руку держал просунутой между пуговицами кителя. И внешне это был Сталин, точь-в-точь. Стоял, являя себя миру. Сам ни с кем не здоровался, и с ним никто не заговаривал, по крайней мере, я не видел. Стоял, и все. Вторым оригиналом был Григани, одевался он как денди лондонский или на манер денди. Красивый, рослый, элегантный, он был комбинатором, ловчил в одном из городов. По приезде в Тбилиси любил пройтись по проспекту Руставели. Здесь у него была дама сердца, полунемка-полугрузинка, очень красивая женщина, и, надо думать, приезжал он в город из-за нее, но поскольку был человеком крайне занятым, то совмещал свои наезды с каким-нибудь делом, иначе не выбрался бы. Как-то раз стоим мы на проспекте Руставели возле "Вод Лагидзе", я и несколько парней. Навстречу, со стороны площади, идет, прогуливаясь, Григани под руку со своей красоткой. Не доходя до "Лагидзе", он встречает знакомого и останавливается переговорить с ним, а женщина продолжает идти и, минуя нас, проходит немного вперед. Григани догоняет ее. Кукури Сихарулидзе, провожая женщину жадным взглядом, довольно громко говорит: "У-у, вот хороша баба для е...и!" Григани, оборачиваясь, спокойно замечает: "Ничего особенного!" Нашу реакцию легко себе представить, тем более что Григани эту фразу бросил вскользь и, подхватив под руку возлюбленную, пошел своей дорогой.
Дед Леван был известен в обществе своими безобидными шутками, острым язычком, и вот как его юмор вылился в цинизм!.. Все, что осталось после революции у обнищавшего дворянина, так это его хата в одну комнатенку в Кикети, ореховое дерево да небольшой дворик. В Тбилиси он ютился с сестрой в трущобах и с наступлением весны перебирался в Кикети. Жили они здесь до поздней осени, все равно как господа, мешкавшие съезжать с дачи в ожидании крестьянского оброка и распоряжений, связанных с урожаем. Дед Леван коротал дни, лежа на циновке под ореховым деревом. Подложив под голову мутаку, он дремал или предавался размышлениям. Чоголия снимали конфискованную у кого-то дачу. Сам Чоголия был военным, прибывшим в Грузию в составе одиннадцатой армии. Потом он заделался партийным функционером. Жена его из прежней Елизаветы Петровны стала Элладой, так, пожалуй, звучало культурнее. И был у них сын лет шестнадцати, звали его Денисом, а мы дразнили его Деникиным, что вызывало крайнее негодование всех членов семьи. Как-то раз Деникин задал деду Левану щекотливый вопрос: "Весь день, все лето и всю жизнь вы лежите под этим орехом. На что вы живете, откуда у вас деньги?" Деникин был кретином, сам бы он до этого не додумался, стало быть, повторял то, о чем говорили в семье. Дед Леван смекнул и ответил: "Присылают из Парижа". Деникин полюбопытствовал: за что? "За то, благодаря чему люди размножаются", - ответил дед Леван. О том, благодаря чему люди размножаются, Деникин, естественно, знал и удивленно справился: "Почему выбрали именно вас, что, своей у французов мало?" "Они покупают, чтобы улучшить свою породу", - пояснил дед Левам. На этом разговор кончился, но на следующий день Деникин снова навестил деда Левана на сей раз с деловым предложением: "То, благодаря чему люди размножаются, мое не пригодится?" Дед Леван оглядел Деникина с макушки до пят, одобрительно покивал головой и велел нести в небольшом аптечном пузырьке - погляжу, если сгодится, отошлю. Мальчик так быстро примчал "небольшой аптечный пузырек", полный того, благодаря чему люди размножаются, что дед Леван заподозрил фальсификацию. Но нет, продукт был натуральным, еще теплым. Несмотря на это, дед взболтал пузырек, подставил его под солнечные лучи, пробивающиеся сквозь ореховые листья, и сказал Деникину: "Не годится, за это французы не заплатят..."
Был погожий летний день, я возвращался из техникума домой. Увидел отца, он беседовал с друзьями. Подошел, поздоровался. Это были писатели, поэты, все моложе моего отца. Эрекле Каргаретели был для них богом глубоко образованный, остроумный, простой в общении. Друзья любили, когда он вел застолье. Эта встреча тоже закончилась пирушкой у гололицых. Гололицые торговали вином. Почему их называли гололицыми, никто не знал, по крайней мере оснований для этого не было никаких. Отец прихватил меня с собой. Мне кажется, больше потому, чтобы иметь предлог не задерживаться надолго. Гололицые торговали только вином, зато оно было отменного качества и самых различных сортов. Они держали винный погреб, собственность какого-то колхоза. Если приходили знакомые, уважаемые гости, гололицые посылали мальчика на базар, и он приносил еду. Погреб у них был просторным и прохладным, со множеством отделений. Эрекле Наргаретели с друзьями вошли в одно из них. По центру размещалась широкая приземистая бочка с бочонками вокруг. Я не вдруг догадался, что эти предметы заменяют стол и стулья... Пошел пир, затеялись тосты один утонченнее другого. Поэты захмелели, в воздухе разлилось колдовство стиха. Естественно, ни слова о политике, и, может, именно это придало блеск и гармонию застолью. Тут появился еще один поэт, тоже прекрасный, но нежеланный, поскольку во хмелю всегда нес околесицу, а случалось, и драки затевал. Он уселся и, переполненный злобой, выплеснул ее на окружающих в безудержном потоке слов, так что никто и рта раскрыть не смог. Развеялась атмосфера печали, надежды, красоты и восторга... Один из застольцев, поманив гололицего, шепнул ему что-то на ухо. Виноторговец ушел, спустя небольшое время вернулся и вполголоса сообщил пустомеле, что его ждет на лестнице дама. Тот, извинившись перед застольцами, вышел. Оказалось, что ему привели шлюху. Иначе его не выставишь, заявил автор затеи. Были и комментарии, и смех, но пир все равно потускнел, за столом воцарилась неловкость, она передалась и мне. Тогда я не смог объяснить себе своего настроения - я был отроком. Только потом я понял, эта грубая шутка покоробила меня. Мой дед Гора никогда не позволил бы себе такого. В осуждение он встал бы из-за стола, скорее всего незаметно, а может, и демонстративно. Раньше те поэты были как дед Гора, новое время перекроило и изуродовало их души, под его влиянием были утрачены мужская честь, человечность.
