И сменилось правительство, и снова порядок, мир – и небо, затянутое тучами. Еще одна возможность (для нас – первая) осталась неиспользованной. Осенние ливни смыли кровь, которую в Реджо и Палермо парни моих лет и люди в возрасте Милло оставили на знакомых с ней мостовых, – ту самую кровь, что кипела в нас.
«Ты экстремист», – теперь говорит мне Корради. А Милло: «Ты стал спокойнее, но в сущности не изменился…» «А что можно было сделать? – спрашивают они у меня. – Мы не на Кубе. У нас не диктатура, а буржуазная демократия».
Это наше снотворное, наше лекарство.
«Ты забываешь о союзе с Америкой. Забываешь о Ватикане. Забываешь о политической линии и ее результатах, которые нельзя сбрасывать со счетов».
Кажется, вот-вот они заявят о своем проигрыше. Что делать? Не знаю. Но убежден в одном – решение наших проблем больше не ограничивается рамками вооруженной борьбы. Из тарана мы превратились в крепостной вал. Может быть, один из путей – профсоюзы, которым мы уделяем сейчас много внимания… Наша молодость по-прежнему чего-то стоит. Люди говорят со страхом о ракетах, об атомной и водородной бомбе. Возможно ли, чтобы техника победила нас? Разве мы, вооруженные нашими идеями, слабее ее?
Будет новый июль, и мы еще посмотрим.
– Вот и лето прошло, – говорит Форесто. – Шевелись, чернявый, поддай жару, выбрось из головы своих блондинок, больше жизни. – Он понял, что не должен переходить определенной границы, и я терплю его вульгарность: рядом с ним я стал настоящим фрезеровщиком.
После ужина Иванна входит в мою комнату, я только что лег, и она приводит в порядок мои вещи, садится рядом, мы выкуриваем по последней за день сигарете. Это было вчера вечером.
– Кто эта девушка?
– Откуда ты знаешь?
– По всему видно.
– Нет, ты взяла меня на пушку.
– Возможно. Я так надеялась.
– Да, ты попала в точку, но рана есть рана: она прекрасно зажила, и все же – тебе это известно лучше, чем мне, – стоит раздеться, и виден шрам, даже если он больше не болит, когда к нему притрагиваешься.
– Как ее зовут?
– Обыкновенное имя. Мария. Но она хочет, чтобы ее называли Мариолиной.
– Это у вас серьезно?
– Нам хорошо вдвоем, она мне нравится. Я отдал ей кольцо. Оно у меня уже было, ты не знала. Оно ей в самый раз, как будто по мерке сделано.
– Продолжай. Имею я право знать?
– Я познакомлю тебя с ней, если хочешь, хоть завтра. Она еще совсем молоденькая, пусть тебя это не пугает. Ей недавно исполнилось пятнадцать лет, «почти шестнадцать», говорит она, но выглядит она не таким уж ребенком. Мы познакомились в Народном доме, на танцах. Она дочь токаря с «Гали», очень хорошего токаря. Она еще учится, учится неплохо… С ней не случится того, что случилось с тобой: она получит диплом учительницы! Красивая, ничего не скажешь. У нее черные-пречерные волосы, никаких причесок, в голове не так уж много идей, но они ясные. Когда мне присвоят второй разряд, а она начнет преподавать или где-нибудь служить, мы, возможно, поженимся, у нас уже был об этом разговор. Через год, самое большее – через два. Тогда эти комнаты останутся вам с Милло.
– Может, ты замолчишь? Просто вы уже мечтаете о своей будущей квартире!
– Чего-чего, а люстр в ней не будет.
