— Ноэль, в этой стране неочевидно их мыслить без брака!
— Дело не в стране, дело в тебе! Ты хотела, чтобы все было по-твоему!
— А ты? А ты не хотел, чтобы по-твоему было?
— Да я шел тебе навстречу! Зачем-то сюда привел!
— Да когда двое друг другу необходимы, они хотят быть вместе!
— Где хотят? У вас в России хотят? Так ты не в России! Здесь люди живут раздельно! По крайней мере первое время!
— Просто тебе, Ноэль, ничего не нужно! Ни семьи, ни ребенка!
— Вот-вот! Тебе требуется три короба обещаний, чтобы чувствовать себя в безопасности!
— Нет, не поэтому, а чтобы знать, что я дорога тебе!
— Обещания ничего не стоят! Сегодня есть они, а завтра их нет! Люди врут друг другу и самим себе!
— У нормальных людей чувства со дня на день не меняются! И что с того, что мне нужна стабильность?
— Вот ты и проговорилась! Ты ведешь себя как банальная самка! Ты в меня просто нож втыкаешь… Я не могу продолжать такие отношения!
— Я тоже. — Марина встала, взяла подушку, плед. — Спокойной ночи.
Тот же серый длинный коридор, по сторонам — двери. Первой идет жгучая брюнетка из Доминиканской Республики, за ней — скуластый азиат с волосами дикобразом, и следом уже Марина.
К автомату, выдающему кофе в карликовых стаканчиках, ноги не несут — как упала на сиденье, всё, пригвоздило. Завидно смотреть на доминиканку, которая быстро-быстро говорит в телефон по-испански и смеется.
Эту ночь раздельно провели, но уже не привыкать. Последнее время Ноэль принялся возмущаться, что «рядом дышат». «Я не могу не дышать…» — «А я не могу спать!» Когда впервые он ее в комнату «с котом» отправил, какая трагедия была! Она перерыла аптечку — валерьянку так и не нашла. С нервами в семействе, видать, все в порядке.
Вызвали доминиканку, настала тишина. Азиат читал газету, шуршал листами. Хотелось знать — будет та же стерва, что в прошлый раз, или бог милует.
Если дадут рабочие документы, за год надо найти «настоящую» работу. Может, у Айко есть связи…
Из двери высунулась мадам с прической «гнездо аиста».
— Нгуен? Селианов?
Азиат вскочил, и Марина вскочила. За столом была молоденькая девица.
— Садитесь, — стала рыться в стопке бумаги.
Вспомнилось: «Все самое лучшее случается неожиданно».
— В вашей просьбе отказано.
— Как?..
— Это работа не по профилю. Вы расстались с супругом?
Марина кивнула, но почему-то ответила «нет».
Девица замерла с папкой в руках.
— Нет или да?
— Да, но мы опять сходимся… Нам нужно время…
— Вы живете с мужем?
— Нет… мы хотели бы проверить наши чувства…
Заплатить Корто, чтобы он согласился перенести развод и притащился в префектуру. Это Ксенькина идея, только, по ее разумению, платить должен Ноэль.
— Проверка чувств законом не предусмотрена, — девица холодно улыбнулась. — Если вы не живете под одной крышей, значит, вы уже не муж и жена.
— И что мне теперь делать?
— Вы меня спрашиваете? — девица пожала плечами.
Марина вышла из здания префектуры — в лицо плеснул теплый ветер.
Каменная скамья на набережной укрыта тенью, но на край пролилось солнце. Марина села, прижала к себе сумку, зажмурилась. Зеленая вода волновалась: только что кораблик прошел. Набрала номер Ксении.
— Я тебе говорила, Денису надо заплатить. Он очень практичный.
— Не думала, что мы с ним до этого дойдем.
— Марин, я тоже не думала, что до этого дойду.
Лорен, дочь овоща, замуж собралась, орава родственников летит в Калифорнию. Папина новая жена в списках гостей не значится. А овощ и не пикнул.
— Да бог с ними, — выдохнула Ксения. — Что у тебя с Ноэлем?
Если неотрывно смотреть на скамью, видно, как утекает тень.
— Мне кажется, что уже ничего.
— Я придумала пословицу про них всех: «Им хорошо там, где нас нет».
Марина хмыкнула, помолчала.
— Через месяц я превращусь в нелегалку, если не уеду.
— Будешь говорить с Денисом?
— Куда я денусь.
— Марина, зайдите в гостиную.
Десять вечера. Болталась по набережной, пропиталась Сеной, как губка: тронешь — вода из глаз брызнет.
Вошла. Мсье Дель Анна сидел с каменным лицом. Приглушил звук телевизора:
— Хотел поговорить с вами, пока Ноэля нет. Я слышал вчера ваш разговор.
