— О, нет, мсье. А почему вы не хотите, чтобы я ей позвонил?
— Ее сейчас нет в номере. Когда я уезжал из отеля, она шла на пляж.
Он поднял брови:
— На пляж? Энджи? Что ей делать на пляже?
— Купаться.
— Сейчас? Во время отлива? Море ведь отошло за коралловый риф.
Недоверчивое выражение его лица заставило меня быть крайне осторожным.
— По приезде она встретила друзей из Калифорнии и пошла вместе с ними.
Человек снял с носа очки и положил их на досье. Потом долго растирал лоб.
— Вы меня удивляете… Она ненавидит тесноту на пляже и купается только во время прилива, чем более неспокойно море, тем лучше она себя в нем чувствует. С террасы коттеджа ей надо спуститься всего на пять ступенек, и она может нырять в воду. Она знает все течения, она прекрасная пловчиха.
— Вы устроили мне настоящий допрос. Я скажу Энджи, что вы не дали мне ключи. Отказали! Посмотрите, какой будет ее реакция.
И добавил доверительным тоном:
— А вы, случайно, не сдали коттедж кому-нибудь в субаренду?
Он воздел руки к небу:
— Мсье, да как вы смеете? Это оскорбление! Сдать в субаренду коттедж Энджи? Мы здесь не нахалы какие-нибудь, не проходимцы, не…
— Не знаю, кто вы есть на самом деле, но вы явно тянете время…
Он мстительно посмотрел на меня:
— Сказать мне, что я сдаю в субаренду?! Она никогда бы так не сказала.
Он встал, повернулся ко мне спиной, отрыл старый стальной ящик, служивший ему сейфом, и взял оттуда ключи.
— Вот они, ключи. Я отведу вас…
Я попытался смягчить его:
— Думаю, что мы оба погорячились. Извините, что обидел вас неудачной шуткой… Но ваше поведение тоже было не особо приятным.
— У меня тяжелый характер, это правда. Я слишком нетерпелив и недоверчив, поэтому стараюсь не общаться с клиентурой. Мне не хватает хороших манер. Я увлекаюсь.
Мы спустились по спиральной лестнице, затем вышли на центральный дворик, прикрытый сверху листвой деревьев. Свет был очень ярким, а влажный горячий воздух затруднял дыхание.
— Содержать коттеджи очень трудно, надо гонять обезьян, уничтожать насекомых… К счастью, характер кенийцев позволяет требовать и добиваться точного исполнения работы. Они обожают вашу жену, называют ее мисс Энджи или мама. Она всегда приезжает с чемоданами, набитыми одеждой, десятками пар кроссовок и все раздает.
Мы шли по естественному коридору между двумя гигантскими изгородями. От этой каменистой дорожки отходили многочисленные тропинки, окруженные буйно разросшимися кустами. Показалось белое здание. Подошли два кенийца, поприветствовали нас словами «джамбо», что на суахили означало «здравствуйте». Англичанин поговорил с ними сначала короткими слогами, потом целыми тирадами. Лица кенийцев сразу же расплылись в улыбке, они повернулись ко мне и бесчисленное число раз повторили «джамбо сана». Гарднер представил их, они были садовниками коттеджного комплекса.
— Они рады познакомиться с вами, они очень любят Энджи. Когда она здесь, она с ними болтает, смеется, даже кричит.
— А они не говорят по-английски? Не могли бы вы перевести?
— Они думают, что вы их понимаете.
И произнес фразу, которая упала, как нож гильотины:
— Энджи бегло говорит на суахили. Они думают, что и вы тоже.
Это был удар. Я повернулся к кенийцам:
— Рад познакомиться с вами. Я пока не говорю на суахили, но скоро научусь.
Они рассмеялись и ответили мне по-английски:
— Придет день, и вы заговорите на нашем языке, бвана!
— Мистер Гарднер. Примите мои поздравления. Здесь все в идеальном порядке.
— Организация — это один из наших коньков. Если бы только знали, как я рад, что смогу наконец познакомиться с Энджи…
— А разве вы еще не встречались с моей женой?
— Увы, нет. Я знаю ее только по рассказам Пфайфера. Периоды моего пребывания здесь никогда не совпадали с приездами Энджи. А в этом году все иначе…
Мы подошли к дому который возвышался над всей округой.
— Вот мы и пришли. После нескольких лет ожидания ей удалось снять единственный двухэтажный коттедж. Она, вероятно, рассказала вам все перипетии этой истории…
Гарднер повозился с замком и вошел в узкую и темную прихожую. Потом принялся что-то делать в темноте. Оказалось, он искал окно где-то в глубине этого туннеля.
