– Могила карлика? Ацана?
– Нет, – засмеялся Сократ. – Я же тебе сказал. Они сгорели, ацаны. Какая могила. Это Ларис два года назад тут ходила, травки собирала. Она же травками лечит людей. Она и тебе травки давала, когда ты лежал вот такой, – Сократ комично показал Антона, который лежал после гнева титанов – с закатившимися глазами и лицом, выражающим страдание. – Ходила, травки искала и нашла. Наткнулась на ключ сначала. Старый такой, вообще, ключ. Потом немножко покопала совочком и нашла. Сундучок такой старый, вообще, маленький. Сначала обрадовалась, думала – клад. Потом стала думать – а вдруг бомба. Принесла сундучок и ключ Ибрагиму. Ибрагим посмотрел, сказал: «Ларис, ты где это нашла?» Ларис говорит: «Травки собирала, покопала совочком и нашла». Ибрагим отвечает: «Отойди туда, к стенке». Она отошла, открыть сундучок не получилось сразу – замок заржавел чуть-чуть, я тогда принес баллончик, очиститель ржавчины, от велосипеда моего. Побрызгали туда, Ибрагим сундук открыл, посмотрел, что там. Закрыл потом, сказал: «Там не бомба, там хуже. Ларис, кто тебе разрешал это домой ко мне приносить и вообще трогать?» Ларис побелела, спросила: «Ибрагим, боже мой, там что?» Ибрагим ответил: «Там тайна».
– Чего? – замер Антон.
– Как чего, – Сократ широко указал на горы вокруг. – Всего. Вокруг посмотри. Что видишь? Все.
– В смысле, тайна… мироздания, что ли? – спросил Антон удивленно.
– Да, по ходу так, – кивнул Сократ. – Ларис испугалась, говорит: «Оф, боже мой, не надо было трогать». Ибрагим сказал: «А кто тебя просил?» Ларис бегом отнесла обратно на место и закопала.
– Нашла тайну мироздания? И закопала ее обратно? – удивился Антон.
– А что еще делать с ней Ларис могла? В огороде сажать? Закопала, конечно, – удивился в ответ Сократ.
Антон с мальчиком прошли мимо могилки тайны мироздания. Антон посмотрел даже по сторонам, хотел найти цветы, чтобы положить на нее, но не нашел.
Пройдя еще немного, Антон увидел: прямо перед ним, на горе, вернее, из горы, из скалистого хребта Аибги, торчало два толстых ребра. Антон даже испугался немного и спросил:
– Это что? Динозавр?
– Ты сам динозавр! – улыбнулся Сократ. – Это корабль.
– Какой корабль? – удивился Антон.
– Какой. Большой. Сам смотри, – ответил Сократ.
Антон осторожно подошел поближе. Действительно, это были явно не кости животного, а ребра жесткости – корпуса большого корабля, засыпанного полностью каменными глыбами разного размера. Только два ребра торчали из земли. Они были деревянные, но от ветра и времени дерево стало похожим на камень, и по виду, и даже на ощупь.
Антон провел рукой по одному из ребер. Потом посмотрел в сторону моря. Море было очень далеко, вдали и внизу. Антон спросил:
– Но как он сюда попал?
– Как попал, глупые вопросы задаешь, – ответил Сократ высокомерно. – Приплыл, как мог попасть. Во время потопа тут море было. Люди, которые не утонули, сели на корабли, стали искать, где жить теперь можно. Армяне поплыли на Арарат, там жить решили. Осетины и грузины на Казбеке спасались. А мы и абхазы сюда, на Аибгу, пришли. Этот корабль убых построил один, Ной, Ибрагим говорит, он корабли вообще хорошо строил, инженер был, вообще.
– Ной? – спросил Антон. В голове Антона смутно промелькнули картинки из Библии с иллюстрациями Доре – ковчег Ноя. – Он что, был убых?
– Да, – ответил Сократ. – Ибрагим говорит. Убых, а кто еще.
Сократ хотел сразу идти дальше, но Антон еще постоял у каменных ребер корабля. На одном из них заметна была маленькая морская ракушка, окаменевшая, вросшая в дерево, сохранившая тот момент, когда оба они – и корабль, и ракушка – плыли.
Пройдя по извилистому хребту Аибги еще около часа, Антон и Сократ стали спускаться обратно, вниз, на юго-восточный склон. Спустившись по нему, через полчаса вышли к ручью – совсем небольшому, скорее ручейку: тонкая струйка воды вытекала из-под каменной глыбы. Здесь Сократ присел и стал пить воду, зачерпывая ладонью.
– Пей, – сказал мальчик Антону.
Тот тоже стал пить воду с рук.
Вода была очень холодной и вкусной. Антон вспомнил минуты перед гневом титанов – вспомнил не себя, а только свои руки, которые зачерпывают воду из реки и подносят ко рту, и этот вкус, когда пьешь, и тут же хочется еще и еще этой холодной вкусной воды.
– Я пил! – сказал Антон. – Тогда, когда… ты меня нашел.
