Владимир Романовский - В постели с Президентом

Британцы оказались еще менее интересны, и лягушатники еще хуже.

Роджер возвратился к киоску и купил два радикальных еженедельника — «Прогресс» и «Сплоченность».

«Прогресс»: Президент Дает Пустые Обещания.

«Сплоченность»: Меньшинства: Все Еще Угнетаемы.

Роджер попытался представить себе кого-нибудь на территории Республики, для кого это оказалось бы новостью — и не смог.

Некоторое время он пораздумывал — не открыть ли свою собственную газету, и не попросить ли отца, чтобы он ее на первых порах финансировал? Неплохая идея. Никакой рекламы. Только хорошие репортажи и интересные статьи. Сенсации. Добрый старый журнализм.

Семь долларов за экземпляр.

Выбор читателя — развод популярной восемнадцатилетней певицы за пятьдесят центов или два магната и боксер за семь долларов. Понятно, что они выберут. Два магната, боксер, плюс броская, едкая статья главного редактора про богов постиндустриальной эры за шесть долларов? Может быть. Но из Роджера хороший редактор не получится. И он об этом знал.

Он обнаружил, что находится напротив Пенн Стейшн, только потому, что глаза его вдруг разглядели в толпе две знакомые фигуры — не просто знакомые — главные герои репортажа, который должен был сделать его, Роджера, знаменитым за один день. Мысли все еще были заняты невеселыми делами мира, но ноги уже несли его через улицу, и боковое зрение автоматически удерживало его от попадания под разогнавшееся такси или грузовик. Роджер был прирожденный репортер, живущий в эпоху, когда прирожденные репортеры стали вдруг никому не нужны.

Боксер и богач спустились по ступеням, ведущим в главный проход вокзала. Роджер последовал за ними. Они изучили сперва карту, затем расписание, купили билеты, и присоединились к толпе, стоящей под табло, указывающим, с какой платформы отправляется тот или иной поезд. Встав позади них, невидимый и неслышимый, как и полагается репортеру, Роджер уловил, что поезд их… подадут на… семнадцатый путь.

В проходе, ведущем к платформе имелись эскалатор и лестница, заполнившиеся толпой нью-джерзийцев сразу по объявлении поезда. Одним взглядом Роджер оценил вульгарные (по манхаттанским понятиям) наряды, длинные искусственные ногти и высокие прически женщин, синтетические пиджаки, уродливые галстуки и громоздкие ботинки мужчин. Хорошо натренированное ухо уловило гнусаво-распевные интонации, типичные для некоторых графств штата. Открылись двери, и толпа влилась в вагоны, занимая лучшие места.

Роджер вошел в тот же вагон, что и те двое, за которыми он следил.

До того, как он успел выяснить, откуда именно ему будет лучше видно наблюдаемых, все двуместные сидения у правого борта были заняты. Левобортные сидения были трехместные. Занимались они в соответствии с проверенным временем ритуалом. Сперва в меру целеустремленные дамы и господа занимали места у прохода, надеясь, что мало кто наберется наглости попросить попутчика подвинуться, не говоря уже о притискивании к окну между коленями пассажира и спинкой впередистоящего сидения. В переполненных вагонах, тем не менее, именно это всегда и случалось. Присутствие толпы добавляло просящим и протискивающимся мужества. Таким образом, вторая фаза занятия сидений заканчивалась оккупированием двух мест — у прохода и у окна — каждого трехместного сидения. Свободное место между ними оставалось свободным до тех пор, пока люди, переходящие из вагона в вагон в поисках свободных мест у прохода или у окна наконец отчаивались, и наиболее отчаянные из их числа начинали требовать, чтобы сидящие у прохода либо подвинулись, либо убрали с дороги ноги. Средние места трехместных сидений, занятых со стороны прохода очень жирными, или очень неряшливыми, или очень злобными на вид пассажирами, заполнялись в последнюю очередь.

Роджер Вудз, наблюдая за всем этим, забавлялся до того момента, когда обнаружил, что все места заняты и сесть ему некуда. Пришлось остаться возле дверей. Пространство отделялось от остального вагона стеклопластиковым щитом с рекламным плакатом, изображающим радостно улыбающихся женщин, чьи глаза и зубы закрашены были черным фломастером. Хозяин фломастера также снабдил женщин усами. Очевидно, некоторые из пассажиров Нью-Джерзийского Транзита весьма легкомысленно относились к постиндустриальным жертвоприношениям.

Некоторые из пассажиров уже начали звонить по мобильникам, зачем-то ставя в известность домашних, что они в поезде.

