— Вчера исполнилось.
Я не стал уточнять. Мы взяли такси. Я плохо знаю эту часть Парижа. Остров Сэн-Люи. Туризм-снобизм. Антикварные лавки с дикими ценами. Шел дождь.
— У вас тут классно идет дождь, — неожиданно обрадовалась Катя. — А что родители?
— Музыкант увел их в ресторан с журналистами из le Monde. Ностальгировать по советской Москве.
— Старички, — засмеялась Катя. — Я им не понравилась.
Таксист подвез нас к железной двери на узкой улице возле набережной. Мы позвонили по селектору. Нам открыли, не спрашивая. Мы сняли плащи в гардеробе, поднялись по лестнице. Дама приличного вида спросила наши имена.
— Фамилии? — переспросил я.
— Имена.
Мы назвались. Я заплатил за себя полтыщи. С Кати не взяли ничего.
— Какое у вас красивое платье, — сказала дама Кате.
— Нормальное, — сказала Катя.
Ее французский был из учебника. Такой никакой французский.
Заведение начиналось с бара. Сидели мужчины среднего возраста. Ничем не отличалось от других баров Парижа. Разве что хозяин за стойкой выдал свой румынский акцент. Он был припудрено-овальным, как всякий преуспевший румын. Девушка, ему помогавшая, с огромным декольте, сиренево накрашенными губами, говорила с португальским акцентом. Где-то дальше играла музыка. Ретро-старье.
— Ну, и где тут бардак? — спросила Катя.
Мы еще ни разу не поцеловались. Катя взяла стакан, мы пошли на разведку. Небольшие залы, по стенам стулья, это мне напомнило колонии вакансов в горах, где девушки сидят и ждут, когда пригласят. Встречались полуголые клиенты. Танцевали. Но дальше уже не залы, а темные спальни с безграничной кроватью. Мужчины стояли в очереди, дроча члены в резинках. Мы были самые молодые. Африканец подошел церемонно:
— Вы хотите потанцевать со мной?
— Хочу.
Она отдала мне свой стакан виски. Ко мне подсел другой негр, завел разговор о Бамако, у нее груди, он бизнесмен, черные колготки, платье взлетело, толпа поскакала, я со стаканами, я платье разложил на стуле, чтобы не помялось, ее поволокли в соседнюю комнату, я побежал за ней, ноги задрали, я только видел ее беспомощную попку, и она крикнула по-русски:
— Отстаньте!
Они кружились.
— Коля!
Я тут же прибежал.
— Извините.
Всех подвинул. Одни нехотя расходились, другие ломились, протягивали ей в рот свои члены.
— Да погодите вы! — отбивалась она. — Коля!
Я не мог пробиться. Она сама бросилась ко мне. Прижалась. Блин, расизм подвел, не могу с неграми, дура провинциальная, я же не из Москвы, лимита подзаборная, ты думаешь: папа — генерал, дай виски, никакой он не генерал, иди сюда, трахни меня, пусть, кто хочет, смотрит, так интереснее, обосратая, ноги небритые, только пусть не трогают. Колечка, ну, я же не лимитчица, у меня ларек с кофточками, блузки белые, никакая я не порностар, у меня не больше троих-то было, и то студенты, и один — с улицы, в Париж захотелось, деньги копила на шикарную жизнь, я из Нижнего, с автозавода, из Горького, где Сахаров, мой папа к нему ходил, его с работы турнули, ну чего, чего ты? у француженок нет таких сисек, я пошутила, лижусь я с суками, ведьма я с неопознанного объекта, я — мертвенькая, ты нюхни меня, втяни носиком, зеленый гной, видишь, стекает, шшш, я — носитель нового гнозиса, у меня папа — русский летчик, алло, заступник, пароль — промежность, пососи мне грудь, дай сюда, имею к тебе поручение, не понимаешь? пойдем, интересно, все надо попробовать. Мы встали. Народ бежал. Пробежал негр.
— Королева.
— Кто?
— Она с двадцатью запросто.
— Супер.
Катя натянула платье. Виду нее был непричесанный. Бежали люди в темную спальню.
— Зрелище. Не пропустите.
На ходу натягивая резинки.
— Она даже в попу.
— Пошли, — Катя оставила на стуле колготки, — смотреть королеву.
В темноте началась оргия. Пол покрылся штанами.
Раздались вопли. Королева схватила чей-то ремень. Остервеневшие набросились. Отпихивая друг друга, проталкивались к телу. Она опрокинулась на кровать, стала брыкаться. Наконец обуздали. Кто-то, в разорванной футболке, сел королеве на грудь, кто-то прорвался к волосам, наматывать на руку, она завизжала-забилась. Катя кинулась к ней на коленях лизать между ног. Иди, позвала, утираясь, покажи, что ты лучше. Орала музыка ретро-сфер. Я разделся: я красивее всех этих выродков, бамакских бизнесменов, я мускулистее исламских фундаменталистов, я чувствительнее миланских кокаинистов, я эротичнее магрибских террористов, расчесанных на прямой пробор аборигенов Австралии, я намного богаче подгулявших немцев, пришедших отметиться американцев. Мое молодое тело светилось в темноте, как торшон. Я схватил королеву за пятки. Кто-то крепкий пришел, прохрипела королева, сжимая соседние хуи. Ты кто? Я стал ее трахать. Мне казалось, она — обезьяна. Народ одобрительно загудел. В толпе я увидел галлюцинацию: московского музыканта, в ужасе смотрящего на меня. Я в маму — тоже близорукий, но, как и она, не ношу очки, ненавижу линзы, я люблю расплывшийся мир, мне в нем уютнее, у меня складываются непроизвольные мысли, лучше при этом не водить машину, я и не вожу — езжу на мотоцикле. Я оседлал королеву, как мотоцикл. Смесь бензина и сникерса. Неважно, что передо мной торчала спина мужика, я мчался вслепую, Катька шлепала меня, давай, ну, мы далеко мчались с ней в темноте.