– Я так и понял, – засмеялся Сократ. – Трезвый был бы – голый бы не купался, или что ты там делал. Конечно пил!
– Да нет, – сказал Антон. – Я пил эту воду.
– Ты внизу пил, – сказал попутчик поучительно, в очередной раз явно цитируя Ибрагима. – Внизу не такая вода. Там людей много. Ты здесь пей, наверху. Вода чище у истока.
Антон с удовольствием попил еще воду из самого истока реки Псоу, в которой он когда-то купался, голый и трезвый.
Они продолжили спуск по юго-восточному склону. Вниз идти было трудней, чем подниматься. Ноги у Антона быстро начали болеть, особенно колени, так что Антон даже один раз упал на бок и чуть не подвернул ногу.
– Под ноги смотри! – сказал Сократ. – Это не асфальт. Это горы.
Антон терпеливо сносил высокомерие своего семилетнего проводника и шел за ним, мучительно мечтая о передышке.
И наконец на первом плато на южном склоне долгожданную для Антона передышку Сократ сделал. И это оказался не просто перерыв. Это и было то, ради чего маленький убых, а с ним и Антон, поднимались на гору.
Посредине плато росло большое старое дерево. Это была древняя груша. О которой Сократ сказал кратко:
– Вот. Наша груша.
– Та самая? – спросил Антон. – Под которой Бестужев-Марлинский?
– Под ней много кто, – сказал мальчик. – Старая она, вообще. У нее корни знаешь какие?
– Какие? – спросил Антон.
– Глубокие, длинные. Они идут в разные стороны, далеко, вообще. Здесь наверху воды мало. Дождь идет часто, но вода не остается, вниз течет, реку делает. А груша воду любит, когда жарко, – вообще, любит, без воды груша не приносит хорошо. Поэтому корни вниз идут, к реке, к Псоу, туда, – Сократ указал вниз на склон горы. – Я когда тебя нашел, ты знаешь почему не утонул? Рукой за корень зацепился, нашей груши. Так что спасибо скажи ей.
– Спасибо, – растерянно сказал Антон.
Груша была старая, невысокая, но крона была очень широкой, в ее тени мог разместиться десяток человек. Антон присел на землю, прислонился спиной к дереву и стал смотреть на грушу снизу. Он вдруг вспомнил, как говорил с Вальком Матвеевым в комнате для мозговых штурмов. Как Валек сказал:
– Как пересадить дерево, не повреждая корней? Что-то не пойму как…
– Вместе с землей, – сказал ему Антон, уходя.
Антон разглядывал искривленные толстые ветви старой груши. Корни которой – прочные, живые – спасли его жизнь. Он смотрел и думал, что такое дерево нельзя было бы пересадить, не повреждая корней. Потому что для этого пересадить надо было бы вместе с горой.
Сократ сел с Антоном рядом, тоже прислонившись спиной к стволу груши, и сказал:
– Когда дождь идет, можешь тут сесть – вообще ни одна капля на тебя не попадет. Снег идет – тоже можешь сидеть. Убыхская груша. Самая лучшая вообще. Ни удобрения не знает, ничего – а груши дает знаешь сколько? Вся деревня столько не съест. И вкусные. Маленькие, но вкусные, вообще. Когда кушаешь – не сладкие, а когда доешь – сладкие.
– А зачем ты к ней ходишь? – спросил Антон.
– Как зачем? – удивился Сократ. – Ибрагим уже десять лет не ходит. Кучка наверх как-нибудь может, а вниз последние два года тяжело ему стало.
– И что ты делаешь, когда к ней приходишь? – спросил Антон.
– Ты что делаешь, когда к кому-то приходишь? Спрашиваешь, как дела. Чем помочь, новости рассказываешь, какие движения, рассказываешь, у тебя.
– И ты ей тоже рассказываешь? – спросил Антон, глядя на грушу.
– Да, а как же? – удивился Сократ.
– А меня ты зачем привел? – спросил Антон.
– Ибрагим сказал, я привел. Ибрагим говорит – ты поможешь, – ответил Сократ.
– Чем помогу? – удивился Антон.
– У него спроси, я что, знаю, – пожал плечами Сократ.
Они посидели некоторое время молча под грушей. Потом Сократ стал говорить по-убыхски. Говорил он деловито, минуты три. Антону показалось, что он даже несколько раз задавал вопросы, потому что интонация восходила вверх в конце предложений, потом Сократ делал паузы, как будто ожидая ответов. Груша ничего не отвечала, но мальчика это не смущало, вопросы его, видимо, носили риторический характер. Четко и кратко рассказав все, что хотел, Сократ повернулся к Антону и сказал:
– Можешь и ты рассказать ей. Что хочешь.
Антон улыбнулся Сократу и ответил виновато:
– А что я могу рассказать? Я ничего не помню почти.
– Ну что-то помнишь, говоришь. Помнишь, что воду пил из Псоу, внизу, как корова, – Сократ рассмеялся. – Может, еще что-то вспомнишь.