Дверь надо было прикрыть. Хотя какая теперь разница.
— Маринка-картинка! — Клелия стоит на пороге гостиной, в пижамке.
— Не ложится без тебя, — мадам Дель Анна ставит на пол тапочки с «мордочками». — Metti le pantofole, Clelia.
Марина помогает девочке сунуть ноги в тапки.
— Будем коти рисовать?
Но тут мсье Дель Анна спас, рявкнул что-то по-итальянски, и Клелия затараторила: “Cinque minuti, nonno, cinque minuti solo!” Она продолжала кричать свое «только пять минут» уже из спальни, куда ее увлекла мадам Дель Анна.
— Извините, что мы вас вчера разбудили.
Помягчевшее лицо мсье Дель Анна снова превратилось в маску.
— То, что вы разрушаете свое здоровье ночными посиделками, это ваше дело. Но мой сын работает в отличие от вас. И устраивать скандалы заполночь может только безответственная… — мсье Дель Анна замолчал, глядя сквозь Марину.
— Я…
— Если с Ноэлем что-то случится от недосыпа за рулем, я достану ружье и пристрелю вас.
Его можно понять. Дочь он уже потерял.
— С ним ничего не случится. Я ухожу.
Слезы лились, она ждала их весь день.
В одиннадцать Ноэль еще не вернулся.
Поднялась в гостиную. Свет был выключен. Заглянула в кухню:
— А мсье Дель Анна уже лег?
Едва спросила, как дверь ванной комнаты распахнулась, и мсье в синем байковом халате шагнул навстречу.
— Я хотела поблагодарить вас за все. Спасибо…
— Пожалуйста, — мсье Дель Анна помедлил и изобразил подобие улыбки.
Когда он исчез в спальне, из кухни раздался театральный шепот:
— Марина! Иди сюда!
И началось: «Куда ты пойдешь на ночь глядя?», «Он просто кипятится, это не со зла», «А Ноэль знает?»
— Знает, — почему-то ответила.
Мадам Дель Анна подошла, взяла за руку. У нее была сухая маленькая ладонь.
— Обещай, что будешь мне звонить. Мы же с тобой подружки?
Толстощекий индиец выдал ключ.
— Последний этаж, направо.
Ирония судьбы — она угодила в ту самую комнату, где поселилась, приехав в Париж. В «табакерку».
Винтовая лестница все такая же скрипучая, дверь по-прежнему перекошена. Открыла ее, включила свет: те же фиолетовые стены, полное дежавю. За окном в темноте угадывались серые крыши, прошитые на стыках, алюминиевые дождевые желобки, кирпичного цвета столбики каминных труб — стайки замерших на задних лапах сусликов: «Кто там? Кто там?» Где-то лежит рисунок с видом из окна.
Села на кровать. Час назад хотелось именно этого — остаться одной. Но одиночество оказалось слишком объемным. На мобильном светились цифры: «00:00». Так нельзя. Надо позвонить Ноэлю. Марина отдернула покрывало, легла на подушку. Наволочка пахла старым чистым бельем. Прошло еще двадцать минут бесконечной тишины. Зазвонил телефон.
Солнце. Солнце! Забралось в «табакерку», сунуло нос в каждый угол, развалилось на кровати. Стены при дневном свете не фиолетовые, а нежно-сиреневые. И крыши за окном. И не слышно пылесоса, скребущего по кафелю. Свобода!
Разве так она представляла это расставание? Разве расставание бывает радостным? Почему ей хочется улыбаться — ведь всё полетело под откос? Марина откинула одеяло, встала, потянулась — на цыпочки подняло.
Значит, так: бумаги действуют еще месяц. Пока неясно, что делать, но можно начать со звонка Корто. И сколько денег ему предложить?
Да, Ноэль вчера позвонил. Двухминутный разговор ни о чем, легкое стеснение. Без прощаний обошлись.
Надо попробовать с мадам Бюиссон договориться — проживание в «Акации» за работу.
Самое лучшее случается неожиданно.
Вышла из душа, обернулась в большое махровое полотенце. И никакого тебе марш-броска с губкой! Сво-бо-да!
Крыша напротив окна лоснилась от солнечного света.
Мадам Бюиссон слушала, качала головой из стороны в сторону — казалось, что голова будет качаться, даже когда Марина замолчит. Но голова остановилась.
— Бедняжка моя. Да я столько работы тебе не найду, чтобы комнату заблокировать на месяц. Но ты не грусти. Если не зазорно, селись в подсобке. Правда, матраса для тебя нет… Постой… в «Икее» я видела недорогие: сосиска вакуумная, откроешь — шшух! — Мадам изобразила руками взрыв. — Сегодня Бен дежурит, на мотоцикле быстро обернетесь.