— Это крепкий, — рычала женщина.
Королева — мотор мечты, хромированная пряжка ремня, надоело видеть скопившихся уродов, отойдите, не расступались, уйди, дай цепь, дворник Саша, забей ты ломом, за́мок в огне с мягкими стенками, собака Микки-Маус, реставрация, 12 шедевров, 17-ый сьекль, у-у-у, у римских пап декан-чернокнижник, она порвала мне щеку, я боковым зрением увидел железную перчатку, дочь генерала, выпавшую из НЛО, и женщина сказала:
— Я больше не могу.
Схватила за горло, сдавила насмерть — мы одновременно кончили и вместе открыли глаза.
— Привет, сынок, — тихо сказала она.
Я сел на кровати и в глубине комнаты увидел отца. Декан стоял голый и, еще ничего не понимая, сгорбившись, дрочился на нас. Я поразился, какой у него толстый, мясистый красный член. Мужики, негры и другие, поняли, что я кончил, набросились на мать, отталкивая меня. Тут отец увидел меня, дико завыл и — кончил. Катя повисла у меня на плече.
— Что ты наделал, — сказала она и, кажется, потеряла сознание. Но мне было не до нее. Мы посмотрели с отцом друг другу в глаза.
— Ну, bon, — сказал он.
— А я вот не кончил, — криво усмехнулся московский музыкант.
Я оглянулся. Я видел: мама хочет освободиться, но они воспринимают это как игру, румын, хозяин заведения, полез на мать со словами:
— Дайте мне! Я никогда раньше здесь, тоже хочу.
Он стал трахать маму, и отец сказал:
— Это жизнь.
Я бросился в бар, схватил, оттолкнув португалку, два кухонных ножа с черными ручками и — в спальню. Я сунул нож в бок румыну, потом — арабу в черных очках, потом еще кое-кому сунул нож, меня сбили с ног, ножи потерялись, я еще дрался бутылкой из-под «Малибу», расквасил голову негру из Бамако, но кто-то сзади завернул мою руку за спину. Отец. Бутылка выпала у меня из рук.
Остаток ночи мы провели в полицейском участке: мама, папа, Катя и я. К утру нас отпустили. Румын, оказалось, дал показания, что он сам порезался в темноте, нося клиентам сэндвичи. Другие порезанные, включая московского музыканта, разбежались. Мы сели в папину машину, и мама сказала:
— Я что-то, Сося, проголодалась.
Папа повез нас в круглосуточный ресторан на пляс Рэпюблик. Мы заказали устриц и белое вино, а Катя еще взяла луковый суп. Мама похлопала Катю по щеке и сказала:
— А ты ничего, молодец.
Катя посмотрела на меня и сказала маме:
— Теперь, наверное, он на мне женится. Можно, я тоже буду Сосей?
Папа сказал:
— БЭЗ сомнения.
Мы смеялись, бледные, невыспавшиеся, и от нечего делать хвалили устрицы. Они в самом деле были свежие.
Родилась в 1962 г. в Москве. Окончила сценарное отделение ВГИКа и Литературный институт. Ее проза публиковалась в «Литературной газете», журнале «Октябрь», других изданиях.
Живет в Москве. Не замужем.
Родился в 1960 г. в г. Владимире. Окончил факультет русского языка и литературы Владимирского Педагогического Института. Печатался в «Новом мире», «Октябре», «Литературной газете», других изданиях. Автор четырех книг, среди них «Эстетика стриптиза» и «Сцены из жизни Ивана Огурцова, диссидента и террориста». В настоящее время не работает. Продолжает жить во Владимире.
Женат, имеет сына.
3. Павел ПЕППЕРШТЕЙН (Павел Пивоваров)
Родился в 1966 г. в Москве. Писатель, художник-концептуалист. Учился в Академии Изящных искусств в Праге. Основатель и участник арт-группы «Инспекция „Медицинская герменевтика“». Автор многочисленных инсталляций, художественных, теоретических текстов, напечатанных в российских и зарубежных изданиях: «Место печати», «Искусство», «Flash-art», «Human space». Опубликованы книги: «Идеотехника и рекреация» (1994, в соавторстве с Сергеем Ануфриевым), «Мифологенная любовь каст» (1999, в соавторстве с Сергеем Ануфриевым), «Девяностые годы» (1999, в соавторстве с Сергеем Ануфриевым), «Диета старика» (1999).