Внезапно Роджер Вудз вспомнил о реалиях и сообразил, что все это бессмысленно. Здесь не было материала для репортажа — по крайней мере для репортажа, который могла бы напечатать уважаемая газета. Некоторое время он раздумывал — не сойти ли с поезда и не выпить ли чего-нибудь в одном из трех баров Пенн Стейшн. Логично, не так ли. Но, не наделенный высоким уровнем интеллекта, Роджер позволил своим журналистским инстинктам победить логику. Кондуктор включил интерком и перечислил все станции, на которых данный поезд скорее всего остановится. Затем он объявил станции, на которых пассажиры могли пересесть на поезда, следующие по другим веткам, и станции, до которых они после этого могли бы добраться. Затем он перечислил все это с самого начала. Двери поезда закрылись.

Роджер Вудз поправил ремень своего журналистского рюкзака, содержащего фотокамеру, портативный компьютер, блокнот, несколько ручек и ключей, и удостоверение личности, и начал пробираться сквозь толпу к двуместному сидению, занятому Джоном и Винсом.

— Эй, Винс, твой биограф пришел, — сказал Джон тихо.

Винс глянул.

— Ага, — сказал он. — Мистер Вудз, собственной персоной.

— Как поживаете, ребята? — любезно спросил Роджер.

— Поживаем хорошо, — откликнулся Джон, забавляясь. — Ты в Нью-Джерзи живешь, Роджер?

— А… Нет, сэр.

— Ты, стало быть, за нами следил?

— Хмм… Да, сэр.

— Ты знаешь — это невежливо, следить за людьми, — пожурил его Джон. — А раз уж следишь, вдвойне невежливо в этом признаваться.

— Сожалею, сэр.

— Что ты рассчитываешь узнать в этот раз?

— Честно не знаю, — признался Роджер. — Я видел, как вы заходите в вокзал. Я понял, что что-то происходит, необычное, поскольку вы не выглядите, ни один, ни другой, как люди, часто пользующиеся Нью-Джерзийским Транзитом.

— Любопытное предприятие, не так ли — эта железнодорожная компания? — спросил Джон. — Я был бы тебе очень благодарен, Роджер, если бы ты сейчас никого не упоминал по имени.

Роджер сообразил наконец, что, вроде бы, никто в вагоне не узнавал Винса. Камуфляж прост и эффективен — бейсбольная кепка и большие черные очки.

— Никаких проблем, — сказал Роджер.

— Как статья продвигается? — спросил Джон.

— Я ее закончил.

— Она в сегодняшней газете?

— Нет.

— Не хватило места?

— Не в этом дело.

Джон издал смешок, и Роджер растерялся еще больше.

— А в чем же? — тихо спросил Винс, не поворачивая головы.

— Ну… вообще-то…

— Винс, не насилуй человека. Он в газетных делах все еще новичок.

Джон ласково посмотрел на Роджера. Этот взгляд был Роджеру знаком. Аристократические друзья его отца одаривали его такими взглядами все детство и отрочество — щедрые люди, позволяющие некоторым обделенным окунуться на какое-то время в лучи врожденного превосходства.

— Так куда же вы все-таки едете? — спросил Роджер, купаясь в лучах.

— Мой зять — единственный, кто это знает, — сказал Джон, излучая аристократическое тепло.

Слово «зять» вызвало у Винса противоречивые чувства. Он не помнил, чтобы кто-нибудь из членов клана Форрестеров когда-либо признал родство с ним, Винсом, вслух.

— Мы случайно давеча встретились, на улице, — объяснил Джон. — Зять мой предложил поехать вместе с ним, подобрать моих внуков и привезти их в город. Я в данный момент не занят, и поэтому охотно согласился.

Станция у которой они сошли с поезда действительно находилась «посреди ничего». Так сказал Роджер Вудз, и Джон благосклонно согласился. Винсу это не понравилось, к тому же он начал нервничать. Он не был уверен, что это и есть та самая станция. Может он перепутал названия. Наличествовали несколько дорожек, стоянка, готовая принять сто машин (стояли только две), и какой-то лес по обеим сторонам железнодорожного полотна. Винс помнил дорожки и лес. Он не помнил стоянку. Еще он не помнил, какая из дорожек им нужна. Единственная асфальтовая дорога, пересекающая рельсы, исчезала в лесу. Винс направился к ней и посмотрел в обе стороны. Дорога выглядела совершенно одинаково в обоих направлениях.

Когда он здесь был последний раз, были сумерки. С какой стороны железной дороги небо было светлее? Он решил, что скорее всего с их теперешней стороны, поскольку они прибыли из Нью-Йорка, а здесь Нью-Джерзи, а значит, они ехали на юго-запад. Солнце как правило садится на западе. Так. Означало ли это, что они сошли на нужной им станции? Нет.