— Ваша жена очень великодушная и воспитанная женщина. Кенийцы — люди сдержанные и достойные от природы. Они не любят грубого обращения. Энджи распоряжается так, словно их просит. Как только она приезжает, начинается праздник.
Воздух в доме был спертым. Гарднеру удалось открыть окно, огромные толстые листья лианы прилепились снаружи к створкам, ему пришлось приложить усилие. Я увидел, что темный коридор вел в скромно обставленную кухню. Шагая по гранитным ступенькам узкой лестницы, мы прошли в темную комнату. Гарднер открыл окно, резким движением распахнул ставни, и в комнату ворвался сумасшедший свет, сверкающая лазурь в отблесках безумного солнца. Горизонт был ограничен коралловым рифом, но полоска песка явно уменьшилась — наступил прилив.
— Это столовая, — сказал Гарднер, — Во время прилива можно из окна ловить рыбу. Но это — шутка. С террасы перед домом можно спуститься прямо в море.
Он улыбнулся.
— По словам Пфайфера, Энджи часами сидит у окна и смотрит на море.
Мой взгляд скользнул по креслу-качалке… Энджи с закрытыми глазами перед океаном. Я прикусил губу.
— Надеюсь, что и вы тоже прекрасно плаваете. Это море очень опасно. Хотя Энджи и чемпионка по плаванию и знает все течения, но и у нее могут возникнуть проблемы.
Он замолчал, испугавшись, что сказал лишнего.
— Проблемы?
Он промолчал и пригласил меня пройти на террасу.
В конце террасы выдолбленные в скале ступеньки еще не были покрыты водой.
— Дно моря, — сказал он, — не такое уж безобидное, как кажется с виду. Во время прилива образуются завихрения течений.
И продолжил:
— Вы хорошо плаваете?
— Неплохо.
Слева, ниже на половину этажа, я увидел крышу из пальмовых листьев.
— А это что?
— Пристройка к этому зданию. Наверху комната, внизу гостиная. Доктор Говард спал на диване в этой гостиной, куда не заглядывает луна. Говард страдал от яркого света луны и все время на это жаловался. Энджи как-то сказала моему другу, что только тот мужчина, которому понравится в этом месте, сможет когда-нибудь стать ее настоящим спутником жизни. Если вы не страдаете клаустрофобией и не слишком чувствительны к влиянию луны, вы можете надеяться на очень многое, мистер Ландлер. Пойдемте, я покажу вам комнату.
Чтобы попасть туда, нам пришлось снова подняться по узкой лестнице. В большом помещении стояли рядом две кровати, накрытые тканью в цветочек, пол представлял собой большие плиты природного камня.
— Это местный камень, — сказал Гарднер. — Его обрабатывают на месте. Убираться довольно затруднительно.
Он открыл ставни, по глазам ударил бирюзовый цвет неба. Одиночество с видом на вечность. Женщина, которую я убил, любила бесконечность. Теперь она очутилась там. С этими мыслями, которые я старался сделать холодными и ясными, мне так и не удавалось убедить себя в собственной решительности и не испытывать угрызений совести. Внешне я был спокоен, но сердце билось как сумасшедшее. Оно реагировало на слова и мысли, а мне казалось, что я воспринимал их, не моргнув глазом.
В тот момент я еще не знал, что угрызения совести могут быть симптомами психосоматического расстройства. Я вообще ничего не знал.
— Этот дом построен из кораллов, — сказал Гарднер. — Кораллы — основной строительный материал на побережье. Их вытаскивают из моря и строят из них стены.
Говорила ли она мне об этом? Я не мог вспомнить.
— Вы переезжаете завтра утром, мистер Ландлер?
— Конечно.
Трудности были непреодолимые. Гарднер Энджи ни разу не видел, а кенийцы? «Пустой» коттедж оказался выдумкой. Или я плохо слушал Энджи, или она хотела удивить меня на месте прекрасным сервисом. Но надо было держаться.
Своды этих двух домов были сделаны из вставленных один в другой камней и поддерживались старыми балками и побеленными известью стенами. Эта каменная мышеловка готова была захлопнуться за мной.
— Энджи боится здесь только морских змей, которые прячутся в норах среди кораллов. Нужны хорошие тапочки, с детской радостью она любит прогуливаться по дну этого кишащего жизнью моря. Эта ваша первая поездка в Африку, вам следует изучить «способ применения» Кении.
— Какой способ применения?
— Это шутка, мистер Ландлер. Или почти шутка. Здесь рай, если умеешь приспособиться.
Он посмотрел на меня:
— Вы ведь не родились в Америке, не так ли?