– Что до той моей, то даже если бы она уцелела, то давно уже вышла бы из моды. Знаешь, в тот вечер, когда мы отправились за ней, с нами был Миллоски, я тебе не рассказывала? Это был ужасный вечер, ветер так и хлестал по лицу, и я, в короткой юбке и на толстенных каблуках, какие носили тогда, сама тоненькая, крепко держалась за твоего отца – иначе меня буквально бы ветром унесло. Мы назначили свидание в центре, в баре «Боттегоне», лишних денег у нас не было, и мы заказали, кажется, одну чашечку кофе и порцию макарон, а твоему отцу очень хотелось шоколада. От Соборной площади до виа Рондинелли рукой подать, и, сидя в баре, мы вместе все время разглядывали документ, дававший нам право на значительную скидку. С минуты на минуту мог раздаться сигнал воздушной тревоги; если бы магазин оказался закрыт, нам пришлось бы отложить неизвестно на какой срок эту покупку, которая казалась нам самой важной. А ведь мы еще не успели обзавестись даже кухонной утварью – чудные мы были. Но гостиную я просто не могла себе представить без люстры. На углу виа Панцани мы встретили Миллоски, я сразу же поняла, что нам от него не отвертеться… Того магазина больше нет, и я спрашиваю себя, был ли он вообще. В тот день, когда люстра выскользнула у тебя из рук, мне показалось, что вместе с ней разбилась вся моя жизнь. Но ведь мы сейчас восстанавливаем ее, не так ли, Бруно?
– Да, но сегодня-то ты мне скажешь, в чем было дело?
Перед ней как бы барьер горьких воспоминаний, которые она похоронила – в этом она уверена. Ее бедное красноречие неожиданно иссякает.
– Там было столько люстр, и все красивые, мы остановились на трех, которые были нам по карману, и никак не могли решить, какую взять. Твой отец предложил, чтобы выбрал Миллоски, я согласилась. Он выбрал ту, что мне нравилась меньше всех.
Очень холодный вечер; над берегами Терцолле туман, окна запотели – все как год назад. С завтрашнего утра я работаю на «Гали».
Так флорентийцы называют большой завод «Галилео», производящий главным образом оптику. (Здесь и далее примечания переводчиков.)
До свиданья, до скорой встречи, миссис Сантини (англ.).
Городской комитет профсоюзов.
В июле 1960 года должен был состояться съезд неофашистской партии. Генуэзцы сорвали планы неофашистов и изгнали их из своего города. В Риме, Реджо-Эмилии, Палермо и других городах страны возникли стихийные демонстрации солидарности с трудящимися Генуи. Правительство Тамброни бросило против демонстрантов войска и полицию, но единство демократических сил привело к падению правительства.
О, вы бабушка! Да, я понимаю… Умер солдатом… О да, бедная женщина (искаж. англ.).
Эй, что там случилось? О, черт, пошли, ну ее, эту старую ведьму… Прощай, Бруно (искаж. англ.).
Сапата – герой мексиканской революции 1910–1917 гг. Галло – боевая кличка в годы Сопротивления Луиджи Лонго, генерального секретаря Итальянской коммунистической партии. Энрике Листер – командир Республиканской испанской армии во время гражданской войны в Испании.
Система «человеческих отношений» (англ.) – отделы психологической и социологической службы на современных капиталистических предприятиях.
Северный и северо-восточный ветер.
Маленькие друзья (англ.).
Не хотите (искаж. англ.).
Персонажи американских комиксов.
«Сувениры Флоренции» (англ.).
Ты это брось, Бруно (англ.).
Праздник победы над фашизмом.
На крупных итальянских предприятиях хозяева, желая изолировать наиболее активных политически рабочих-коммунистов, практикуют перевод их на неквалифицированную работу в подсобные цехи, изолированные от предприятия.
Хватит, бэби (англ.).
Эстрадные певцы.
Джина Лолобриджида и Мэрилин Монро.
Итальянское название фильма известного американского режиссера Элия Казана. Эва-Мари Сент – американская киноактриса.
Блюда греческой кухни.
Знаменитый велосипедный гонщик.
Эй, Джо, куда идешь? (искам, англ.).
Фашистские каратели в первые годы режима Муссолини; сквадра – боевая группа сквадристов.
«Итальянское социальное движение» – неофашистская Партия в послевоенной Италии.
Стихи Федерико Гарсиа Лорки.
Стихи В. Маяковского.
Стихи В. Маяковского.
Здесь – гангстерская организация.
Пошли (англ.).
«Веспа»– «ламбретта», «125» и «бенелли» – итальянские марки мотороллеров и мотоциклов.
Обвиняемый на одном из сенсационных судебных процессов в Италии.
Итальянский коктейль.
Виареджо и Форте-деи-Марми – известные приморские курорты.
Флоренский пляж (англ.), Сен-Тропез и Санта-Моника – известные курорты.
