— Слушай, Яков, может, она и хорошая баба, я не знаю. Только не надо ее к нам в дом, — попросил Кузьма.
— Почему? — удивился тот искренне.
— Она в начальниках всю жизнь ходила. Пусть и порядок был. Но не она его наводила. Люди. Зачем нам эта? Нам добрая нужна в бабки. Как сказка. Чтоб не приказывала, а уговорить детву умела. Нам порядок не столь в доме, сколь в душе нужен. В детской. Это дорого. Нам не порода, а природа нужна. Не хочу начальницу. С ней дети в своем доме застынут. И что за человек, какой делал доброе городу, а люди ей подмочь не хотят… Не верю… Не бывает, чтоб весь город из дураков был. Значит, сама говно! Да и ты, если она и впрямь путевая, сыскал
бы возможность взять в стардом, не дал бы загинуть, — говорил Кузьма.
— Дело твое. Но не стоило тебе отказываться от человека, не увидев, не поговорив с ней.
— Я ж не для себя ищу. Внучатам. А им с теплым сердцем человек нужен. Зачем начальницу? Это у них впереди. Не хочу испортить их жизни.
— Ладно. Хорошо, что не дозвонился. Давай с другой поговорим. — Достал записную книжку. Полистал, нашел какую-то запись. — Ага! Вот она! Кажется, то, что тебе надо! Ей пятьдесят шесть. Твоя ровесница. Живет в деревне.
— С чего ей в город захотелось? Иль с хозяйством перестала справляться? Надоело все? Тоже в богадельню на очередь записалась? — бурчал столяр.
— Она к нам и не собирается, — осек Яков.
— Откудова знаешь ее?
— Кузьма, ты няньку внукам ищешь или жену себе?
— С последней без мороки было б. Но потому и один поныне, что внуков имею. Им любую не приведешь. И ошибиться не хочу. Не к себе, к сыну поведу, там про все захотят прознать, опрежь чем детву доверить. Так вот я загодя спрашиваю…
— Ну уж к этой у тебя претензий не может быть! — Перевернул страницу записной книжки и продолжил: — Ее я знаю с первого дня работы в стардоме. Она в баннопрачечном комбинате работает. Приемщицей. Зарплату уже год не получает. Жить не на что.
— А дети имеются?
— Дочка. Уже замужем.
— Что ж не подможет?
— Сама без зарплаты сидит.
— Значит, станет и ее кормить. Не пойдет.
— Послушай! А вот эта? Беженка! Ей пятьдесят лет. Одна. Ни родни, ни кола, ни двора, ни работы. Ничего, кроме горя. Хотя, конечно, не возьмешь. Скажешь, мне нужна бабка, чтоб внуков согрела. А эта сама до конца жизни не оттает, — усмехнулся Яков заранее.
— Погоди. Дети у ней были? Умеет смотреть за ними, ухаживать?
— Вот этого не знаю, — признался Яков.
— А как прознал о ней?
— В комитете по соцзащите населения познакомились. Хорошая, душевная женщина. Но очень несчастная. Много спрашивать не мог. Не то время. Не определилась она. Зацепилась временно в гостинице. Уборщицей работает. О ее жизни спрашивать было совестно. У нее вся голова седая. Это не с добра. Взял ее координаты на всякий случай. Ничего не обещал. Да и она ни на что не надеялась.
— Она в гостинице каждый день работает? — спросил столяр.
— Конечно! Но зарплата крохотная. То и держит, что ей каждый день талон дают на бесплатный завтрак в столовой. Иначе уже не выжила б.
— Она ж получку имеет.
— Ее даже копейками назвать нельзя.
— Давай испробуем. Свидеться надо с ей. Поговорить с глазу на глаз. Согласимся иль нет? Как знать?..
— Лидия Степановна! Вспомнили меня? Нам с вами увидеться надо. Обговорить одно предложение. Нет, оно для вас не обидное и не оскорбительное. Хочу помочь вам и семье человека, какого уважаю. Им нужна няня для детей. Их трое. Все малыши. Живут в частном доме. Нет, хозяин дома хоть и вдовец, но живет отдельно. Там — его внуки. Да, дети работают и живут в том доме. Адрес не буду называть. Вам нужно сначала встретиться с хозяином. Поговорить с ним. А уж потом что-то решите. — И предложил беженке встретиться после работы.
— Лидия Степановна! — подала женщина руку Кузьме, тот забыл, что с ней надо делать. Растерялся. Выручил Яков. Понял, давно не приходилось столяру знакомиться с женщинами.
— Пойдемте присядем! — предложил Яков и повел Лидию с Кузьмой к парковой скамье, сам отошел в сторонку, заговорил со стариком, устроившимся неподалеку, и словно забыл, зачем пришел сюда.
— Лидия Степановна, Яков вам все обсказал, зачем хотел свидеться, — заговорил Кузьма.
Женщина перебила:
— Зовите просто Лидой. Не столь велика разница меж нами. Да и чем проще обращение, тем легче говорить. — Проложила начало и сама рассказала о себе. — В беженках я уже давно. Из Казахстана… Работала там больше тридцати лет, на целине. Девчонкой приехала по комсомольской путевке. В голой степи построили совхоз.
— А работала кем?
— Трактористкой! Кем же еще? Хорошо получала. Все было. И дом, и сад. Хозяйство имела свое, — полились слезы из глаз.
— Чего ж семью не завела?
— Был муж, да спился. Прогнала я его взашей. С детьми не повезло. На тракторе сорвалась. Выкидыш получился. Один, потом второй. А дальше лечиться надо было, менять работу. А на какую? Я ничего больше не умела, только пахать, сеять, убирать. Грамотешки маловато, всего семь классов, с ними не разгуляешься. Вот и присохла в трактористках. Другой судьбы не дано было. Это уж потом ученые узнали, что баб на трактор нельзя сажать. Не рожают. А тогда готовы были сами в плуг впрячься. У молодости нет страха. За ту смелость в старости расплачиваемся. Ну да что теперь? Прошлое не воротишь.
— А что ж нормального мужика не нашла себе? Иль не водились там?
— Хорошие все заняты. Плохого самой не надо. Так и жила — не жена и не вдова! Короче, одиночка, и все тут. Цеплялись, бывало, иные. Ну да я их «разлукой» по башке оглажу раз-другой, дурь вылетала мигом. Больше не приставали. Оно не только заводной ручкой от трактора, какую «разлукой» звали, а и кулаки приходилось в ход пускать, чтоб иных отвадить. Кому охота позориться? В совхозе все на виду друг у друга жили. Так бы оно и до конца, если б не перевернулось все кверху задницей. И наше хозяйство никому не нужным стало. Ни горючки, ни получки не давали нам. Вот и живи, как хочешь. А тут местные прикипаться стали. Мол, сматывайтесь в Россию, покуда вас в домах не подпалили. Мы не верили. Они доказали. Три семьи заживо… Кому охота быть очередными? Стали соображать. У меня хуже всех. Никого в целом свете. Думала, за деньги от хозяйства домишко куплю какой-нибудь — в деревеньке. Да не повезло. Инфляция все сгубила. И все, что имела, вовсе обесценилось, превратилось в крохи, в пыль. О том нынче говорить стыдно. Сунулась за помощью, а мне в ответ: «Мы вас не звали! Вас с прежних мест не выгоняли. Возвращайтесь обратно». А куда? К кому? Наревелась. Наголодалась досыта! Без угла. Жить не хочется. Как дальше быть, ума не приложу. Живу в подсобке. Вдвоем с такой же бедолагой. Устали. А и Бог забыл. Смерти не дает.
— Детей любишь? Иль холодная душа, все бедами поморозило?
— Детвору как не любить? Хотела себе ребенка взять. Но там очередь была большая. На десять лет вперед. Пока дите получишь, состаришься. Где те силы, чтоб поднять и вырастить его? Вот и здесь не повезло.
— Готовить умеешь?
— Я ж в совхозе жила. У нас столовых не имелось. Все сами себе готовили. И мужик не обижался на меня.
— Ну а если к моим детям пойдешь жить? Будет своя комната, питание. Коли сладишь, я приплачивать стану из своей получки. Но много не смогу. Сам не густо имею.
— Дай гляну на твоих. Попробую. Я никогда не была в няньках. Не знаю, как получится. Если пойму, что справлюсь, тогда поговорим. Хорошо? А коли не смогу, скажу честно и уйду. Тогда и условия не надо оговаривать.
— Когда ж знакомиться пойдем с моими детьми?
— А хоть сегодня! Я уже с работой управилась. Время имею.
Кузьма сказал Якову, что увозит Лиду к своим. И, не предупредив детей, через десяток минут вместе с женщиной вошел в дом.
— Ну, плесень, ты даешь! Телок меняешь чаще, чем я носки! — оглядел Максим женщину.
— Замолкни. В няньки привел! — цыкнул Кузьма на зятя.
— Нянька? Это ж танк — не баба! Гля! У нее корма, как паровозный тендер. Я против нее зародыш! — говорил Максим.
— Ты не зародыш! Выкидыш! — осекла Лидия зятя. И, отодвинув его плечом к стене, прошла на кухню. Там встретилась с Зинкой, Ольгой. Разговорилась с ними. И никто не заметил, как на кухню вошла Ксюшка. У Кузьмы от страха все оборвалось. Он не успел предупредить Ксюшку, чтоб та не материлась при чужой тетке.
Женщина, разговорившись, не увидела девчонку. А та, подождав, спросила, как обычно:
— Скоро, бляди, жрать дадите?
Зинка покраснела мигом. Ольга растерялась. А Лидия, словно ничего плохого не услышала, позвала к себе на колени Ксюшку.
Та спросила, хитро прищурившись:
— А ты к нашему деду хочешь подвалить, толстожопая бочка?
Кузьма вскипел. Прикрикнул на девчонку зло. Велел ей выйти в спальню, пока взрослые позовут к столу, и тут же услышал:
